Градоначальник брудастый характеристика. М.Е

Создавая ироничную гротескную «Историю одного города» Салтыков-Щедрин рассчитывал вызвать у читателя не смех, а «горькое чувство» стыда. Идея произведения построена на изображении некой иерархии: простой народ, который не будет сопротивляться указаниям зачастую глупых правителей, и самих правителей-тиранов. В лице простого народа в данной повести выступают жители города Глупов, а их угнетатели - градоначальники. Салтыков-Щедрин с иронией подмечает, что этому народу нужен начальник, тот, который им будет давать указания и держать в «ежовых рукавицах», иначе весь народ впадет в анархию.

История создания

Замысел и идея романа «История одного города» формировались постепенно. В 1867 году писатель написал сказочно-фантастическое произведение «Рассказ о губернаторе с фаршированной головой», оно впоследствии легло в основу главы "Органчик". В 1868 году Салтыков-Щедрин начал работать над "Историей одного города", закончил в 1870 году. Первоначально автор хотел дать произведению название «Глуповский Летописец». Роман был опубликован в популярном в то время журнале «Отечественные записки».

Сюжет произведения

(Иллюстрации творческого коллектива советских художников-графиков "Кукрыниксы" )

Повествование ведется от лица летописца. Он рассказывает о жителях города, которые были настолько глупы, что их городу дали имя «Глупов». Роман начинается главой «О корени происхождения глуповцев», в которой дана история этого народа. Рассказывается в частности о племени головотяпов, которые, после победы над соседними племенами лукоедов, гущеедов, моржеедов, кособрюхих и прочих решили найти себе правителя, поскольку хотели навести порядок в племени. Решился на правление лишь один князь, да и тот вместо себя послал вора-новотора. Когда тот проворовался, князь послал ему петлю, но вор смог в каком-то смысле выкрутиться и зарезал себя огурцом. Как видим, ирония и гротеск отлично уживаются в произведении.

После нескольких неудачных кандидатур на роль заместителей князь явился в город лично. Став первым правителем, он положил отсчет «исторического времени» города. Говорится, что двадцать два правителя с их достижениями правили городом, но в «Описи» перечислены двадцать один. Судя по всему, недостающий - основатель города.

Главные герои

Каждый из градоначальников выполняет свою задачу в осуществлении идеи писателя посредством гротеска показать абсурдность их правления. Во многих типажах просматриваются черты исторических личностей. Для большей узнаваемости Салтыков-Щедрин не только описал стиль их правления, смешно исказил фамилии, но и дал меткие характеристики, указывающие на исторический прототип. Некоторые личности градоначальников представляют собой образы, собранные из характерных черт разных лиц истории государства российского.

Так, третий правитель Иван Матвеевич Великанов, прославленный тем, что утопил директора по хозяйственным вопросам и ввел налоги по три копейки с человека, был сослан в острог за роман с Авдотьей Лопухиной, первой женой Петра I.

Бригадир Иван Матвеевич Баклан, шестой по счету градоначальник, был высокого роста и гордился тем, что является последователем линии Ивана Грозного. Читатель понимает, что имеется в виду колокольня в Москве. Смерть правитель нашел в духе того же гротескного изображения, которым наполнен роман, - бригадир был сломан пополам во время бури.

На личность Петра III в изображении сержанта гвардии Богдана Богдановича Пфейфера указывает данная ему характеристика - «голштинский выходец», стиль правления градоначальника и его исход - смещен с поста правителя «за невежество».

Дементий Варламович Брудастый прозван «Органчиком» за наличие механизма в голове. Держал город в страхе, поскольку был угрюм и замкнут. При попытке отвезти голову градоначальника для починки к столичным мастерам, она была выброшена испуганным кучером из экипажа. После правления Органчика в городе воцарился хаос на 7 дней.

Краткий период благополучия горожан связано с именем девятого градоначальника, Семена Константиновича Двоекурова. Штатский советник и новатор, он занялся внешним видом города, завел медо- и пивоварение. Пытался открыть академию.

Самым долгим правлением отметился двенадцатый градоначальник, Василиск Семенович Бородавкин, напоминающий читателю стилем правления Петра I. На связь персонажа с историческим лицом указывают и его «славные дела» - уничтожил Стрелецкую и Навозную слободы, и непростые отношения с искоренением невежества народа - провел в Глупове четыре войны за просвещение и три - против. Решительно готовил город к сжиганию, но внезапно умер.

По происхождению бывший крестьянин Онуфрий Иванович Негодяев, до службы градоначальником топивший печи, разрушил вымощенные прежним правителем улицы и поставил на этих ресурсах монументы. Образ списан с Павла I, на что указывают и обстоятельства его смещения: уволен за несогласие с триумвиратом насчет конституций.

При статском советнике Эрасте Андреевиче Грустилове глуповский бомонд был занят балами и ночными собраниями с чтением трудов некоего господина. Как и в правление Александра I, градоначальнику не было дела до народа, который обнищал и голодал.

Прохвост, идиот и «сатана» Угрюм-Бурчеев носит «говорящую» фамилию и «списан» с графа Аракчеева. Он, наконец, разрушает Глупов и решает построить на новом месте город Непреколнск. При попытке осуществления столь грандиозного проекта произошел «конец света»: солнце померкло, земля затряслась, а градоначальник исчез бесследно. Так закончилась история «одного города».

