«Недремлющие брегеты» в мировой литературе. «Войну мы не начнем, это я вам обещаю Проспер Мериме, «Письма из Испании»

Комментарий Владимира Набокова к «Евгению Онегину» занимает пухлый том объемом почти в тысячу страниц и дает разъяснение едва ли не каждому слову великого романа. Большинство читателей, впрочем, ознакомились с текстом еще в школьные годы, не придавая значения филологическим тонкостям, но наверняка каждый вспомнит, какие часы были у главного героя. «Недремлющий брегет», увековеченный Александром Сергеевичем (кстати, трижды - редкая честь!), появлялся и на страницах других произведений мировой литературы - от Бальзака и Дюма до Куприна и Жакоба. «Лента.ру» вспоминает цитаты из текстов классиков, в которых упоминается знаменитая марка, и показывает те часы Breguet, которые могли быть у литературных персонажей.

Главное, что знают о Абрахаме-Луи Бреге люди, хоть сколько-нибудь знакомые с техникой, - то, что он изобрел турбийон. Патент на новый тип регулятора, нивелирующего воздействие земной гравитации на часовой механизм, мастер получил 26 июня 1801 года (или 7 мессидора IX года по календарю республиканской Франции). Уроженец Невшателя, выходец из французской семьи, швейцарский экспат, добившийся славы и успеха на родине предков, Бреге изобрел также часы с автоподзаводом и первые наручные часы (сделанные по заказу Каролины Мюрат, королевы Неаполитанской, сестры Наполеона Бонапарта и жены его бравого маршала Мюрата).

Одним из слагаемых технического и маркетингового успеха Бреге стало введение фирменных деталей, делавших часы узнаваемыми с первого взгляда. Это синие вороненые стрелки Breguet со смещенными наконечниками - «яблоками», появившиеся в 1783 году, рифленое корпусное кольцо, по которому и старинные, и современные «брегеты» можно узнать даже «в профиль», и характерное начертание логотипа. Часы швейцарца были популярны так, как ныне популярны сумки Louis Vuitton, и их безбожно подделывали. Проявив деловую сметку, в 1795 году часовщик придумал едва ли не первый в истории «идентификатор подлинности»: выгравированную на циферблате крошечную секретную подпись, различимую только при ярком свете. Кроме того, у каждых часов есть свой номер - по нему можно проверить провенанс часов наполеоновских времен и «брегетов»-современников Евгения Онегина, а заодно и подлинность современных моделей.

Около 1786 года Бреге начал делать гильошированные циферблаты. Он ввел в моду гравировки «алмазная грань», или «парижские гвозди» (clou de Paris), «парижская мостовая» (pavé de Paris), «солнечные лучи» (rayon de soleil), «ячменное зерно» (grains d’orge), «волны» (vagues), «плетеная корзинка» (vieux panier), «шахматный узор» (damier), «огненный узор» (décor flammé) и еще множество мотивов, которые и по сей день успешно используют и Breguet, и другие бренды.
Breguet - едва ли не единственная марка в мире, имеющая три собственных музея : в Цюрихе - одном из крупнейших городов родной страны Абрахама-Луи Бреге, в Париже - «столице мира», где он добился успеха, и в Шанхае - поскольку в Китае его часы много лет пользуются бешеной популярностью.

Александр Пушкин, «Евгений Онегин»

4730 - четвертьчасовой репетир в золотом корпусе с 22 платиновыми шурупами. Был куплен в 1829 году за 4000 франков княгиней Багратион; с 1836 года принадлежал Натаниэлю де Ротшильду.

«Надев широкий боливар,
Онегин едет на бульвар,
И там гуляет на просторе,
Пока недремлющий брегет
Не прозвонит ему обед».

Оноре де Бальзак, «Евгения Гранде»

4821 - маленькие простые часы-медальон. Корпус, составленный из поделочных камней, оправа из золота, циферблат из поделочных камней, смещенные стрелки, спусковой механизм с рубиновым штифтом. Проданы 31 декабря 1842 года князю Демидову за 2500 франков.

«Он вынул очаровательные плоские часы работы Брегета.
- Как? Только еще одиннадцать? Рано я поднялся».
(Перевод: Юрий Верховский)

Александр Куприн, «Брегет»

3519 - часы с двойной секундной стрелкой. Глухой репетир, отбивающий половины четвертей первого класса, дни недели и числовое обозначение месяца, корпус из гильошированного золота со спрятанным портретом молодой женщины, миниатюра на слоновой кости. Проданы 8 марта 1822 генералу Давыдову за 4500 франков.

