Франсиско гойя черные картины. Мрачные картины

В 1823 году дом Гойи вместе с настенными росписями стал собственностью его внука Мариано Гойи, скорее всего таким образом Гойя пытался сохранить своё имущество от возможной конфискации после восстановления абсолютной монархии и репрессий со стороны Фердинанда VII . В течение 50 лет после своего создания Мрачные картины были неизвестны широкой общественности (за исключением нескольких специалистов, по описанию Шарля Ириарте). В 1874 году Сальвадор Мартинес Кубельс (исп.) русск. по просьбе французского банкира Фредерика Эмиля д"Эрлангера (англ.) русск. начал перевод картин со штукатурки на полотно . Этот процесс занял несколько лет. Д’Эрлангер намеревался продать картины на Всемирной выставке в Париже , однако в 1881 году он принёс их в дар музею Прадо , где они и выставляются в наше время.

«Мрачные картины» и их история

В феврале 1819 года Гойя приобрёл усадьбу на берегу реки Мансанарес , недалеко от Сеговийского моста (исп.) русск. , с видом на луга Сан-Исидро. Он рассчитывал, что сможет там жить вместе с Леокардией Вайс, не привлекая внимания и избегая сплетен, так как та была замужем за купцом Исидоро Вайсом. У Леокардии, вероятно от связи с художником, родилась дочь Росарита. Между февралём и ноябрём 1819 года, до того, как Гойя серьёзно заболевает - об этом свидетельствует картина Гойю лечит доктор Аррьета (исп.) русск. (1820) -, художник начинает расписывать стены своего дома. Доподлинно известно, что Мрачные картины были написаны поверху более ранних изображений, которыми Гойя воспользовался как основой, как например для Поединка на дубинах (исп.) русск. .

Если изначальные картины по своему беззаботному настрою были аналогичны работам арагонского периода, то можно предположить, что на решение Гойи закрасить их повлияли приступы болезни, возможно, вместе с бурными событиями Либерального трёхлетия. Босаль (исп.) русск. склонен считать, что первоначально нарисованные картины принадлежат кисти Гойи, и он использовал свои материалы вторично; однако Глендиннинг (исп.) русск. предполагает, что картины «уже украшали стены Кинта-дель-Сордо, когда имение было приобретено». В любом случае, работать над картинами на своей вилле Гойя мог начиная с 1820 года. Завершение работ не может датироваться после 1823 года, так как в это время Гойя переезжает в Бордо и оставляет имение своему внуку Мариано, возможно, опасаясь репрессий со стороны властей после падения Риего . В 1830 году Мариано де Гойя передаёт своё имущество отцу, Хавьеру де Гойя.

Существовала теория, приписывающая создание Мрачных картин Хавьеру де Гойя (сыну художника); однако Босаль и Глендиннинг, крупнейшие исследователи творчества Гойи, отвергли эту теорию. Трудно представить, чтобы такой необычный факт не был бы известен современникам. Техника рисунка, качество мазка, гротескное изображение людей, навязчивые темы, которые также присутствуют в предшествующих и последующих работах, делают необоснованным приписывание авторства Хавьеру де Гойя.

Антонио Бругада указывал на наличие семи картин на первом этаже и восьми на втором, однако впоследствии в музей Прадо попало только четырнадцать. Шарль Ириарте , посетивший ферму позднее, также описывает картины, известные в настоящее время и указывает на то, что из стены был вырван большой кусок. Многие искусствоведы считают, исходя из схожести стиля и тематики, что пятнадцатой картиной является Головы в пейзаже (Нью-Йорк, коллекция Стэнли Мосс).

Ещё одним нерешённым вопросом является первоначальное местонахождение картины Два старика, кушающие суп (исп.) русск. , о которой неизвестно, висела ли она на первом или на втором этаже. Без учёта этой детали первоначальное размещение картин в Кинто-дель-Сордо было следующим:

• Первый этаж : Это была большая прямоугольная комната. На длинных стенах было по два окна рядом с короткими стенами. На них висели две большие картины: Фестиваль в Сан-Исидро (исп.) русск. справа, если смотреть от входной двери, и Шабаш ведьм (исп.) русск. слева. На дальней короткой стене, напротив входа в центре находилось большое окно, справа от него находилась Юдифь и Олоферн (исп.) русск. , а слева Сатурн пожирающий своего сына (исп.) русск. . Около двери висели Донья Леокардия Зорилья (исп.) русск. (напротив Сатурна ) и Два старика (исп.) русск. или Старик и монах напротив Юдифи .
• Второй этаж : Комната имела те же размеры, что и на первом этаже, но на длинных стенах было по одному окну в центре, каждое из которых справа и слева окружало по одной картине. На правой стороне ближе ко входу находилась Фантастические видения или Асмодей (исп.) русск. и (исп.) русск. дальше от входа. На левой стороне находились соответственно Атропос или судьба (исп.) русск. и Поединок на дубинах (исп.) русск. . На дальней короткой стороне были Смеющиеся женщины (исп.) русск. справа и Читающие мужчины (исп.) русск. слева. На ближней ко входу стене справа находилась «Собака », а слева ещё одна картина, предположительно «Головы в пейзаже».

Среди искусствоведов распространена точка зрения, что Мрачные картины создавались Гойей в состоянии психологического и социального давления. Одним из важнейших факторов было осознание художником упадка физической силы, что он не мог не ощущать, живя с Леокардией Вайс, женщиной, которая была намного моложе его, а также вследствие тяжёлой болезни в 1819 году, когда он находился при смерти, что нашло отражение в цветовой гамме и тематике работ.

С другой стороны, Гойя писал эти картины в 1820-х годах (о чём, впрочем нет никаких документальных подтверждений), и к этому моменту он уже оправился от своей болезни. Сатирическое изображение религиозных сцен (паломничества, процессии, инквизиция) или гражданских беспорядков (например, в Поединке на дубинах или в предполагаемом изображении собрания или заговора в Читающих мужчинах ; также существует политическая интерпретация сюжета Сатурна : государство пожирает своих подданных) согласуется с политической нестабильностью в Испании после того, как военные во главе с Риего потребовали от короля соблюдения конституции 1812 г. Период 1820-1823 хронологически совпадает со сроками завершения работ. По всей видимости темы и палитра картин стали возможны в условиях отсутствия политической цензуры в период реставрации абсолютной монархии. С другой стороны, многие персонажи Мрачных картин (дуэлянты, монахи и монахини, инквизиторы) представляют старый порядок , существовавший до идеалов Великой французской революции .

Примечания

Мысленно повесила на журнал табличку "ушла в спортзал, вернусь не скоро", но недавние впечатления навязчиво напоминают о себе. Изложить, значит успокоиться)
В Прадо у меня было два зала, диаметрально противоположных по воздействию. В одном хотелось остаться надолго, но невозможно было из-за ограниченности времени. Из другого, о котором здесь речь, сделав круг сразу вышли - давящая атмосфера. Это зал, в котором собрана "черная живопись" Франциско де Гойя. Даже при том, что там было нормальное освещение и я не сверхчувствительная, знакомые по отдельности картины, собранные вместе, оставляют гнетущее впечатление.

Гойя был прекрасный портретист, занимал должность придворного художника. Среди его работ красочные пасторальные сценки и эскизы для гобеленов. Серия "чёрной живописи" для него не типична. В музее приобрела толстенный "Путеводитель по Прадо" на русском, изданном специалистами музея, со множеством репродукций и историй о художника и картинах. Про "чёрную живопись" дальше взято оттуда.

В 1819 г. Гойя покупает "Дом глухого" - деревенский дом с поместьем на окраине Мадрида. Вскоре после переселения в этот дом художник серьёзно заболел. За время пребывания в этом доме Гойя расписал главные залы двух этажей. Рентгенографический анализ показал, что возможно стены дома ранее были расписаны пейзажами в ярких оттенках. Поверх этих рисунков Гойия нанес то, что называют "чёрной живописью". Темы этого цикла - зло, жестокость, невежество и смерть. В 1823 Гойя, перезжая в Бордо, подарил поместье своему внуку. После смены череды владельцев поместье купил в 1873 барон Фредерик Эмиль д`Эрлангер, который заказал тогдашнему реставратору Музея Прадо перенос живописи со стен на холст. И после выставки в 1878 г. в Париже картины были переданы в дар Музею Прадо. То есть, что выставлено в Прадо - это перерисовка того, что Гойя рисовал на стенах.

