Текст песни В.С.Высоцкий - Четыре четверти пути. Четыре четверти пути
Четыре четверти пути
О фильме «Высоцкий. Спасибо, что живой»
Вот посмотрел фильм «Высоцкий. Спасибо, что живой».
Очень даже неплохой фильм, скажу я вам.
1980 год, год до смерти барда. Все мы знаем его срок, не боги, все нам ясно. На экране резиновая маска поэта, неживое лицо, обездвиженное, обескровленное, статичное. А какое у него было лицо тогда? Смертельно уставшее в сорок лет, изнаркоманенное, исколотое, испитое. Да и сам Владимир Высоцкий не герой и не пророк. Артист, опустившийся до уровня наркомании и «чёса», «левых» концертов и шабашек. Без самого малого преступник по меркам того времени, расхититель соцсобственности и рвач.
Мятущийся и опустившийся, брошенный и любимый, он через силу едет в благословенную Бухару, как говорят на Востоке, «Бухара-шериф», город-жемчужина, где древние неуклюжие башни увенчаны гнездами аистов. Бухара! Восточный базар, гортанная перекличка на улицах, город, тогда еще наш, а теперь окончательно потерянный для русской ойкумены… Туда направляется русский поэт Высоцкий (Сергей Безруков? Впрочем, только он это и может сыграть), его «продюсер» Павел - профессиональный гешефтмахер в исполнении Максима Леонидова, врач-реаниматор Игорек (А.Панин), лукавый и подлый, небольшой артист Сева (И.Ургант). Едут зарабатывать бабло. Высоцкому - на наркоту, его продюсеру - на кайф. Высоцкий здесь не девочка-ляля, не «жертва режима», испившая «всю горесть репрессий», не непонятый обществом великий артист, не пресловутый диссидент. Поэт играет по «правилам», он едет «пилить» трешки и пятерки своих поклонников в одной из «самых дальних гаваней Союза», не очень-то честный и порядочный. Что ж смотреть на такого?
Не сразу и поймешь. Первые десятки минут давишься от мерзости его словно резинового лица-маски, столь не похожего на растиражированные миллионами копии портрета «нашего» «Володика». От его рвачей-дружбанов, ловко наживающих тысячи на таланте поэта. На его поте и крови, конвульсиях и судорогах. Но и его болезнь следствие его пьянства и бездуховности, лжи и блуда…
И вот тогда, когда наименее подготовленный к сюрпризам режиссера Петра Буслова зритель начинает подтягиваться к выходу из кинозала, в среду этих ничтожных киногероев - мелких «бизнесменов» и торгашей - врывается настоящее ЗЛО - палач из спецслужб Бехтеев (А.Смоляков). И здесь первый надрыв. Настолько уж явственно и близко это зло стукачества и верноподданичества, что зрительный зал начинает закипать. Здесь даже организатор концертов Высоцкого в Узбекистане Фридман (Д.Астрахан) - стукач и вор - становится положительным героем. Отечественная кинокритика назвала героя Андрея Смолякова очередным «героем нашего времени», но палаческое начало не вытравишь никакой ретушью. Смоляков цельно и талантливо сыграл средоточение подлости и лжи. В фильме он самый настоящий оборотень в погонах. Уже тогда такие, как он, меньше всего думали о безопасности страны, им для очередной звездочки на погоны и бирюльки на китель нужно было свернуть в бараний рог артиста. Что ж, это не так уж и сложно. Ведь все его друзья были завербованы. Маленькие люди, со своими грешками и должками… Неужели их нельзя было дожать, додавить мощной державе, казавшейся тогда великим колоссом!