«Вчера граф Ольховский ездил к помещику играть в дьябелок, иначе ландскнехт. Оказалось, что он выиграл полторы тысячи деньгами, каракового жеребца и золотые часы-брегет. Ольховский нам эти часы сейчас же и показал. Действительно, хорошие часы: с резьбой, с украшениями, и когда сверху надавить пуговку, то они очень мелодично прозвонят, сколько четвертей и который час. Старинные часы».

Проспер Мериме, «Письма из Испании»

3066 - часы с получетвертным репетиром первого класса с индикацией фаз Луны. Корпус из гильошированного золота, циферблат из гильошированного серебра с широкой апертурой индикатора фаз Луны. Часы отправлены герцогу де Фриасу 18 июня 1818 года за 2700 франков.

«Путник начинает раскаиваться, что захватил с собой так много денег. Он смотрит, который час у него на брегете, и думает, что видит свои часы в последний раз. Как приятно было бы знать, что они спокойно висят у него на камине в Париже!»
(Перевод: Надежда Рыкова)

Александр Дюма, «Граф Монте-Кристо»

3825 - военный счетчик для отбивки строевого шага. Корпус из серебра, циферблат из гильошированного серебра, с калибровкой от шестидесяти до ста двадцати ударов в минуту. Часы поставлены 15 мая 1822 года генералу Брозину для императора России Александра I за 1800 франков.

«- Покажите часы, - сказал Альбер.
Пастрини вынул из жилетного кармана великолепный брегет с именем мастера и графской короной.
- Вот они.
- Черт возьми! - сказал Альбер. - Поздравляю вас! У меня почти такие же, - он вынул свои часы из жилетного кармана, - и они стоили мне три тысячи франков».
(Перевод: Владимир Строев, Лидия Олавская)

Уильям Теккерей, «Ярмарка тщеславия»

180 - маленькие часы-перстень из золота оснащены функцией будильника, завода и настройки времени с помощью заводной головки. Проданы 18 октября 1836 года князю Александру Демидову за 5500 франков.

«Как-то раз вечером Ребекка мимоходом упомянула, что часы, которые ей подарил Родон, английского изделия и идут плохо, - и на следующее же утро ей были присланы прелестные часики фирмы Леруа, с цепочкой и крышкой, украшенной бирюзой, и еще одни - с маркой "Брегет", усыпанные жемчугом и размером не больше полукроны».
(Перевод: Михаил Дьяконов)

Бывало, он еще в постеле:
К нему записочки несут.
Что? Приглашенья? В самом деле,
Три дома на вечер зовут:
Там будет бал, там детский праздник.
Куда ж поскачет мой проказник?
С кого начнет он? Всё равно:
Везде поспеть немудрено.
Покамест в утреннем уборе,
Надев широкий боливар,3
Онегин едет на бульвар
И там гуляет на просторе,
Пока недремлющий брегет
Не прозвонит ему обед.
ИНТЕРЕСНОЕ У НАБОКОВА:
«Там будет бал, там детский праздник. – «Там» не обязательно относится к одному из трех домов, означенных в предыдущем стихе. Далее добавляется еще два приглашения, итого пять, что и показывает правильное понимание.»

«…бульвар… - состоял из нескольких рядов анемичных рядов лип и тянулся по середине Невского проспекта»

И еще Набоков выстегал французского переводчика «Онегина» за обвинение Пушкина в безвкусии (в Париже де вместо «брегет» говорят просто: «часы») – Набоков указывает «привереде-переводчику» на его собственный ляпсус: во 2 главе у него: «Ленский, с душою прямо ГЕТЕВСКОЙ»
СМЕШНОЕ У БРОДСКОГО:
Вот мы и добрались наконец до знаменитой шляпы «боливар». В предисловии к комментариям Набокова приведено свидетельство очевидца: «...наши счастливые школьные годы, когда Бродский был нарасхват среди школяров, а пример с «боливаром» кочевал из одного школьного сочинения в другое». Что ж, вот первоисточник:

«Либерализм Онегина подчеркнут этой деталью в его наряде: шляпа (с большими полями, кверху расширявшийся цилиндр) в честь деятеля национально-освободительного движения в Южной Америке Симона Боливара (1783-1830) была модной в той среде, которая следила за политическими событиями, которая сочувствовала борьбе за независимость маленького народа».
И еще:
« шляпа a la Bolivar означала не просто головной убор – она указывала на определенные общественные настроения ее владельца, получала в известном смысле тот же характер, какой придавали тогдашние либералисты фригийскому колпаку патриотов французской революции».