Искусствоведы в озадаченности... Во-первых, не сохранился порядок расположения рисунков на стенах дома, что "усложняет их интерпретацию". Во-вторых, при переносе на холст были допущены неточности. И вот мучаются теперь над ребусами Гойя - а чойто он так и что имел ввиду) Маститый художник покидает столичную жизнь, перезжает в глухомань в "Дом глухого" (одно название которого чего стоит), сильно болеет и рисует такое... Искусствоведам наверное следовало проконсультироваться у психоаналитиков)

У некоторых африканских племён есть такой способ лечения. Шаман назначает больному вырезать из чёрного дерева человеческие фигурки и продать их. И болезнь перейдет к покупателю. Это я потом узнала. А мы из Йемена привозили такие фигурки. Красивые, притягивали взгляд, но мне смотреть на них было неприятно. Потом упросила родителей выкинуть их и снесла на помойку. Почище стало) Вот так же я вышла из зала "чёрной живописи")

Музей Прадо: Гойя и Лусиентес, Франсиско де -- Паломничество к св Исидору
1820 - 1823, 138,5 см x 436 см.

Музей Прадо: Гойя и Лусиентес, Франсиско де -- Шабаш ведьм
1820 - 1823, 140,5 см x 435,7 см.

Музей Прадо: Гойя и Лусиентес, Франсиско де -- Две старухи, поедающие суп
1821 - 1823, 49,3 см x 83,4 см, Revestimiento mural, Técnica mixta.

По мнению искусствоведов та старуха, что справа - поджидающая смерть

Музей Прадо: Гойя и Лусиентес, Франсиско де
Сатурн, пожирающий свое дитя
1820 - 1823, 143,5 см x 81,4 см. Две женщины и мужчина 1820 - 1823, 125 см x 66 см.

Зачем Сатурн, он же Кронос, ел своих детей - можно здесь узнать
http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D1%80%D0%BE%D0%BD_(%D0%BC%D0%B8%D1%84%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D1%8F)
Если вкратце - боялся конкурентов) А контрацепции не подумал

Музей Прадо: Гойя и Лусиентес, Франсиско де -- Чтение или политики
1820 - 1823, 126 см x 66 см.
Согласна, политика - дело тёмное)

Люблю на оптимистической ноте заканчивать, выходим из зала на свежий воздух)

Я и Гойя. Памятник напротив Прадо. Одна из немногих фоток, где голова Гойи полностью влезла в кадр - Машка старательно на мне фокусировалась))

Революция, глухота, незаконная любовь, отшельничество: в каких обстоятельствах Гойя создал необычный цикл картин на стенах собственного дома

Передвижная фотостудия Жана Лорана. 1872 год Фотограф Лоран сделал первые снимки фресок Дома глухого. Archivo Ruiz Vernacci

В мае 1814 года Фердинанд VII, несколько лет находившийся в изгнании, триум-фально вернулся в Испанию. Он отменил Конституцию 1812 года, распу-стил кортесы и восстановил власть испанских Бурбонов. Многие либерально настроенные депутаты и интеллектуалы были арестованы, многие повешены или расстреляны.

Гойя был дружен со многими «просвещенными» либералами. Хотя выдвигав-шиеся изначально подозрения в сотрудничестве Гойи с французами и прави-тельством короля Хосе I были сняты, его ненавидел Фердинанд VII, и положе-ние художника оставалось уязвимым. Гойе пришлось спрятать в Академии Сан-Фернандо многие свои картины, а самому удалиться подальше от двора.

В феврале 1819 года 72-летний художник купил за 60 тысяч реалов сельский дом и 22 акра земли в пригороде Мадрида, за мостом, ведущим в Сеговию, со стороны луга Сан-Исидро (сегодня это почти центр города), и жил отшель-ником, никого не принимая. По странному совпадению в соседнем доме жил человек, который, так же как и Гойя, был лишен слуха Гойя потерял слух после тяжелой болезни, которую перенес в 1792-1793 годах. Предположительно, это было отравление свинцом (сатурнизм), но некоторые исследователи склоняются к версии тяжелого инсульта. , поэтому местные жители называли его жилище «quinta del sordo» — «дом глухого». После смерти Гойи так стали называть и его дом, который, к сожалению, не сохранился. Сего-дня на его месте находится станция метро, которая носит имя худож-ни-ка — «Гойя».

Художник поселился там со своей «экономкой», а фактически подругой и спут-ницей жизни последних лет, Леокадией Соррильей Вейс. Они познакомились летом 1805 года на свадьбе сына Гойи и, по-видимому, сразу стали любовни-ка-ми. Их связь не прекратилась даже после того, как в 1807 году Леокадия вы-шла замуж за некоего коммерсанта немецкого происхождения, урожденного мадридца. В 1812 году муж обвинил Леокадию в неверности, они развелись, а в 1814 году у нее родилась дочь Росарио. Девочка получила фамилию Вейс, хотя многие полагают, что она была дочерью Гойи: во всяком случае, Гойя до конца своих дней относился к ней как к дочери, много занимался с ней живописью и рисунком (Росарио стала художницей, после смерти Гойи она даже была приближена ко двору и давала уроки рисунка королеве Изабелле II).