Анализ произведения

Салтыков-Щедрин с помощью сатиры и гротеска ставит цель достучаться до человеческой души. Он хочет убедить читателя, что в основе человеческого института должны лежать христианские принципы. В противном случае жизнь человека может быть деформирована, изуродована, и в конце может привести к гибели человеческой души.

«История одного города» - произведение новаторское, преодолевшее привычные рамки художественной сатиры. Каждый образ в романе имеет ярко выраженные гротескные черты, но при этом узнаваемы. Что дало повод к шквалу критики в адрес автора. Его обвиняли в «клевете» на народ и правителей.

Действительно, история Глупова во многом списана с летописи Нестора, рассказывающей о времени начала Руси - «Повести временных лет». Эту параллель автор намеренно подчеркнул, чтобы стало очевидным, кого он подразумевает под глуповцами, и что все эти градоначальники - отнюдь не полет фантазии, а реальные русские правители. При этом автор четко дает понять, что описывает не весь род человеческий, а именно Россию, переиначивая ее историю на свой сатирический лад. 

Однако целью создания произведения Салтыков-Щедрин не делал насмешку над Россией. Задачей писателя стало подвигнуть общество к критическому переосмыслению своей истории для искоренения существующих пороков. Гротеск играет огромную роль в создании художественного образа в творчестве Салтыкова-Щедрина. Главная цель писателя - показать пороки людей, которые не замечаются обществом.

Писатель высмеивал безобразие общества и был назван «великим насмешником» в ряду таких предшественников, как Грибоедов и Гоголь. Читая ироничный гротеск, читатель хотел смеяться, но в этом смехе было нечто зловещее - публика "чувствовала, как бич хлещет её самое".

Дементий Варламович Брудастый является восьмым по счету градоначальником, поставленным править злосчастным городом Глуповым. В «Описи градоначальников» дается его краткая, но емкая характеристика: «Назначен был впопыхах и имел в голове некоторое особливое устройство… Это не мешало ему, впрочем, привести в порядок недоимки, запущенные его предместником».
В этих саркастических словах заключен и смысл деятельности сего «великого мужа», и отношение в этой деятельности автора.
Молчаливый и угрюмый Брудастый знал лишь одно слово - «Не потреплю!» Его правление началось с того, что он «пересек уйму ямщиков». Да и впоследствии Брудастый создавал видимость самой бурной деятельности – сутками он, запершись у себя в кабинете, что-то «скреб пером». Последствия этого бумагомарания наводили ужас на все население Глупова: «Хватают и ловят, секут и порют, описывают и продают...»
В этих шести глаголах заключалась суть деятельности Брудастого, не отличавшейся, впрочем, от деятельности других градоначальников. Насилие, жестокость, глупость, косность, преклонение перед чинами и презрение к народу – вот черты правления всех глуповских градоначальников, и Брудастого, в частности.
Образ этого персонажа символичен. Вспомним, что его прозвали «Органчиком» за то, что вместо головы он имел некое механическое устройство. Голову Брудастого необходимо было наполнять искусственным содержимым, иначе она являлась просто оболочкой, лишенной мозгов: «…градоначальниково тело, облеченное в вицмундир, сидело за письменным столом, а перед ним, на кипе недоимочных реестров, лежала, в виде щегольского пресс-папье, совершенно пустая градоначальникова голова...»
Таким образом, с помощью емкого образа Щедрин показывает, что правители - всего лишь марионетки, которыми руководят злые инстинкты, глупость, косность, предрассудки. Но и без таких руководителей не может жить русский народ. Пока Брудастый лежал без головы – в ожидании очередного органчика, в городе наступили анархия и разруха. Однако вскоре глуповцы - «в награду» за все страдания - получили сразу двух правителей – с «железными бащками». Такой финал правления Брудастого в очередной раз подчеркивает мысль автора о том, что все правители Глупова одинаковы – одинаково ничтожны, безлики, ужасны.

Одним основных героев творения «История одного города» считается градоначальник Глупово Дементий Варламович Брудастый. Дементий был восьмым градоначальником Глупово. Дементий Брудастый был мрачным и неразговорчивым человеком, одновременно герой был бессердечным и строгим.

Только став градоначальником, герой начал проявлять свою жестокость и избивать ямщиков. Иногда у градоначальника случались приступы ярости. Дементий любил приказывать и распоряжаться. Попав в Глупово, он начал давать указания. Он не выходил из кабинета, лишний раз не пил, и не ел. Градоначальник начал истово заниматься скопившимися делами, касаемо неуплаченных налогов. Брудастый занимался бумажными делами и почти не разговаривал с глуповцами. При правлении Дементия работа полиции и бюрократов активно развилась. По требованию градоначальника, полицейские и чиновники нападают и избивают жителей, отнимая у них имущество в счет неуплаченных налогов.

Люди начали испытывать страх и ужас перед Брудастым. Жители города перестали смеяться, играть и веселиться. Улицы запустели, люди выходили из дома только о сильной нужде. Суровый градоначальник произносил только «Не потерплю!» и «Разорю!». Чиновники заметили, что у главы города вместо головы есть орган. Дементия Брудастого начали обзывать органчиком. Брудастый вместо настоящей головы имел орган. Как – то раз его голова сломалась, и чиновникам пришлось заказать новый орган. Орган чиновники приобрели у мастера в Петербурге. Голову градоначальника нужно было наполнять особой жидкостью. Иначе орган был простой оболочкой с отсутствием мозгов.