О той державе чуть-чуть, о моем Союзе. В фильме небезынтересно показаны предпосылки грядущей геополитической трагедии 91-го года. Великого Развала Державы. Здесь и лживость, и показуха официоза, местничество националистических баев и божков местного разлива, лишь для вида размахивающих партбилетами, и пир во время чумы партноменклатуры, и гнусное шипение мещан. Но даже в фильме много правды. Средняя Азия! Родина великих поэтов и философов, замечательный народ, еще не ставший народом «равшанов» и «джумщудов». Разбавленный Старшим Братом - русскими учителями, врачами, музыкантами, мастеровыми, - подтянутый ими в культуре и профессии до нашего уровня. Еще скованный советской дисциплиной, направленностью к труду и созиданию.
Но вернемся к полковнику Бехтееву. Он, профессиональный лгун и карьерист, решает взвалить на свои плечи непомерную ношу - раскрыть «подлые» делишки Высоцкого. И все ему в помощь. Система и время, стукач Фридман и суперсовременная аппаратура (стереомагнитофон, скажите пожалуйста!). И вот уже Фридман сохранил левые билеты с контрафактных концертов, и Бехтеев перехватывает доморощенного наркокурьера Высоцкого Татьяну. Давай, слуга режима, застегивай наручники на запястьях поэта.
И здесь второй удар, словно девятый вал ледяного океана опрокидывается на зрителя. На сцену убогого концертного зала Бухары выходит артист. Он покрылся потом, не может произнести и слова от одышки, он в нестиранной рубашке. Но это Высоцкий! Наверное, совсем не тот, который был на самом деле. Но наш, нами же созданный образ русского барда. Он в огнях рампы! Он на глазах у тысячной толпы! Он рвется из сил и из всех сухожилий! Он с трудом произносит слова, отказывает сердце и саднит горло. Но сквозь надрывное дыхание и хрип до нас доносятся слова без лжи и фальши. И про «я из повиновения вышел», и про «рвусь из сил и из всех сухожилий», и про «спасите наши души». Здесь сквозь гекатомбы лжи, фальши и пошлости «пашущих на галерах» в нас брызжет капельками ручеек правды, пота, силы и воли. Ручеек Высоцкого, ручеек Бондарева, ручеек Распутина. Вместе они сливаются в могучий поток русской правды, вновь начинающей быть востребованной в очистительных процессах, происходящих в нашем обществе в наши дни.
Но там же сидели и простые бухарцы, не сдавшие ни одного билета тридцать лет назад, когда Володик почувствовал себя смертельно плохо на сцене. А здесь, в нашем зале, сидели обычные российские люди, аплодировавшие тому, как их Володик отказался «стучать», и как его пассия Татьяна, преодолев все границы, привезла ему «чудодейственное» средство, и как небольшой артист Сева доиграл свою репризу, осмеянный безжалостным плебсом, ждущим только своего кумира. И даже подлому Фридману, в конце концов раскаявшемуся и заключенному в объятия Высоцким.
Не хочу показаться навязчивым, но фильм посмотреть стоит. Фильм многослойный и многоплановый, неожиданный и противоречивый. Я его увидел таким, извините, если оказался не прав.
Константин Ерофеев.
Ленинград.
Константин ЕРОФЕЕВ.
"Он не вышел ни званьем, ни ростом..."
Вот что правда, то правда. Если бы не длинная "девчачья" коса на плече и ярко выраженная гетерохромия, Николай внешне ничем не выделялся бы из монохромной людской массы. Но химера* умело прячет под черным париком и цветными линзами эти "выделяющиеся элементы декора". Он слишком умён, слишком расчётлив и слишком хороший актёр для того чтобы нарываться на неприятности со своей от природы необычной внешностью. Что использует Фёдор, внедряя Гоголя личным секретарём замминистру юстиции.
"Ни за славу, ни за плату..."
Денег Николай не требовал. Ему с лихвой хватало собственных накоплений. Хотя немаленькую зарплату секретаря первые несколько месяцев забирал себе. Единственным его условием в операции "Смерть небожителей" было прямое участие в ликвидации группы министерских чиновников. Как он сказал: "А большего мне и не надо".
"На свой необычный манер..."