Гойя жил в Доме глухого отшельником, никого не принимал, так как боялся обвинений со стороны инквизиции не только в либеральных воззрениях, но и в аморальном поведении. Как выяснилось 50 лет спустя, там он расписы-вал стены своего дома: сначала написал несколько обширных пейзажей, а за-тем, предположительно, весной или летом 1823 года поверх старых фресок отштукатурил стены и написал на них маслом 14 или 15 картин, которые позд-нее стали называть «черной живописью» (pinturas negras) за их мрачный коло-рит и сюжеты, напоминающие ночные кошмары. Эти произведения не имели аналогов в тогдашней живописи. Некоторые из них были написаны на религи-оз-ные, другие на мифологические сюжеты, как, например, «Сатурн, пожираю-щий своего сына». Однако в массе своей это трагические порождения фантазии художника.

Франсиско Гойя. Шабаш ведьм. 1819–1823 © Museo del Prado

Франсиско Гойя. Фестиваль в Сан-Исидро. 1819–1823 © Museo del Prado

Франсиско Гойя. Асмодей, или Фантастическое видение. 1819–1823 © Museo del Prado

Франсиско Гойя. Два старика едят суп. 1819–1823 © Museo del Prado

Франсиско Гойя. Поединок на дубинах. 1819–1823 © Museo del Prado

Франсиско Гойя. Паломничество к источнику Сан-Исидро. 1819–1823 © Museo del Prado

Франсиско Гойя. Атропа. 1819–1823 © Museo del Prado

В январе 1820 года генерал Риего поднял в Кадисе вооруженное восстание, став-шее началом революции. В 1822 году Фердинанд VII признал Кадисскую конституцию. Испания вновь стала конституционной монархией, но ненадол-го: уже 23 мая 1823 года король вернулся в Мадрид вместе с французской ар-мией. Революция была подавлена, в Испании началась реакция; в ноябре генерал Риего был казнен.

Гойя сочувствовал военным, объединившимся вокруг Риего, и даже сделал ми-ниатюрный портрет его жены. Сын Гойи Хавьер в 1823 году был членом рево-люционной милиции. 19 марта 1823 года умер кардинал Луис Бурбон, младший брат короля Карла III, покровительствовавший Гойе; семья другого его покро-ви-теля и свата, коммерсанта Мартина Мигеля де Гойкоэчеа (сын Гойи Хавьер был женат на дочери Гойкоэчеа Гумерсинде), была скомпрометирована. Гойя был напуган. Леокадия уговаривала его эмигрировать, но бегство грозило кон-фискацией имущества.

В,главной гостиной" нижнего этажа- прямоугольном, вытянутом от входа в глубину зале- находилось семь в стилистическом отношении однородных, сгруппировавшихся в целостный ансамбль композиций. Одна (Ириарте назвал ее,Две старухи, едящие из общей посуды") помещалась над проделанной в торцевой стене зала входной дверью в виде десюдепорта(от фр. dessus de porte, буквально «над дверью») — декоративная композиция, расположенная над дверью.Шесть других заполняли все простенки: на противоположной входу стене находились разделенные окном вертикальные композиции,Сатурн, пожирающий своих детей"(слева от окна) и,Юдифь, отрубающая голову Олоферну" (справа); на левой продольной стене в обрамлении двух окон или двух каминов- фриз,Шабаш ведьм", а напротив, на правой стене в обрамлении двух каминов или шкафов- фриз Паломничество к св.Исидору", изображение народного гуляния, ежегодно устраиваемого в Мадриде 15 мая; наконец, на стене при входе справа от двери (по соседству с,Шабашем" и против,Сатурна")- снова вертикальная роспись,Леокадия", иными словами, портретное изображение Леокадии Вейс, ставшей хозяйкой Дома Глухого, и слева(по соседству с, Паломничеством" и против,Юдифи")-также вертикальная роспись,Два старика". В аналогичном зале верхнего этажа было восемь пригодных для живописи простенков,- здесь продольные стены были разделены пополам оконным и каминным проемами. Однако Гойя расписал только семь из них. В глубине зала, на торцевой стене слева и справа от окна находились стилистически родственные живописи нижнего этажа вертикальные панно,Политики" и,Две смеющиеся женщины"; на левой продольной стене - ,Бычьи пастухи" и,Атропос", а на правой -,Прогулка инквизиции" и,Асмодей". Эти четыре горизонтальные композиции уже сильно отличаются в стилистическом отношении от первых двух. Отличается от них и седьмая роспись (вновь вертикальная)- таинственная,Собака" направо от входной двери. В отличии от нижнего цикла, верхний остался незавершенным и не сложился в единый ансамбль.