В это время мастер из Глупово начал исправлять старую голову. В итоге в городке начали работать 2 градоначальника под фамилией Брудастый. Чуть позже обманщиков отстраняют от должности и вывозят из Глупово. Главной правдой является только то, что градоначальники были обманщиками. За ними в Глупово приезжал рассыльный. Они были помещены в емкости со спиртом.

Подобным образом, за счет градоначальника писатель показал, что правители городка являются только пешками, над которыми властвуют подобные отрицательные качества как глупость, предубеждения, косность, злая проницательность. По словам автора, русский народ тоже смог бы жить без подобных руководителей. После того как градоначальник заболел, лишившись головы, в городке настали беспорядки и безвластие. Включив в произведение 2 градоначальников, автор написал, что все правители городка одинаково безличны и ничтожны, также ужасны.

Вариант 2

Произведение М.Е.Салтыкова-Щедрина «История одного города» в наивысшей форме иронии и сарказма высмеивает чиновничьи пороки в образах градоначальников. Одним из таких персонажей является фигура Дементия Варламовича Брудастого, правившего глуповцами около года.

Внешне ничем не примечательный, восьмой по счету начальник города одет в мундир. На его лице никто никогда не видел и намека на улыбку, а злое, угрюмое и расчетливое лицо никогда не бывает довольно. Градоначальник, вместо заботы о местных жителях, наводит на окружающих ужас и страх, запугивая наказаниями в виде телесных наказаний и прилюдных унижений. Даже само правление в городе начинается с порки розгами ямщиков.

Из-за того, что один из чиновников обратил внимание на странный механизм в голове Брудастого, который внешне напоминает небольшой орган, градоначальник получил прозвище «органчик». Подтверждая своё неофициальное обозначение, Брудастый выдавал одни и те же заранее заготовленные фразы: «Не потерплю!», «Разорю!» Салтыков-Щедрин усугубляет образ чиновника, повествуя о ситуации, в которой голова «выходит из строя». Брудастый сдает её в ремонт и отправляет в Петербург мастеру по ремонту механизмов. Кроме того, «говорящая» фамилия чиновника также характеризует его образ, ведь известно, что брудастые – это порода собак, отличающаяся особой жестокостью.

В образе Брудастого Салтыков-Щедрин воплотил образ механического руководства властью чиновником, не обладающего никакими человеческими качествами. Мало того, что он не выполнял никакой государственной роли. Брудастый обирал народ, безбожно взимал налоги, бездушно наказывал за непослушание или провинность и был при этом полностью удовлетворен своей государственной службой. Период его правления обрек город на страх, измождение, панику и жестокость, так как машине-исполнителю чуждо все человеческое. Только полиция и чиновничий аппарат всегда были у дела: полиция – исполняя наказания, а чиновники – вторя за градоначальником нелепости.

Именно такие ключевые черты чиновничьего произвола отметил автор во времена Царской России, когда самодурство, чинопочитание, исполнительность без здравого смысла, жестокость и бесконечный бюрократизм были теми «китами», на которых строился государственный аппарат. Салтыков-Щедрин, будучи сам частью этого устройства, как никто другой, мог изобразить её подлинно и с размахом настоящего мастера слова.

Несколько интересных сочинений

• Анализ рассказа Чехова Злоумышленник

  Замечательный писатель, некогда произнесший: «краткость – сестра таланта», опытный врач, отличный по натуре человек – Антон Павлович Чехов – в своих произведениях часто поднимает проблему «маленького человека».

• Сочинение Как стать чемпионом школы (по плаванию, футболу, бегу) 7 класс

  Что бы стать чемпионом в школе по плаванию, для этого потребуются усердные тренировки. Уж точно не стоит пропускать тренировки, заниматься этим видом спорта как можно чаще. Стоит поставить перед собой цель, чего ты хочешь, и идти к этой цели.

Вот и заканчивается последний месяц весны - май, а вместе с тем и очередной учебный год. Наступят долгожданные летние каникулы, где можно отдохнуть от длительных занятий и бесконечных домашних заданий.

• Главные герои повести Царь-рыба Астафьева

  Герои произведения «царь-рыба» – простые деревенские люди. В.П. Астафьев проникает в самую глубь личности каждого и выносит на свет потаенное, чтобы сплести запутанную нить повествования.

Друзья – это люди, близкие не по крови. Но, благодаря сильной духовной привязанности, с ними порой возникает действительно очень крепкая связь.

История одного города (краткое содержание по главам)

Содержание главы: Органчик

1762 год ознаменовался началом правления градоначальника Дементия Варламовича Брудастого. Глуповцы были удивлены тем, что их новый правитель угрюм и не говорит ничего, кроме двух фраз: «Не потерплю!» и «Разорю!». Они не знали, что и думать, до тех пор, пока не открылась тайна Брудастого: его голова совсем пустая. Письмоводитель случайно увидел ужасную вещь: туловище градоначальника по обыкновению сидело за столом, а вот голова отдельно лежала на столе. И в ней не было ничего вообще. Горожане не знали, что теперь им делать. Они вспомнили о Байбакове - мастере часовых и органных дел, который совсем недавно приходил к Брудастому. Расспросив Байбакова, глуповцы выяснили, что голова градоначальника была оснащена музыкальным органчиком, который исполнял только две пьески: «Не потерплю!» и «Разорю!». Органчик вышел из строя, отсырев в дороге. Мастеру самостоятельно починить его не удалось, поэтому он заказал в Санкт-Петербурге новую голову, однако заказ что-то задерживался.