Гоголь сам по-себе жутко необычный. Чего только стоят его клоунский костюм и странная привычка задавать вопросы. Правда эта маска только для публики, только для жертв. Для своих же, Коля необычен абсолютной небрезгливостью, хорошей смекалкой и циничным, на грани фола, чувством юмора. "Странный фрукт" -, высказался как-то про него Александр.
"Он по жизни шагал над помостом..."
Николай...
"По канату, по канату..."
"Натянутому, как нерв!.."
Гоголь! Немедленно слезай оттуда! Ещё, не дай Бог, шею свернёшь, навернувшись! - кричит снизу Иван.
Для застывшего на узком кусочке парапета Николая он кажется не больше мыши. Или хомяка. Гоголь хихикает, представляя обер-камергера домашним грызуном, и быстрее шагает по хрупкому архитектурному украшению. Ему скучно. Фёдор уехал несколько часов назад и не вернётся ещё примерно столько же. Пушкина бесить неинтересно - он предсказуем и прост как зубочистка. Их новый японский друг, Муситаро, кажется, слишком вспыльчив: ему проще наорать и запереться у себя, чем терпеть прилив хорошего настроения клоуна. Некоторое время было весело доводить падре из Гильдии, чай отвечать Готорн умел, хоть и брезговал. Но после "полоскания мозгов" священник стал похож на выпотрошенную игрушку - пустая оболочка, подвешенная на умело дёргающиеся ниточки. Решение пришло само после похода на кухню - Иван. Этот вечно учтивый, галантный и улыбающийся Иван.
Посмотрите! - Николай смеётся громко и звучно, так, что слышно в доме и большей части сада. - Вот он без страховки идёт, - миг - и руки, скользящие вдоль шершавой стены, вскидываются и застывают, придавая фигуре под крышей сходство с печатной буквой "Т". - Чуть правее наклон - упадёт, пропадёт, - Гончаров забавно мечется внизу и "акробат" хохочет ещё громче.- Чуть левее наклон - всё равно не спасти, - нога цепляет и скидывает отвалившийся кусочек штукатурки, который разбивается мелким крошевом на дорожке под окнами. - Но, должно быть, ему очень нужно пройти четыре четверти пути!
Последний шаг сопровождается громким ликующим воплем сверху и Иван облегчённо выдыхает, видя как исчезает в оконном проёме цветастая фигура. Сейчас он ему устроит экстрим и острые ощущения...
" И лучи его с шага сбивали..."
Даже такому талантливому актёру, как Николай, было трудно втереться в доверие "параноидальному чинуше". Подстроиться под сумасшедший ритм министерства, мелькнуть там, помочь здесь, подкупить бывшего поверенного, заставить его же состряпать себе рекомендательное письмо и всё время строить из себя неуклюжего зануду-очкарика - о, это выматывало похлеще иной драки.
"И кололи словно лавры..."
А когда куча убитых нервов и потраченных сил стали приносить плоды, Гоголь чуть было всё не испортил одним-единственным звонком. К счастью, тот клерк был не настолько мнительным и посчитал, что его коллега просто хвастается своей девушке. Или парню, кто эту современную молодёжь разберёт.
"Труба надрывалась как две.
Крики "Браво!" его оглушали..."
Начальство было довольно работой нового подчинённого, а соседние отделы и департаменты пытались перетянуть к себе такого способного работника. Ух, какие дифирамбы пели ему эти высокопарные павлины, сманивая лучшими условиями и повышенной зарплатой в свои мелкие и не очень министерства. Правда, к своей досаде и радости Тонана, получали тихий вежливый отказ.
"А литавры, а литавры
Как обухом по голове!.."
От того ещё слаще было наблюдать за растущими в чужих глазах недоумением и страхом. Кто бы мог подумать, что тихоня-секретарь, запинающийся о собственные ноги и идеально ведущий документацию, окажется иностранным эспером. Очень опасным эспером.