Cатурн пожирающий своих детей. 1820-1823гг.

Смешанная техника, холст. Перенесена со стенной облицовки.

Размеры: 143,5- 81,4 см.

В,Сатурне" фон росписи представляет собой угольно-черную космическую,дыру", в недрах которой густеющим облаком вулканического пепла взметнулась фигура древнего божества- олицетворение всепожирающей стихии Времени. Ее нарочито разбросанные в пространстве очертания сведены судорогой неистово корчащегося движения.Она будто расталкивает окружающую тьму, взламывает границы своей пространственной ячейки, чтобы вырваться в предлежащее пространство зала.В ней зримо смешиваются и переходят друг в друга неорганические и органические, до человеческие и примитивно- человеческие начала.Узловатые ее формы напоминают странное переплетение толстых древесных ветвей; угловатые, раскоряченные и как бы суставчатые ее члены вызывают в нашем сознании образ гигантского тарантула, мгновенно схватившего свою жертву, а выпученные глаза Сатурна подобны глазам рыбы.

Юдифь отрезающая голову Олоферну.1820-1823гг.

Смешанная техника, холст. Перенесена с облицовки стены.

Размеры: 146-84 см.

Подарана бароном Émile d"Erlanger, 1881 г.

,Юдифь" возникает из тьмы иного рода -не космической, а скорее земной или, точнее, - ,подземной",подвальной",озаряемой почти раздражающим сочетанием застылого и холодного, неизвестно откуда проникающего сюда лунного света и чуть теплящегося мерцания свечи, которую прячет в руках сопровождающая библейскую воительницу старая служанка. Здесь царит энергия земного деяния, схваченного в его мгновенности.Только что спрыгнувшая с ложа Олоферна (чуть видного справа),не прибрав еще своей растрепанной, смятой любовными ласками одежды, героиня взметнула меч над головой заснувшего ассирийского военачальника и сейчас отрубит ее(здесь возникает первое зрительно-смысловое соответствие ее и Сатурна- тот начал пожирать свою жертву с головы).Падающее вперед движение Юдифи, ее резко высветленное лицо, плечо, рука с мечом -все это также выпирает из пространственного поля росписи, как колени, руки и голова Сатурна.

Шабаш ведьм.1820-1823гг.

Размеры: 140,5-435,7 см.

Подарена бароном Émile d"Erlanger, 1881 г.

Первоначально роспись,Шабаш", изображающая собрание ведьм, которые скопом поклоняются Дьяволу-козлу, внимают его проповеди и представляют ему молодую неофитку, еще не была срезана по краям и тянулась почти что на шесть метров вместо теперешних четырех с небольшим. Толпу ведьм обнимало тогда глубокое и протяженное темное пространство, где бурное ночное небо мешалось с земной твердью. На грани их и повисал тогда гигантский эллипсоид слипшихся и копошащихся тел, чьи движения выводили его из равновесия и заставляли крутиться наподобие галактики, по касательной захватывая также и реальное пространство зала.

Паломничество к св.Исидору.1820-1823гг.

Размеры: 127-266 см.

Подарена в 1881г.

На этой росписи изображено празднество, официально справлявшееся в Мадриде 15 мая в день св.Исидора- пахаря, покровителя города.Это уже не экстремальное торжество стихий и сил земли, как в предыдущей росписи,но реальный быт мадридцев- ,сцена нравов", как подвиг располагавшейся рядом,Юдифи"- не космогонический миф, а реальная, хотя и сакрализованная история. Это народ, на закате или перед бурей снявшийся с места и тронувшийся в путь. Только предводительствует им слепец с могучим, почти квадратным торсом. Только впереди (на противоположной стене зала, до снятия росписей) ожидает его чертобесие ведьмовского празднества.

Леокадия.1820-1823гг.

Смешанная техника, холст.Перенесена с облицовки стены.

Размеры: 145,7-129,4 см.

Подарена в 1881г.