Наступило безвластие, финал которому положило неожиданное явление одновременных двух абсолютно одинаковых правителей-самозванцев. Они увидели друг друга, «смерили друг друга глазами», а наблюдавшие эту сцену жители молча медленно разошлись. Прибывший из губернии рассыльный забрал с собой обоих «градоначальников», а в Глупове началась анархия, которая длилась целую неделю.

История одного города (текст по главам полностью)

Органчик

В августе 1762 года в городе Глупове происходило необычное движение по случаю прибытия нового градоначальника, Дементия Варламовича Брудастого. Жители ликовали; еще не видав в глаза вновь назначенного правителя, они уже рассказывали об нем анекдоты и называли его «красавчиком» и «умницей». Поздравляли друг друга с радостью, целовались, проливали слезы, заходили в кабаки, снова выходили из них, и опять заходили. В порыве восторга вспомнились и старинные глуповские вольности. Лучшие граждане собрались перед соборной колокольней и, образовав всенародное вече, потрясали воздух восклицаниями: батюшка-то наш! красавчик-то наш! умница-то наш!

Явились даже опасные мечтатели. Руководимые не столько разумом, сколько движениями благодарного сердца, они утверждали, что при новом градоначальнике процветет торговля, и что, под наблюдением квартальных надзирателей*, возникнут науки и искусства. Не удержались и от сравнений. Вспомнили только что выехавшего из города старого градоначальника, и находили, что хотя он тоже был красавчик и умница, но что, за всем тем, новому правителю уже по тому одному должно быть отдано преимущество, что он новый. Одним словом, при этом случае, как и при других подобных, вполне выразились: и обычная глуповская восторженность, и обычное глуповское легкомыслие.

Между тем новый градоначальник оказался молчалив и угрюм. Он прискакал в Глупов, как говорится, во все лопатки (время было такое, что нельзя было терять ни одной минуты), и едва вломился в пределы городского выгона, как тут же, на самой границе, пересек уйму ямщиков. Но даже и это обстоятельство не охладило восторгов обывателей, потому что умы еще были полны воспоминаниями о недавних победах над турками, и все надеялись, что новый градоначальник во второй раз возьмет приступом крепость Хотин*.

Скоро, однако ж, обыватели убедились, что ликования и надежды их были, по малой мере, преждевременны и преувеличенны. Произошел обычный прием, и тут в первый раз в жизни пришлось глуповцам на деле изведать, каким горьким испытаниям может быть подвергнуто самое упорное начальстволюбие. Все на этом приеме совершилось как-то загадочно. Градоначальник безмолвно обошел ряды чиновных архистратигов, сверкнул глазами, произнес: «Не потерплю!» - и скрылся в кабинет. Чиновники остолбенели; за ними остолбенели и обыватели.

Несмотря на непреоборимую твердость, глуповцы - народ изнеженный и до крайности набалованный. Они любят, чтоб у начальника на лице играла приветливая улыбка, чтобы из уст его, по временам, исходили любезные прибаутки, и недоумевают, когда уста эти только фыркают или издают загадочные звуки. Начальник может совершать всякие мероприятия, он может даже никаких мероприятий не совершать, но ежели он не будет при этом калякать, то имя его никогда не сделается популярным. Бывали градоначальники истинно мудрые, такие, которые не чужды были даже мысли о заведении в Глупове академии (таков, например, штатский советник Двоекуров, значащийся по «описи» под № 9), но так как они не обзывали глуповцев ни «братцами», ни «робятами», то имена их остались в забвении. Напротив того, бывали другие, хотя и не то чтобы очень глупые - таких не бывало, - а такие, которые делали дела средние, то есть секли и взыскивали недоимки, но так как они при этом всегда приговаривали что-нибудь любезное, то имена их не только были занесены на скрижали, но даже послужили предметом самых разнообразных устных легенд.

Так было и в настоящем случае. Как ни воспламенились сердца обывателей по случаю приезда нового начальника, но прием его значительно расхолодил их.

Что ж это такое! - фыркнул - и затылок показал! нешто мы затылков не видали! а ты по душе с нами поговори! ты лаской-то, лаской-то пронимай! ты пригрозить-то пригрози, да потом и помилуй! - Так говорили глуповцы, и со слезами припоминали, какие бывали у них прежде начальники, всё приветливые, да добрые, да красавчики - и все-то в мундирах! Вспомнили даже беглого грека Ламврокакиса (по «описи» под № 5), вспомнили, как приехал в 1756 году бригадир Баклан (по «описи» под № 6), и каким молодцом он на первом же приеме выказал себя перед обывателями.

Натиск, - сказал он, - и притом быстрота, снисходительность, и притом строгость. И притом благоразумная твердость. Вот, милостивые государи, та цель или, точнее сказать, те пять целей, которых я, с божьею помощью, надеюсь достигнуть при посредстве некоторых административных мероприятий, составляющих сущность или, лучше сказать, ядро обдуманного мною плана кампании!