(Набоков сравнил эту теорию с представлением, будто американки носят платок «бабушка» из вящей симпатии к СССР)

Прощай же странная шляпа, ставшая, благодаря Бродскому, буденовкой XIX века и матерью всех фиг в кармане… Ты не в чем не виновата – просто вид у тебя был такой дурацкий, что к нему липли дурацкие названия, а к ним – дурацкие толкования. Прощай навсегда!
ЛОТМАН:
«Надев широкий боливар... - Курсив и фамильярно-метонимическая замена шляпы именем прославившего ее политического деятеля указывают на сознательное использование Пушкиным жаргонизма из диалекта франтов.»

«Бывало, он еще в постеле... - Распорядок дня франта сдвинут по отношению к средним нормам светского времяпрепровождения. День Онегина начинается позже обычного («проснется за-полдень»). Ср.: «В высшем обществе день начинался довольно рано: в 10 часов вставали, обед происходил обыкновенно в 4-5 часов»

(То что герой пользовался часами, как какой-нибудь вульгарный деловой человек есть знак того, что) :
«Поведение Онегина во многом не совпадает с нормами дендизма, отклоняясь в сторону традиционного поведения русского щеголя-петиметра.»
И еще, очень важное:
«Военное поприще представлялось настолько естественным для дворянина, что отсутствие этой черты в биографии должно было иметь какое-либо специальное объяснение: болезнь или физический недостаток, скупость родителей … На таком фоне биография Онегина приобретала демонстративный оттенок, ускользающий от внимания современного читателя … Но то, что он вообще никогда нигде не служил, не имел никакого, даже самого низшего чина, решительно делало Онегина белой вороной в кругу современников … И в столице, и на почтовом тракте он должен был пропускать вперед лиц, отмеченных чинами.»

Необычное безделье Онегина его равнодушие к карьере в чиновном Петербурге невольно вызывает в нас теплые чувства, какие в современной России вызвал бы сын какого-нибудь мэра, не ворующий вместе с папой, а просто проживающий наворованное. Романтизм в своем самом крайнем выражении.

ЕЩЕ МНЕНИЯ:
Пишет _zhirafa
Не хочу анализировать построчно, хотя есть что. Традиция приглашений на вечера, "среды", балы и рауты светских молодых людей, "записочки", этикет, с этим связанный - тема отдельных исследований. Что осталось от этих традиций сегодня? Есть ли у нас этикет общения, "гостей" - тоже интересно.
Боливар, бульвар, брегет - все такое "гламурное" иностранное - не случайно, ведь Пушкин старается этого избегать.
Но главное, о чем я думаю в связи с этой строфой: какой скучный образ жизни для молодого человека! Все упорядочено. Никаких стремлений, страстей, дел, увлечений, связей... Подходит для карьериста, Молчалина какого-нибудь. Но ведь О. не стремится к тому, чтобы обзавестись деловыми или романтическими связями. Однако есть в этом, конечно, что-то респектабельное и расслабляющее. Прогулка на бульваре...
Мне бы надоело уже через неделю.

МОИ ИНСИНУАЦИИ:
Как прекрасно в этой строфе переданы архетипические особенности русского «динамизма»! Казалось бы, Онегин – живчик? Но вглядитесь:
Он лежит – ему несут.
Он дремлет – его зовут.
Он гуляет – ему звенит.
И это элита! (Мужик же просто спит беспробудно, о нем и речи нет). Настоящая псевдоморфоза допетровского русского барства - и таковы они все: до Брежнева и Путина – коммунизм на полпути бросили, демократию тоже. Так-то немудрено в пяти местах побывать, во всех -измах, куда не позовут.
И, сравните, - «русский интеллигент» по Розанову:
«Если есть гамак – то он ЛЯЖЕТ.
Если есть книжка –он, ТАК И БЫТЬ, ПОЧИТАЕТ
Обед – он СКУШАЕТ
И если трудолюбивая акушерка наймет квартиру – то он ПОСЕЛИТСЯ.
Ну и прочие функции".

На вопрос Помогите! Нужен распорядок (режим) дня Евгения Онегина?! заданный автором It-girl Blond лучший ответ это Пробуждение "за- полдень"
"Бывало, он еще в постеле:
К нему записочки несут.