Два старика (старухи?) едящие из одной посуды.1820-1823гг.

Смешанная техника, холст. Переведена с облицовки стены.

Размеры: 49,3-83,4 см.

Подарена в 1881г.

Два монаха(старика).1820-1823гг.

Смешанная техника, холст.Перенесена с облицовки стены.

Размеры: 142,5-65,6 см.

Подарена в 1881 г.

Политики.1821-1823гг.

Смешанная техника, холст. Переведено с стенного покрытия.

Размеры:126-66 см.

Подарена в 1881г.

Прогулка инквизиции.1821-1823гг.

Смешанная техника, холст. Переведена с облицовки стены.

Размеры: 127-266 см.

Подарена в 1881г.

Вот он, - прошептал Хуан, показывая пальцем на черную громаду дома, - смотри, там, на крыльце. Видишь?
Пабло увидел. Грузная фигура в тяжелом бархатном кафтане возникла на пороге. Острые темные глаза рыскали по сторонам, пухловатые губы беззвучно шевелились. Порыв ветра растрепал седую шевелюру хозяина дома - тот набрал в грудь воздуха и громко каркнул:
- Леокадия! Леокадия!
Через мгновение на пороге возникла вторая фигура, не меньше первой и чем-то неуловимо напоминающая хозяина. Но по длинному платью, грязному чепцу и обвислым грудям, скрытым темно-серой хламидой рубахи, Пабло определил, что перед ним - женщина. Вот, значит, какая она, Леокадия, то ли служанка, то ли подмастерье колдуна! Он именно так себе и представлял эту парочку: страшные, мерзкие исчадия ада.
Леокадия коснулась плеча хозяина, он резко обернулся и гаркнул ей в лицо:
- Где моя шляпа? Меня ждет сеньор Рауль - а я не могу явиться к нему в таком виде! Где моя шляпа, чертовка?
В руках у Леокадии возникла шляпа: черное потрепанное чудовище с высокой тульей и мятыми полями. Хозяин одним резким движением нахлобучил ее себе на голову, Леокадия протянула ему трость с бронзовым круглым набалдашником, и колдун широкими шагами двинулся прочь от дома, к калитке и зарослям боярышника, где прятались Пабло и Хуан.
- Он нас не заметит? - осторожно спросил Пабло.
- Не высовывайся, тогда и не заметит, - фыркнул Хуан. - Он глух как пень, но глаза у него острые. Леокадия - его уши, но она уже ушла, так что можешь говорить громко, главное - не шевелись. Вот если он нас увидит - мало не покажется! Помнишь мельника Хулио? Он его встретил однажды ночью на дороге. Хулио, как всегда, нажрался мадеры, и обругал колдуна почем зря. Так тот в отместку взял и превратил Хулио в осла. Ненадолго. Но Хулио с лихвой хватило.
- Ты-то откуда знаешь? - недоверчиво спросил Пабло.
- Так сам Хулио моему папашке об этом рассказывал! Бац, говорит, и стою я посреди дороги на четырех ногах, чую, что кроме ослиного рева ни бельмеса из себя выдавить не могу, и еще чую - хвост у меня растет... А этот, колдун, подошел, посмотрел в глаза, да и говорит: "Ну что, мельник, не будешь сквернословить?". А я и сказать-то ничего не могу, только башкой замотал, нет, мол, не буду, пощади, не губи. А он засмеялся в ответ, хлопнул меня тростью своей по спине, я в грязь рухнул, а он дальше пошел. Ну и смотрю, нет у меня хвоста, и руки-ноги на месте. Вот как Хулио говорил, ей-Богу, не вру!
Тем временем колдун уже поравнялся с кустами, и Пабло замер, боясь пошевелиться. Он слышал тяжелую поступь в полушаге от себя, чувствовал запах: от колдуна приятно пахло какими-то маслами, но к ним примешивался еле уловимый чесночный дух бараньей похлебки. Видать, колдун был не дурак пожрать.
- Старый пень! - неожиданно громко воскликнул Хуан. - Старый глухой пень! Деревяшка! Чурбан!
Пабло замер. А ну как все байки про глухоту колдуна - именно байки, и он прекрасно все слышит?! Превратит их с Хуаном в червяков - и поминай как звали! Но колдун не замедлил шага, подошел к калитке, открыл ее, вышел на дорогу, захлопнул калитку - и так же быстро и грузно потопал к Севильскому мосту.
Хуан расхохотался и хлопнул Пабло по плечу:
- Видел бы ты свою рожу! Только что штаны не обмочил! Я же говорю - глухой он, глу-хой! Ни бельмеса не слышит.
- А как же он тогда разговаривает? - удивился Пабло. - Сам же видел, как он со своей Леокадией говорил...