И как он потом, ловко повернувшись на одном каблуке, обратился к городскому голове и присовокупил:

А по праздникам будем есть у вас пироги!

Так вот, сударь, как настоящие-то начальники принимали! - вздыхали глуповцы, - а этот что! фыркнул какую-то нелепицу, да и был таков!

Увы! последующие события не только оправдали общественное мнение обывателей, но даже превзошли самые смелые их опасения. Новый градоначальник заперся в своем кабинете, не ел, не пил и все что-то скреб пером. По временам он выбегал в зал, кидал письмоводителю кипу исписанных листков, произносил: «Не потерплю!» - и вновь скрывался в кабинете. Неслыханная деятельность вдруг закипела во всех концах города; частные пристава поскакали; квартальные поскакали; заседатели поскакали; будочники* позабыли, что значит путем поесть, и с тех пор приобрели пагубную привычку хватать куски на лету. Хватают и ловят, секут и порют, описывают и продают… А градоначальник все сидит, и выскребает всё новые и новые понуждения… Гул и треск проносятся из одного конца города в другой, и над всем этим гвалтом, над всей этой сумятицей, словно крик хищной птицы, царит зловещее: «Не потерплю!»

Глуповцы ужаснулись. Припомнили генеральное сечение ямщиков, и вдруг всех озарила мысль: а ну, как он этаким манером целый город выпорет!* Потом стали соображать, какой смысл следует придавать слову «не потерплю!» - наконец, прибегли к истории Глупова, стали отыскивать в ней примеры спасительной градоначальнической строгости, нашли разнообразие изумительное, но ни до чего подходящего все-таки не доискались.

И хоть бы он делом сказывал, по скольку с души ему надобно! - беседовали между собой смущенные обыватели, - а то цыркает, да и на̀-поди!

Глупов, беспечный, добродушно-веселый Глупов, приуныл. Нет более оживленных сходок за воротами домов, умолкло щелканье подсолнухов, нет игры в бабки! Улицы запустели, на площадях показались хищные звери. Люди только по нужде оставляли дома свои и, на мгновение показавши испуганные и изнуренные лица, тотчас же хоронились. Нечто подобное было, по словам старожилов, во времена тушинского царика*, да еще при Бироне, когда гулящая девка, Танька Корявая, чуть-чуть не подвела всего города под экзекуцию. Но даже и тогда было лучше; по крайней мере, тогда хоть что-нибудь понимали, а теперь чувствовали только страх, зловещий и безотчетный страх.

В особенности тяжело было смотреть на город поздним вечером. В это время Глупов, и без того мало оживленный, окончательно замирал. На улице царили голодные псы, но и те не лаяли, а в величайшем порядке предавались изнеженности и распущенности нравов; густой мрак окутывал улицы и дома, и только в одной из комнат градоначальнической квартиры мерцал, далеко за полночь, зловещий свет. Проснувшийся обыватель мог видеть, как градоначальник сидит, согнувшись, за письменным столом, и все что-то скребет пером… И вдруг подойдет к окну, крикнет «не потерплю!» - и опять садится за стол, и опять скребет…

Начали ходить безобразные слухи. Говорили, что новый градоначальник совсем даже не градоначальник, а оборотень, присланный в Глупов по легкомыслию; что он по ночам, в виде ненасытного упыря, парит над городом и сосет у сонных обывателей кровь. Разумеется, все это повествовалось и передавалось друг другу шепотом; хотя же и находились смельчаки, которые предлагали поголовно пасть на колена и просить прощенья, но и тех взяло раздумье. А что, если это так именно и надо? что, ежели признано необходимым, чтобы в Глупове, грех его ради, был именно такой, а не иной градоначальник? Соображения эти показались до того резонными, что храбрецы не только отреклись от своих предложений, но тут же начали попрекать друг друга в смутьянстве и подстрекательстве.

И вдруг всем сделалось известным, что градоначальника секретно посещает часовых и органных дел мастер Байбаков. Достоверные свидетели сказывали, что однажды, в третьем часу ночи, видели, как Байбаков, весь бледный и испуганный, вышел из квартиры градоначальника и бережно нес что-то обернутое в салфетке. И что всего замечательнее, в эту достопамятную ночь никто из обывателей не только не был разбужен криком «не потерплю!», но и сам градоначальник, по-видимому, прекратил на время критический анализ недоимочных реестров* и погрузился в сон.

Возник вопрос: какую надобность мог иметь градоначальник в Байбакове, который, кроме того что пил без просыпа, был еще и явный прелюбодей?

Начались подвохи и подсылы с целью выведать тайну, но Байбаков оставался нем как рыба, и на все увещания ограничивался тем, что трясся всем телом. Пробовали споить его, но он, не отказываясь от водки, только потел, а секрета не выдавал. Находившиеся у него в ученье мальчики могли сообщить одно: что действительно приходил однажды ночью полицейский солдат, взял хозяина, который через час возвратился с узелком, заперся в мастерской и с тех пор затосковал.

Более ничего узнать не могли. Между тем таинственные свидания градоначальника с Байбаковым участились. С течением времени Байбаков не только перестал тосковать, но даже до того осмелился, что самому градскому голове посулил отдать его без зачета в солдаты*, если он каждый день не будет выдавать ему на шкалик. Он сшил себе новую пару платья и хвастался, что на днях откроет в Глупове такой магазин, что самому Винтергальтеру в нос бросится.