Посмотрите - вот он без страховки идёт, - тихо декламирует по-русски Николай. Вести пленника по зданию министерства надо аккуратно и без намёка на угрозу.- Чуть правее наклон - упадёт, пропадёт; чуть левее наклон - всё равно не спасти, - мужчина впереди забавно дёргается, ощутив холодное дуло револьвера на своей шее. - Но теперь ему меньше осталось пройти - всего три четверти пути!
Прошмыгнуть мимо охраны на входе, неторопливо спуститься по парадной лестнице и нырнуть в поджидающую министерскую машину занимает немного времени. Примерно столько же нужно потратить на ликвидацию подкупленного водителя, связывание истошно орущего пассажира и перемещение в микроавтобус с другими пленниками на соседней улице.
"Ах, как жутко, как смело, как... мило..."
Именно так смотрелись похищенные чиновники: беспомощные, связанные, с мешками на головах. Они ещё не знают, что их "бой со Смертью - три минуты", вместо обещанных четырёх. Рукопись давно готова, нужно только поставить точку внизу листа.
"Раскрыв в ожидании рты..."
Гоголь почти чувствует напряжённые взгляды подчинённых и неслышные, профессиональные шаги детективов за толстой дубовой дверью. Публика на месте. "Что же, господа и дамы, устраивайтесь поудобнее. Представление скоро начнётся",- усмехается в кулак "актёр" и сверяется с часами. Из "партера" и из-под грубой ткани мешков на него сейчас уныло смотрят испуганные лилипуты, а не мужчины, кажется Николаю.
Посмотрите, - парень шепчет стихи быстро-быстро, как мантру, боясь не успеть, не закончить вовремя. - Вот он - без страховки идёт, - зубчатые цепи электропилы вокруг поясов ни коим образом не похожи на бутафорские, - чуть правее наклон - упадёт, пропадёт; чуть левее наклон - всё равно не спасти, - чужая ладонь уверенно держит маленький, но такой опасный пульт. - Но спокойно! Ему остаётся пройти всего две четверти пути!
"Он смеялся над славою бренной,
Но хотел быть только первым..."
Сумасшедший русский. Смертельно опасный эспер. Непредсказуемый фанатик. Так говорили про Гоголя враги и завистники. Идеальный исполнитель. Красавчик. Великолепный друг и надёжный товарищ. Таким знали его союзники. А он, отвергая похвалу и ругань за спиной, рвался быть выше, лучше, сильнее нынешнего себя.
"Такого попробуй угробь..."
Он рисковал отчаянно и неприкрыто, лез в самое пекло переговоров и драк, каким-то немыслимым образом выходя из самых опасных передряг целым, невредимым, и ещё с мешком трофеев па плече. И на ошарашенные лица товарищей заливисто хохотал: "Николая Гоголя сможет убить только Николай Гоголь!"
"Не по проволоке над ареной
Он по нервам, нам по нервам
Шёл под барабанную дробь!.."
Играя в любимые догонялки со смертью, клоун специально тормозил на поворотах и дразняще мелькал снежно-белым плащом с кроваво-алой подбоем. Часто у всех на виду. И сейчас, ставя крохотный знак препинания на исписанном листе А5, Николай очередной раз дал фору сопернику.
Посмотрите, вот он без страховки идёт, - Гоголь великолепно знает, чем закончится этот спектакль, тем паче что сам помогал его ставить. - Чуть правее наклон - упадёт, пропадёт, - чернила впитываются до омерзения медленно, примерно так же двигается секундная стрелка старых настенных часов. - Чуть левее наклон - всё равно не спасти, - по приказу исполнители тянутся к белым колпакам, стягивая плотную ткань с лиц. - Но замрите - ему остаётся пройти не больше четверти пути!
Зал на мгновение вспыхивает чужой способностью - одного из "Смерти небожителей" догнали, осалили сталью по тонкой талии и окатили взрывом невыносимой боли...
"Закричал дрессировщик и звери,
Клали лапы на носилки..."