- Он умеет читать по губам, - пояснил Хуан. - Все понимает, ему только видеть тебя надо. А не видит - говори, что хочешь. Хоть костери почем зря, вот как я сейчас - ничего не сделает!
- Если он колдун - что ж себе слух-то не вернул? - прищурился Пабло. - Может, он и не колдун вовсе, а так, прикидывается?
- Колдун, колдун, точно тебе говорю! - закивал Хуан. - Просто он черту душу запродал за колдовской талант, а черт - он похитрее колдуна любого будет! Помимо души взял да и слух у него отнял. Навсегда, никаким колдовством не вернуть, на то и черт. Все, пошли к дому, будем смотреть!
Они вылезли из кустов, отряхиваясь от трухи и листьев, застрявших в волосах, и осторожно, воровато озираясь, пошли по тропинке, ведущей к крыльцу.
- Там правая ставня еле-еле держится, - быстро шептал Хуан, - ты меня подсаживаешь, я влезаю на подоконник и втягиваю тебя. И помни - если появится Леокадия, надо бросить ей соль в глаза и сказать: "Пресвятая Дева, обереги и прости, в черную кошку чертовку преврати!". И увидишь, как ведьма сразу же станет кошкой! А кошки чего бояться - убежать успеем! Ты соль взял?
Пабло нащупал в кармане узелок и кивнул - взял, мол. Хуан улыбнулся и зашагал еще быстрее. Ему казалось, что не они приближаются к дому, а дом надвигается на них: он застилает небо, загораживает солнце, заполняет собою все вокруг. Зловещими глазами смотрят черные повалы чердачных окон, скалится щербатым ртом полуразвалившийся балкончик на втором этаже, скрипит полуоторванная ставня - и изнутри доносится утробное рокотание, словно урчит в животе у сытого, но злобного зверя.
"Подходите," - шепчет дом, - "ближе, ближе... Я сыт, но я сожру вас... Целиком... Обглодаю косточки... Проглочу... Навсегда... Подходите... Блииииииижееее...".
Хуан уже подтягивался на подоконнике, юркий, как ящерица, он протянул Пабло руку и одним быстрым сильным движением вздернул его наверх, к себе. Мальчишки переглянулись и, не сговаривясь, одновременно прыгнули.
Внутрь дома.
Пабло огляделся: они стояли в длинном коридоре - справа была видна лестница, которая вела, по-видимому, на второй этаж, слева виднелся холл с парадной дверью. Мебели практически не было: несколько кресел, затянутых пыльными серыми чехлами, небольшой комод напротив окна и круглый столик с лежащими на нем нераспечатанными письмами у самого входа. И запах: странный, чуть сладковатый, еле уловимый запах масла - кажется, он был повсюду. Коридор и холл были темны: лишь несколько парных светильников чуть трепетали свечками...
- Гляди! - вдруг прошептал Хуан и ткнул пальцем куда-то вверх. Пабло поднял взгляд - и его дыхание остановилось.
Над ними нависала процессия из множества людей. Гигантская картина, длинной почти во весь коридор, казалось, парила в темноте: темные краски были плохо различимы, но Пабло запомнил ее всю, до мельчайших деталей. На картине была изображена толпа людей, двигавшихся прямо на Пабло: искаженные лица, застывшие в вечном крике рты, скрюченные пальцы - и лица, донельзя знакомые, но изуродованные неизвестным ужасом лица. Вот донна Марта, старая карга, шамкает беззубым ртом и косится в сторону деда Акосто (поговаривали, что в молодости он увивался за юной Мартой). Вот мясник Хосе облизывает сальный палец, вот Энрике-булочник в своих вечно стоптанных башмаках и фартуке, обсыпанном мукой... А впереди - гляди-ка! - это же он, Педро-весельчак, с вечной гитарой наперевес, только вот поет Педро не веселую песенку о прелестной Росите, а какую-то ужасную тягучую канцону, и рот его перекошен, и ужас в широко распахнутых глазах...
Пабло отшатнулся от страшной картины, и они с Хуаном юркнули в преддверный холл - но тут же снова замерли, изумленные и испуганные одновременно.