Среди всех этих толков и пересудов, вдруг как с неба упала повестка, приглашавшая именитейших представителей глуповской интеллигенции, в такой-то день и час, прибыть к градоначальнику для внушения. Именитые смутились, но стали готовиться.

То был прекрасный весенний день. Природа ликовала; воробьи чирикали; собаки радостно взвизгивали и виляли хвостами. Обыватели, держа под мышками кульки, теснились на дворе градоначальнической квартиры и с трепетом ожидали страшного судбища. Наконец ожидаемая минута настала.

Он вышел, и на лице его в первый раз увидели глуповцы ту приветливую улыбку, о которой они тосковали. Казалось, благотворные лучи солнца подействовали и на него (по крайней мере, многие обыватели потом уверяли, что собственными глазами видели, как у него тряслись фалдочки). Он по очереди обошел всех обывателей, и хотя молча, но благосклонно принял от них все, что следует. Окончивши с этим делом, он несколько отступил к крыльцу и раскрыл рот… И вдруг что-то внутри у него зашипело и зажужжало, и чем более длилось это таинственное шипение, тем сильнее и сильнее вертелись и сверкали его глаза. «П…п…плю!» наконец вырвалось у него из уст… С этим звуком он в последний раз сверкнул глазами и опрометью бросился в открытую дверь своей квартиры.

Читая в «Летописце» описание происшествия столь неслыханного, мы, свидетели и участники иных времен и иных событий, конечно, имеем полную возможность отнестись к нему хладнокровно. Но перенесемся мыслью за сто лет тому назад, поставим себя на место достославных наших предков, и мы легко поймем тот ужас, который долженствовал обуять их при виде этих вращающихся глаз и этого раскрытого рта, из которого ничего не выходило, кроме шипения и какого-то бессмысленного звука, непохожего даже на бой часов. Но в том-то именно и заключалась доброкачественность наших предков, что, как ни потрясло их описанное выше зрелище, они не увлеклись ни модными в то время революционными идеями*, ни соблазнами, представляемыми анархией, но остались верными начальстволюбию, и только слегка позволили себе пособолезновать и попенять на своего более чем странного градоначальника.

И откуда к нам экой прохвост выискался! - говорили обыватели, изумленно вопрошая друг друга и не придавая слову «прохвост» никакого особенного значения.

Смотри, братцы! как бы нам тово… отвечать бы за него, за прохвоста, не пришлось! - присовокупляли другие.

И за всем тем спокойно разошлись по домам и предались обычным своим занятиям.

И остался бы наш Брудастый на многие годы пастырем вертограда сего, и радовал бы сердца начальников своею распорядительностью, и не ощутили бы обыватели в своем существовании ничего необычайного, если бы обстоятельство совершенно случайное (простая оплошность) не прекратило его деятельности в самом ее разгаре.

Немного спустя после описанного выше приема письмоводитель градоначальника, вошедши утром с докладом в его кабинет, увидел такое зрелище: градоначальниково тело, облеченное в вицмундир, сидело за письменным столом, а перед ним, на кипе недоимочных реестров, лежала, в виде щегольского пресс-папье, совершенно пустая градоначальникова голова… Письмоводитель выбежал в таком смятении, что зубы его стучали.

Побежали за помощником градоначальника и за старшим квартальным. Первый прежде всего напустился на последнего, обвинил его в нерадивости, в потворстве наглому насилию, но квартальный оправдался. Он не без основания утверждал, что голова могла быть опорожнена не иначе как с согласия самого же градоначальника, и что в деле этом принимал участие человек, несомненно принадлежащий к ремесленному цеху, так как на столе, в числе вещественных доказательств, оказались: долото, буравчик и английская пилка. Призвали на совет главного городового врача и предложили ему три вопроса: 1) могла ли градоначальникова голова отделиться от градоначальникова туловища без кровоизлияния? 2) возможно ли допустить предположение, что градоначальник снял с плеч и опорожнил сам свою собственную голову? и 3) возможно ли предположить, чтобы градоначальническая голова, однажды упраздненная, могла впоследствии нарасти вновь с помощью какого-либо неизвестного процесса? Эскулап задумался, пробормотал что-то о каком-то «градоначальническом веществе», якобы источающемся из градоначальнического тела, но потом, видя сам, что зарапортовался, от прямого разрешения вопросов уклонился, отзываясь тем, что тайна построения градоначальнического организма наукой достаточно еще не обследована.

Выслушав такой уклончивый ответ, помощник градоначальника стал в тупик. Ему предстояло одно из двух: или немедленно рапортовать о случившемся по начальству и между тем начать под рукой следствие, или же некоторое время молчать и выжидать, что будет. Ввиду таких затруднений он избрал средний путь, то есть приступил к дознанию, и в то же время всем и каждому наказал хранить по этому предмету глубочайшую тайну, дабы не волновать народ и не поселить в нем несбыточных мечтаний.

Но как ни строго хранили будочники вверенную им тайну, неслыханная весть об упразднении градоначальниковой головы в несколько минут облетела весь город. Из обывателей многие плакали, потому что почувствовали себя сиротами, и сверх того боялись подпасть под ответственность за то, что повиновались такому градоначальнику, у которого на плечах, вместо головы, была пустая посудина. Напротив, другие хотя тоже плакали, но утверждали, что за повиновение их ожидает не кара, а похвала*.