Тонан громко, бессвязно орёт в телефонную трубку, рыжий мальчишка-иллюзионист непонимающе сжимает в руке пульт и на яркое, располовиненное тело шокировано смотрят шесть пар глаз. А где-то на не отмеченном на картах острове в Атлантическом океане, прощается с другом Достоевский. Его бескровные губы неслышно шепчут старую молитву за упокой, вплетая в старославянскую церковную вязь до боли знакомое имя.
"Но прост приговор и суров..."
"Ты ведь сам подписался на такой финал, Коля. Видит Бог, я не хотел подобного и если бы не ты, не твой непривычно жестокий ультиматум, я бы никогда не допустил бы такого эпилога. Прощай. Для меня было честью звать тебя другом".
"Был растерян он или уверен..."
Этого уже никто не узнает.
"Но в опилки, но в опилки..."
И тонкую стружку доброго имени маленького детективного агенства "он пролил" не "досадуя кровь".
И сегодня без страховки идёт другой, не Гоголь, но чем-то неуловимо похожий на него эспер. Тонкий невидимый шнур под широкой ногой качается, норовя соскользнуть - упадёт - пропадёт; вправо-влево наклон - и высокого мужчину в военной форме вряд ли удастся спасти, но зачем-то ему тоже очень нужно пройти четыре четверти тернистого, нелёгкого пути.
Кроме варианта визуализации строки В.С.Высоцкого напрашивается и аналогия с "Последним листом" О.Генри: "Пока не будет выпита последняя капля..." Ну а если по существу, то этот пост - первый из серии "Музей". В новый год - с новым прожектом.
Предыстория банальна. В связи с покупкой и участием в покупках деревенских домов накопилось некоторое количество старых (а порой и старинных) предметов сельского быта, выбросить которые просто рука не поднималась. И как-то постепенно-внезапно созрела мысль создать сельский музей (истории и быта села Орехово). Пощение же в ЖЖ заставит наконец систематизировать и каталогизировать накопленное. А его уже столько, что без бутылки не разберёшься.
И вот она, классика жанра (особенно если речь идёт о самогоне) - четверть. 3,0748 л = 1/4 ведра (12,299 л). Производилась до середины(?) прошлого века. В связи с борьбой с самогоноварением в послевоенные годы четверти использовались в основном для хранения керосина и в качестве реквизита в бОльшей части советских фильмов.
Он не вышел ни званьем, ни ростом,
Ни за славу, ни за плату,
На свой необычный манер
Он по жизни шагал над помостом
По канату, по канату, натянутому, как нерв.
Но должно быть ему очень нужно пройти
Четыре четверти пути!
И лучи его с шага сбивали
И кололи, словно лавры.
Труба надрывалась, как две.
Крики "Браво" его оглушали,
А литавры, а литавры, как обухом по голове!
Посмотрите, вот он без страховки идет.
Чуть правее наклон - упадет, пропадет!
Чуть левее наклон - все равно не спасти!
Но теперь ему меньше осталось пройти:
Всего три четверти пути!
Ах, как жутко, как смело, как мило-
Бой со смертью три минуты!-
Раскрыв в ожидании рты, лилипуты, лилипуты-
Казалось ему с высоты.
Посмотрите, вот он без страховки идет.
Чуть правее наклон - упадет, пропадет!
Чуть левее наклон - все равно не спасти!
Но спокойно, ему остается пройти
Всего две четверти пути!
Он смеялся над славою бренной,
Но хотел быть только первым.
Такого попробуй угробь!
По проволоке над ареной
Нам по нервам, нам по нервам
Шел под барабанную дробь!
Посмотрите, вот он без страховки идет.
Чуть левее наклон - все равно не спасти!
Но замрите: ему остается пройти
Не больше четверти пути!
Закричал дрессировщик, и звери
Клали лапы на носилки,
Но строг приговор и суров.
Был растерян он или уверен,
Но в опилки он пролил досаду и кровь!
И сегодня другой без страховки идет.
Тонкий шнур под ногой - упадет, пропадет!