По обе стороны дверей висели еще две картины. На правой была изображена статная, властная женщина с гордо поднятой головой, черное платье плотно облегало фигуру, левая нога кокетливо выдвинута вперед. Но лицо женщины показалось Пабло неуловимо знакомым - он пригляделся и узнал в изображенной на картине женщине Леокадию, только лет ей здесь было гораздо меньше, сорок, не более. В глазах прислужницы колдуна застыло надменное и высокопарное выражение, тонкие губы сложены в язвительную усмешку.
На левой картине неизвестный художник нарисовал двух монахов. Одного Пабло сразу же определил - отец Игнасио был как живой: грустное вытянутое лицо, обрамленное седой бородой, печальные глаза и черная хламида рясы... Но вот из-за плеча старого монаха высовывалась мерзкая пухлогубая рожа. Еще один монах - молодой, со свежевыбритой тонзурой и угреватым носом-картошкой, что-то нашептывал старому священнику на ухо, паскудно косясь хитрым глазом в сторону Пабло. Казалось, вся человеческая - да что там! - и нечеловеческая мерзость сосредоточилась в этой наглой роже, в этом отвратительном человечишке, явно сообщающем отцу Игнасио какую-то грязную сплетню, но по невозмутимому выражению старого священника было видно, что его - велик Господь! - сплетни гадостного паскудника нисколечко не трогают. О, смиренный отец Игнасио, мудрец и провидец, несокрушима вера твоя и неколебим дух твой!
Пабло неожиданно поймал себя на мысли, что думает о нарисованных персонажах, как о живых людях. И в самом деле - хоть знакомые лица были нарисованы широкими, грубыми мазками, сходство с реальными людьми было удивительным. Вот только неведомый художник словно смотрел на них сквозь сосуды с водой - вроде, черты лица те же, но при этом - искажены рябью водной глади, искривлены стенками сосуда...
Пабло обернулся.
И в воздухе повис душераздирающий вопль - крик загнанного зверя, испуганной дичи, умирающего животного, крик, полный боли, отчаяния и страха.
"Кто же то кричит?" - с удивлением подумал Пабло, но через секунду понял, что кричит он сам.
Ничего более страшного он в своей жизни не видел.
Перед ним сидел на корточках голый великан. Седые космы растрепались по плечам, безумные глаза вылезли из орбит, раззявана гигантская пасть, а из нее свисает обглоданное тело мальчишки.
Великан жрал. Исступленно жрал человечину, рыгая и истекая слюной, перхая чужой кровью и давясь юными хрящиками, смакуя свежее мясо.
Великан был ненасытен. Кривые грязные когти впивались в кожу трупа, разрывая мягкие ткани детского тельца, и было ясно, что вот сейчас он заглотит этого ребенка - и бросится на них с Хуаном.
И немедленно сожрет.
"Это же он, дом!" - пронеслась в мозгу Пабло шальная мысль. - "Это он и есть, он нас жрет - и не выбраться отсюда никогда...".
Пабло не видел, как с визгом улепетывает по коридору Хуан, как распахивает он окно и сигает во двор. Перед глазами закружился какой-то серый туман, и последнее, что Пабло почувствовал - это была тяжелая рука у него на плече и хриплый голос, дохнувший смрадом чесночной похлебки:
- Леокадия! Кто пустил сюда этого мальчишку?...
... Когда Пабло открыл глаза, он увидел, что лежит на белоснежных подушках в чужой спальне. Широкое окно было раскрыто настеж, свежий ветер ласково трепал Пабло по щеке.
А у окна, в кресле, сидел колдун.
В руках у него был свинцовый карандаш и лист бумаги. Колдун хитро смотрел на Пабло.
- Очнулся? - хрипло каркнул он. - Я бы попросил тебя не шевелиться еще пару минут. Я должен закончить рисунок.
- Рисунок?... - пролепетал изумленный Пабло. - Только рисунок?
- А что ты хотел еще? - хохотнул колдун. - Только отвечай, пожалуйста, четче и смотри прямо на меня. Я глух и читаю по губам.
- Мою душу?... - сказал Пабло.
- Зачем мне твоя душа? - колдун вытаращил удивленные глаза и замер с карандашом в руке.
- Но вы же колдун? Вам нужна моя душа, да? - пробормотал Пабло.
- Колдун?! - расхохотался человек в кресле. - Так меня еще никто не называл! Я не колдун, мальчик. Я художник. Франсиско Гойя-и-Лусиэнтес к твоим услугам. И, будь любезен, не шевелись. Я должен успеть дорисовать тебя до захода солнца...