В клубе, вечером, все наличные члены были в сборе. Волновались, толковали, припоминали разные обстоятельства и находили факты свойства довольно подозрительного. Так, например, заседатель Толковников рассказал, что однажды он вошел врасплох в градоначальнический кабинет по весьма нужному делу и застал градоначальника играющим своею собственною головою, которую он, впрочем, тотчас же поспешил пристроить к надлежащему месту. Тогда он не обратил на этот факт надлежащего внимания, и даже счел его игрою воображения, но теперь ясно, что градоначальник, в видах собственного облегчения, по временам снимал с себя голову и вместо нее надевал ермолку, точно так как соборный протоиерей, находясь в домашнем кругу, снимает с себя камилавку и надевает колпак. Другой заседатель, Младенцев, вспомнил, что однажды, идя мимо мастерской часовщика Байбакова, он увидал в одном из ее окон градоначальникову голову, окруженную слесарным и столярным инструментом. Но Младенцеву не дали докончить, потому что, при первом упоминовении о Байбакове, всем пришло на память его странное поведение и таинственные ночные походы его в квартиру градоначальника…

Тем не менее из всех этих рассказов никакого ясного результата не выходило. Публика начала даже склоняться в пользу того мнения, что вся эта история есть не что иное, как выдумка праздных людей, но потом, припомнив лондонских агитаторов* и переходя от одного силлогизма к другому, заключила, что измена свила себе гнездо в самом Глупове. Тогда все члены заволновались, зашумели и, пригласив смотрителя народного училища, предложили ему вопрос: бывали ли в истории примеры, чтобы люди распоряжались, вели войны и заключали трактаты, имея на плечах порожний сосуд? Смотритель подумал с минуту и отвечал, что в истории многое покрыто мраком; но что был, однако же, некто Карл Простодушный, который имел на плечах хотя и не порожний, но все равно как бы порожний сосуд, а войны вел и трактаты заключал.

Покуда шли эти толки, помощник градоначальника не дремал. Он тоже вспомнил о Байбакове и немедленно потянул его к ответу. Некоторое время Байбаков запирался и ничего, кроме «знать не знаю, ведать не ведаю», не отвечал, но когда ему предъявили найденные на столе вещественные доказательства и, сверх того, пообещали полтинник на водку, то вразумился и, будучи грамотным, дал следующее показание:

«Василием зовут меня, Ивановым сыном, по прозванию Байбаковым. Глуповский цеховой; у исповеди и святого причастия не бываю, ибо принадлежу к секте фармазонов, и есмь оной секты лжеиерей. Судился за сожитие вне брака с слободской женкой Матренкой, и признан по суду явным прелюбодеем, в каковом звании и поныне состою. В прошлом году, зимой, - не помню, какого числа и месяца, - быв разбужен в ночи, отправился я, в сопровождении полицейского десятского, к градоначальнику нашему, Дементию Варламовичу, и, пришед, застал его сидящим и головою то в ту, то в другую сторону мерно помава̀ющим. Обеспамятев от страха и притом будучи отягощен спиртными напитками, стоял я безмолвен у порога, как вдруг господин градоначальник поманили меня рукою к себе и подали мне бумажку. На бумажке я прочитал: «Не удивляйся, но попорченное исправь». После того господин градоначальник сняли с себя собственную голову и подали ее мне. Рассмотрев ближе лежащий предо мной ящик, я нашел, что он заключает в одном углу небольшой органчик, могущий исполнять некоторые нетрудные музыкальные пьесы. Пьес этих было две: «разорю!» и «не потерплю!». Но так как в дороге голова несколько отсырела, то на валике некоторые колки расшатались, а другие и совсем повыпали. От этого самого господин градоначальник не могли говорить внятно, или же говорили с пропуском букв и слогов. Заметив в себе желание исправить эту погрешность и получив на то согласие господина градоначальника, я с должным рачением завернул голову в салфетку и отправился домой. Но здесь я увидел, что напрасно понадеялся на свое усердие, ибо как ни старался я выпавшие колки утвердить, но столь мало успел в своем предприятии, что при малейшей неосторожности или простуде колки вновь вываливались, и в последнее время господин градоначальник могли произнести только: п-плю! В сей крайности, вознамерились они сгоряча меня на всю жизнь несчастным сделать, но я тот удар отклонил, предложивши господину градоначальнику обратиться за помощью в Санкт-Петербург, к часовых и органных дел мастеру Винтергальтеру, что и было ими выполнено в точности. С тех пор прошло уже довольно времени, в продолжение коего я ежедневно рассматривал градоначальникову голову и вычищал из нее сор, в каковом занятии пребывал и в то утро, когда ваше высокоблагородие, по оплошности моей, законфисковали принадлежащий мне инструмент. Но почему заказанная у господина Винтергальтера новая голова до сих пор не прибывает, о том неизвестен. Полагаю, впрочем, что за разлитием рек, по весеннему нынешнему времени, голова сия и ныне находится где-либо в бездействии. На спрашивание же вашего высокоблагородия о том, во-первых, могу ли я, в случае присылки новой головы, оную утвердить, и, во-вторых, будет ли та утвержденная голова исправно действовать? ответствовать сим честь имею: утвердить могу и действовать оная будет, но настоящих мыслей иметь не может. К сему показанию явный прелюбодей Василий Иванов Байбаков руку приложил».