Вправо, влево наклон - и его не спасти,
Но зачем-то ему очень нужно пройти
Четыре четверти пути! He did not come out of any rank, no growth,
Not for glory or for a fee,
In his unusual style
He stepped over the life of the platform
Tightrope, a tightrope as the nerve.
A little to the left of the slope - still not saved !!
But it must be very necessary to pass
The four quarters of the way!
And its rays shot down a step
And pricked, as if the laurels.
Pipe bursting is two.
Cries of "Bravo" he deafened,
A timpani and drums, like an ax on the head!
Look, here it goes without insurance.
But now it is less left to go:
Only three quarters of the way!
Ah, how terribly as boldly as Relief
Fight to the death of three minutes! -
Expanding the waiting mouths, Lilliputians, liliputy-
It seemed to him from above.
Look, here it goes without insurance.
A little to the right of the slope - fall, lost!
A little to the left of the slope - still not save!
But still, it remains to pass
Just two quarters of the way!
He laughed at the glory of the perishable,
But just I wanted to be the first.
This try to ditch!
According to the wire above the arena
We are on the nerves, we have the nerves
It was a drum roll!
Look, here it goes without insurance.
A little to the right of the slope - fall, lost !!
A little to the left of the slope - still not save!
But Freeze: it remains to pass
Not more than a quarter of the way!
Cried the trainer and the beasts
Cluley paws on a stretcher,
But strict and harsh sentence.
he was confused or believe
But he shed dust annoyance and blood!
And today, another is without insurance.
The thin cord under the foot - fall, lost!
Right, left slope - and it does not save,
But for some reason, it is very necessary to pass
The four quarters of the way!
Газета «Культура», 25 января, 1992 г.
«Четыре четверти пути»
Сегодня - день рождения Владимира Высоцкого
Жизнь человека можно измерять периодами, десятилетиями, годами. А можно - четвертями. И тогда речь будет идти о канатоходце. «...Он по жизни шагал над помостом по канату, по канату, натянутому, как нерв!». Это - Высоцкий. Почему он жил так, а не иначе? Наверное, потому, что было ему «очень нужно пройти четыре четверти пути». Путь пройден. И посмертно окружен пафосными речами, громкими словами, многозначительными воспоминаниями. Слава Богу, с годами они тише. Теперь время взглянуть на каждый шаг, пройденный по канату в отдельности. Изучить, как на моментальном снимке. Может, тогда нам, «лилипутам»,путь его станет понятней.
...Две четверти
Творческая судьба актера театра Владимира Высоцкого началась после получения им 20 июля 1960 года диплома об окончании Школы-студии МХАТа. На сцену Театра драмы и комедии на Таганке он впервые вышел 14 октября 1964 года. Время между этими датами было для него, пожалуй, самым сложным и самым трудным в его жизни.
После окончания Школы-студии его приглашали к себе Н. Охлопков - в Театр имени Вл. Маяковского, Р. Быков - в Ленинградский театр имени Ленинского комсомола. Высоцкий дал согласие Б. Равенских, недавно перешедшему из Малого театра в театр имени А. С. Пушкина. С открытием театрального сезона он был введен в комедию о молодежи «Трехминутный разговор» В. Левидовой на маленькую эпизодическую роль Кости, шофера.
Затем сатирическая комедия Альдо де Бенедетти «Доброй ночи, Патриция!» - фотокорреспондент (роль без слов); сатирическая композиция по Б. Горбатову «Дороги жизни» - красноармеец Ляшенко (эпизодическая роль); комедия А. Толстого «Изгнание блудного беса» - массовка (без слов); представление неиндийской пьесы «Глиняная повозка» - игрок (без слов); пьеса И. Дворецкого «Трасса» - начальник отдела кадров (эпизодическая роль); сказка С. Аксакова «Аленький цветочек» - Леший (эпизодическая роль).