Три дома на вечер зовут"
Прогулка.
"Покамест в утреннем уборе,
Надев широкий боливар,
Онегин едет на бульвар"
Обед
"И там гуляет на просторе"
Пока недремлющий брегет
Не прозвонит ему обед. "
Ужин
"Уж тёмно: в санки он садится.

Морозной пылью серебрится
Его бобровый воротник.
К Talon помчался: он уверен,
Что там уж ждет его Каверин.
Вошел: и пробка в потолок,
Вина кометы брызнул ток,
Пред ним roast-beef окровавленный,
И трюфли, роскошь юных лет,
Французской кухни лучший цвет,
И Стразбурга пирог нетленный
Меж сыром Лимбургским живым
И ананасом золотым. "
Посещение театра
"Всё хлопает. Онегин входит,
Идет меж кресел по ногам"
И, наконец, возвращение домой. .
Сон.
В деревне всё было несколько иначе...)
"Два дня ему казались новы
Уединенные поля,
Прохлада сумрачной дубровы,
Журчанье тихого ручья;
На третий роща, холм и поле
Его не занимали боле;
Потом уж наводили сон;
Потом увидел ясно он,
Что и в деревне скука та же,
Хоть нет ни улиц, ни дворцов,
Ни карт, ни балов, ни стихов. "

Ответ от Лада [новичек]
Его распорядок дня - это пример типичного дня молодого светского повесы. Утро, которое у героя наступало после полудня, открывалось тем, что «он еще в постеле: К нему записочки несут». Эти записочки – приглашения на вечер, то, что будет составлять суть дня Онегина.
Куда же его приглашают? Три дома зовут на званый вечер, еще хорошо бы попасть на бал и на детский праздник. Но Онегин не выбирает – «везде поспеть немудрено».

Ответ от Алёна Богомолова [активный]
Бывало, он еще в постеле:
К нему записочки несут.
Что? Приглашенья? В самом деле,
Три дома на вечер зовут:
Там будет бал, там детский праздник.
Куда ж поскачет мой проказник?
С кого начнет он? Все равно:
Везде поспеть немудрено.
Покамест в утреннем уборе,
Надев широкий боливар (3),
Онегин едет на бульвар
И там гуляет на просторе,
Пока недремлющий брегет
Не прозвонит ему обед.
XVI.
Уж тёмно: в санки он садится.
"Пади, пади! " -- раздался крик;
Морозной пылью серебрится
Его бобровый воротник.
К Talon (4) помчался: он уверен,
Что там уж ждет его Каверин... .
....
Еще бокалов жажда просит
Залить горячий жир котлет,
Но звон брегета им доносит,
Что новый начался балет.
Театра злой законодатель,
Непостоянный обожатель
Очаровательных актрис,
Почетный гражданин кулис,
Онегин полетел к театру,
Где каждый, вольностью дыша,
Готов охлопать entrechat,
Обшикать Федру, Клеопатру,
Моину вызвать (для того,
Чтоб только слышали его)... .
....
Всё хлопает. Онегин входит,
Идет меж кресел по ногам,
Двойной лорнет скосясь наводит
На ложи незнакомых дам;
Все ярусы окинул взором,
Всё видел: лицами, убором
Ужасно недоволен он;
С мужчинами со всех сторон
Раскланялся, потом на сцену
В большом рассеянье взглянул,
Отворотился -- и зевнул,
И молвил: "всех пора на смену;
Балеты долго я терпел,
Но и Дидло мне надоел" (5).
XXII.
Еще амуры, черти, змеи
На сцене скачут и шумят;
Еще усталые лакеи
На шубах у подъезда спят;
Еще не перестали топать,
Сморкаться, кашлять, шикать, хлопать;
Еще снаружи и внутри
Везде блистают фонари;
Еще, прозябнув, бьются кони,
Наскуча упряжью своей,
И кучера, вокруг огней,
Бранят господ и бьют в ладони:
А уж Онегин вышел вон;
Домой одеться едет он.
....
Быть можно дельным человеком
И думать о красе ногтей:
К чему бесплодно спорить с веком?
Обычай деспот меж людей.
Второй Чадаев, мой Евгений,
Боясь ревнивых осуждений,
В своей одежде был педант
И то, что мы назвали франт.
Он три часа по крайней мере
Пред зеркалами проводил
И из уборной выходил
Подобный ветреной Венере,
Когда, надев мужской наряд,
Богиня едет в маскарад.
....
Мы лучше поспешим на бал,
Куда стремглав в ямской карете
Уж мой Онегин поскакал.
Перед померкшими домами
Вдоль сонной улицы рядами
Двойные фонари карет
Веселый изливают свет
И радуги на снег наводят:
Усеян плошками кругом,
Блестит великолепный дом;
По цельным окнам тени ходят,
Мелькают профили голов
И дам и модных чудаков.
XXVIII.
Вот наш герой подъехал к сеням;
Швейцара мимо он стрелой
Взлетел по мраморным ступеням,
Расправил волоса рукой,
Вошел. Полна народу зала;
Музыка уж греметь устала;
Толпа мазуркой занята;
Кругом и шум и теснота;
Бренчат кавалергарда шпоры;
Летают ножки милых дам;
По их пленительным следам
Летают пламенные взоры,
И ревом скрыпок заглушен
Ревнивый шепот модных жен.
....
Что ж мой Онегин? Полусонный
В постелю с бала едет он:
А Петербург неугомонный
Уж барабаном пробужден.
Встает купец, идет разносчик,
На биржу тянется извозчик,
С кувшином охтенка спешит,
Под ней снег утренний хрустит.
Проснулся утра шум приятный.
Открыты ставни; трубный дым
Столбом восходит голубым,
И хлебник, немец аккуратный,
В бумажном колпаке, не раз
Уж отворял свой васисдас.
XXXVI.
Но, шумом бала утомленный,
И утро в полночь обратя,
Спокойно спит в тени блаженной
Забав и роскоши дитя.
Проснется за-полдень, и снова
До утра жизнь его готова,
Однообразна и пестра.
И завтра то же, что вчера.

выпустил уникальную модель часов , посвященную великому гению Александру Сергеевичу Пушкину.

Покамест в утреннем уборе,

Надев широкий боливар,

Онегин едет на бульвар

И там гуляет на просторе,

Пока недремлющий Breguet

Не прозвонит ему обед.

А.С.Пушкин, «Евгений Онегин»

Звонкая поэзия

Любовь часового бренда Breguet и великого российского поэта Александра Сергеевича Пушкина всегда была взаимна. Поэт не однократно упоминал название марки в своих произведениях. Например, имя Breguet дважды позвучало в поэме «Евгений Онегин».

Отдавая должное гению Пушкина часовой дом создал превосходную модель хронометра Reine de Naples, циферблат которого украшает портрет Александра Сергеевича. Декор циферблата интересен тем, что выполнен в форме камеи. Камеи были очень модны в пушкинские времена. Также часы инкрустированы десятками мелких белых бриллиантов и белым золотом. В довершении они оснащены браслетом из натуральной крокодиловой кожи белого цвета.

Это изделие выпущено в единственном экземпляре специально для России. Продаваться они будут в монобрендовом бутике Breguet.

Н а страницах романа «Евгений Онегин» Александр Пушкин упоминал «бренды», популярные в России начала XIX века. Вспоминаем фирмы, продукцией и услугами которых пользовались русские аристократы.

Шляпа боливар

Джон Джеймс Чэлон. Модная лавка в Париже. 1822

Надев широкий боливар,
Онегин едет на бульвар.

Черный цилиндр с широкими полями - так выглядел самый модный головной убор той поры. На иллюстрациях к роману персонажей обычно изображают именно в боливарах.

В XIX веке головные уборы нередко называли в честь общественных деятелей, и некоторые люди даже выражали с помощью шляп свои политические взгляды. В 1821–1823 годах, когда поэт приступал к работе над романом, популярность обрели цилиндры, названные в честь генерала Симона Боливара. Он был национальным героем Южной Америки, вождем борьбы за независимость американских колоний от Испании. В тот период генерал как раз освобождал Перу, а в 1825 году стал главой республики Боливия, названной в его честь.

Сторонники Боливара носили широкополые шляпы, которые проникли в европейскую моду в 1810-х годах. Их поля, как упоминал бытописатель Михаил Пыляев, часто оказывались настолько широкими, что невозможно было пройти в узкую дверь. Однако уже в 1825 году модный московский журнал «Московский телеграф» написал о том, что боливары теряют популярность. Так что Онегина автор одел в точности по моде начала 1820-х годов. И кроме того, намекнул на его политические симпатии.

Часы «брегет»

Елена Самокиш-Судковская. Иллюстрация к роману Александра Пушкина «Евгений Онегин». Издание т-ва Р. Голике и А. Вильборг, 1908

И там гуляет на просторе,
Пока недремлющий брегет
Не прозвонит ему обед.