В 1961 году Высоцкий дебютировал в комедии Ярослава Дитла «Свиные хвостики» - снова в массовках. С таким репертуаром он проработал в театре чуть больше года и покинул его. Безработица, киномассовки. В некоторые попасть удавалось («Карьера Димы Горина», «Увольнение на берег», «713-й просит посадку»...), в другие - нет («Иваново детство»).
В феврале 1962 года известный писатель-сатирик Владимир Поляков, руководивший при Москонцерте Московским театром миниатюр, под давлением своих же актеров подписал приказ о зачислении в труппу театра двух молодых: Владимира Высоцкого и Рудольфа Рудина. Через месяц с небольшим тем же Поляковым Владимир был отчислен из театра «за полное отсутствие чувства юмора».
В мае 1962 года он возвращается в Театр имени А. С. Пушкина и с ходу вводится в три прежних спектакля и один новый «Дневник женщины» К. Финна, в котором играл роль Журина. В этом спектакле он исполнял под гитару песню, правда, не свою. Проработав в театре месяц, сыграв в 18 спектаклях и еще месяц на гастролях, Высоцкий был вынужден снова уйти.
Поверил в него в 1964 году Юрий Петрович Любимов. С октября он уже играл в его театре и до конца года исполнил четыре роли в двух спектаклях («Герой нашего времени» и «Добрый человек из Сезуана»), что было дальше - известно.
В. Чубуков
...Три четверти
Поклонников Высоцкого ждет подарок - на подходе его неизвестный роман, написанный вместе с сибиряком Леонидом Мончинским, - «Черная свеча». Об этом нашему корреспонденту Светлане Шевченко рассказал иркутянин, благодаря которому и загорелась «Черная свеча».
С Володей в 1976 году меня познакомил Вадим Туманов, который был тогда председателем старательской артели «Лена». Там старался и я. Вместе с Володей мы объездили несколько участков - Барчик, Хомолхо, Перевоз, были на реке Вача, откуда и появилась его песня: «Я на Вачу еду плача...» Там Высоцкий узнал «других» людей, тех, которые работают без внутреннего сопротивления, притом всерьез и, извините за банальность, с полной отдачей.
На серьезные размышления навели знакомства с заключенными, бывшими и нынешними. Они стали прототипами книги, которая охватывает период с 1951 по 1963 год. То, что творилось в зонах, формировало десятилетиями и нас.
Это не книга ужасов, как предполагали сначала многие из первых читателей рукописи, а попытка взглянуть на себя по-иному: не как на стадо, которое любой может повести за собой, а как на личности, достойные уважения. Такие, которые в состоянии если не возвыситься, то хотя бы выжить.
Главный герой романа - Вадим Упоров - сумел сохраниться в зоне как человек, ни разу не опустился до положения скота. Один из воров сказал ему: «Ты тоже волк, но белый». Трагедия Упорова в том, что жизнь его в послелагерном, этом мире становится гораздо более тяжкой. Так, может, наш мир вообще - ужаснее того беспредела?..
Книгу мы писали на основе многих бесед, материалов, которые удалось раздобыть. Первую часть успели сделать с Володей вместе, вторую я писал один. Все было готово в 1984 году. Узнав об этом, некоторые собеседники спохватились. Образы там собирательные, никаких имен не названо, но у страха глаза велики - и в результате несколько раз прошли обыски. Изъяли фотопленки, где я снимал Володю, магнитофонные записи, блокноты. Поэтому и сейчас не хочу называть издательства, в которых книга выйдет.
Таких людей, как Володя, я больше не встречал. У него было уникальное чувство Господа; я наблюдал его не раз. Вот случай. Однажды мы посетили Никольский храм в Забайкалье. Какие чудесные глаза у него были в церкви! Глядишь - не насмотришься... Там глаза не лгут. Верующая дама, которая отперла для нас храм, узнала песенного «блатаря» Высоцкого и очень ревностно наблюдала за нами. Но, пообщавшись, поразилась Володиному ощущению Бога. Когда Господь призвал его к себе, он не сопротивлялся...