Щеголю Онегину не нужно было вынимать часы из кармана, чтобы взглянуть на циферблат, - достаточно было запустить внутрь руку, нажать на пружинку, и часы отзванивали время. Эта особенность часов с репетиром (как тогда говорили, «с репетицией»), в частности тех, что выпускала фирма Breguet, сделала их практически синонимом будильника. Пушкин упоминал их в тексте несколько раз: перед ужином «желудок - верный наш брегет» намекал героям на время трапезы; перед спектаклем «звон брегета им доносит, что новый начался балет».

Основателем фирмы Breguet был часовой мастер Абрахам-Луи Бреге. Швейцарец по рождению, свой первый магазин он открыл в 1775 году в Париже. Брегеты славились не только точностью, но и тем, что среди них не попадались одинаковые модели. Покупатель мог быть уверен, что точно таких же часов, как у него, больше ни у кого нет. Сейчас марка Breguet - одна из старейших сохранившихся до наших дней.

Русский рынок Бреге начал осваивать в 1801 году, и уже в 1808-м в Санкт-Петербурге открылось представительство модной компании. Среди поклонников марки были князья Голицыны, Гагарины, Юсуповы и даже император Александр I . Брегет «подарил» своему персонажу и Александр Пушкин.

Любопытно, что покупатели продукции Бреге - образованные аристократы - конечно, знали верное произношение французской фамилии. Однако в русский язык название фирмы вошло в буквальном прочтении - с буквой «т» на конце. К тому же так было удобнее рифмовать.

Ресторан Талона

Дмитрий Белюкин. Иллюстрация к роману Александра Пушкина «Евгений Онегин». Издательство «Андреевский флаг», 2002

К Talon помчался: он уверен,
Что там уж ждет его Каверин.

Пушкин не просто отправляет своего героя обедать у Талона - он вдобавок ставит к его фамилии специальную сноску с текстом «известный ресторатор», чтобы читатель обязательно обратил внимание на эту фамилию. Быть может, Талон предоставил за это поэту скидку?

Ведь Пушкин мог отправить Онегина, например, в заведение господина Андрие на Малой Морской, 15, где, по свидетельству Фаддея Булгарина, «обедывали» чиновники и министры. В этом ресторане неоднократно бывал и сам Пушкин, и именно там он познакомился с Жоржем Дантесом.

Однако поэт выбрал для Онегина модный ресторан Пьера Талона на Невском проспекте. Ресторан занимал дом Косиковского у Полицейского моста. Здесь, по словам того же Булгарина, можно было «в полной мере удовлетворить ваши гастрономические потребности». И действительно, Пушкин приводит целый список популярных блюд этого ресторана - roast-beef, трюфели, Страсбургский пирог с паштетом.

В начале 1825 года Талон дал объявление в газетах, что возвращается во Францию. Правда, сразу же после его отъезда в помещении открылся очередной французский ресторан - Фелье. Пушкин наведывался и туда.

Пистолет «Лепаж»

Илья Репин. Дуэль Онегина и Ленского. Иллюстрация к роману Александра Пушкина «Евгений Онегин». 1899. Всероссийский музей А.С. Пушкина

Примчались. Он слуге велит
Лепажа стволы роковые
Нести за ним...

И вот опять Пушкин ставит отдельное примечание к марке «Лепаж», которое гласит - «Славный ружейный мастер». Мастером Лепаж был действительно «славным». Ружейная фирма Le Page (впоследствии - Fauré Le Page) была основана в Париже еще в 1717 году и оставалась в руках одной семьи почти 200 лет - до 1913 года. Основателя фирмы звали Луи Пиньи, но он завещал дело мужу своей племянницы Пьеру Лепажу, и именно под этой фамилией марка прославилась на всю Европу. У фирмы было множество клиентов, в том числе и из самых высших слоев общества - они поставляли оружие и французскому королю Людовику XV, и знаменитому полководцу Морицу Саксонскому.

Пушкин говорит уже о своем современнике Жане Лепаже (племяннике Пьера). У него заказывали оружие несколько правителей Франции: Людовик XVI, Наполеон (сначала консул, затем император), Людовик XVIII. Даже во времена Великой французской революции без Лепажа не обошлось - во время взятия Бастилии и Июльской революции 1830 года его оружие раздавали народу.

И Ленский «выбрал» для дуэли пистолеты фирмы, которая выпускала качественное и роскошное оружие. Такие же были и у самого Александра Пушкина. Считается, что пару пистолетов изготовили для Пушкина по его заказу незадолго до дуэли с Дантесом.