Выслушав показание Байбакова, помощник градоначальника сообразил, что ежели однажды допущено, чтобы в Глупове был городничий, имеющий вместо головы простую укладку, то, стало быть, это так и следует. Поэтому он решился выжидать, но в то же время послал к Винтергальтеру понудительную телеграмму* и, заперев градоначальниково тело на ключ, устремил всю свою деятельность на успокоение общественного мнения.

Но все ухищрения оказались уже тщетными. Прошло после того и еще два дня; пришла, наконец, и давно ожидаемая петербургская почта; но никакой головы не привезла.

Началась анархия, то есть безначалие. Присутственные места запустели; недоимок накопилось такое множество, что местный казначей, заглянув в казенный ящик, разинул рот, да так на всю жизнь с разинутым ртом и остался; квартальные отбились от рук и нагло бездействовали; официальные дни исчезли*. Мало того, начались убийства, и на самом городском выгоне поднято было туловище неизвестного человека, в котором, по фалдочкам хотя и признали лейб-кампанца, но ни капитан-исправник, ни прочие члены временного отделения, как ни бились, не могли отыскать отделенной от туловища головы.

В восемь часов вечера помощник градоначальника получил по телеграфу известие, что голова давным-давно послана. Помощник градоначальника оторопел окончательно.

Проходит и еще день, а градоначальниково тело все сидит в кабинете и даже начинает портиться. Начальстволюбие, временно потрясенное странным поведением Брудастого, робкими, но твердыми шагами выступает вперед. Лучшие люди едут процессией к помощнику градоначальника и настоятельно требуют, чтобы он распорядился. Помощник градоначальника, видя, что недоимки накопляются, пьянство развивается, правда в судах упраздняется, а резолюции не утверждаются, обратился к содействию штаб-офицера*. Сей последний, как человек обязательный, телеграфировал о происшедшем случае по начальству, и по телеграфу же получил известие, что он, за нелепое донесение, уволен от службы.

Услыхав об этом, помощник градоначальника пришел в управление и заплакал. Пришли заседатели - и тоже заплакали; явился стряпчий, но и тот от слез не мог говорить.

Между тем Винтергальтер говорил правду, и голова действительно была изготовлена и выслана своевременно. Но он поступил опрометчиво, поручив доставку ее на почтовых мальчику, совершенно несведущему в органном деле. Вместо того чтоб держать посылку бережно на весу, неопытный посланец кинул ее на дно телеги, а сам задремал. В этом положении он проскакал несколько станций, как вдруг почувствовал, что кто-то укусил его за икру. Застигнутый болью врасплох, он с поспешностью развязал рогожный кулек, в котором завернута была загадочная кладь, и странное зрелище вдруг представилось глазам его. Голова разевала рот и поводила глазами; мало того: она громко и совершенно отчетливо произнесла: «Разорю!»

Мальчишка просто обезумел от ужаса. Первым его движением было выбросить говорящую кладь на дорогу; вторым - незаметным образом спуститься из телеги и скрыться в кусты.

Может быть, тем бы и кончилось это странное происшествие, что голова, пролежав некоторое время на дороге, была бы со временем раздавлена экипажами проезжающих и, наконец, вывезена на поле в виде удобрения, если бы дело не усложнилось вмешательством элемента до такой степени фантастического, что сами глуповцы - и те стали в тупик. Но не будем упреждать событий и посмотрим, что делается в Глупове.

Глупов закипал. Не видя несколько дней сряду градоначальника, граждане волновались и, нимало не стесняясь, обвиняли помощника градоначальника и старшего квартального в растрате казенного имущества. По городу безнаказанно бродили юродивые и блаженные и предсказывали народу всякие бедствия. Какой-то Мишка Возгрявый уверял, что он имел ночью сонное видение, в котором явился к нему муж грозен и облаком пресветлым одеян.

Наконец глуповцы не вытерпели; предводительствуемые излюбленным гражданином Пузановым*, они выстроились в карѐ перед присутственными местами и требовали к народному суду помощника градоначальника, грозя в противном случае разнести и его самого, и его дом.

Противообщественные элементы всплывали наверх с ужасающею быстротой. Поговаривали о самозванцах, о каком-то Степке, который, предводительствуя вольницей, не далее как вчера, в виду всех, свел двух купеческих жен.

Куда ты девал нашего батюшку? - завопило разозленное до неистовства сонмище, когда помощник градоначальника предстал перед ним.

Атаманы-молодцы! где же я вам его возьму, коли он на ключ заперт! - уговаривал толпу объятый трепетом чиновник, вызванный событиями из административного оцепенения. В то же время он секретно мигнул Байбакову, который, увидев этот знак, немедленно скрылся.

Но волнение не унималось.

Врешь, переметная сума! - отвечала толпа, - вы нарочно с квартальным стакнулись, чтоб батюшку нашего от себя избыть!

И бог знает, чем разрешилось бы всеобщее смятение, если бы в эту минуту не послышался звон колокольчика и вслед за тем не подъехала к бунтующим телега, в которой сидел капитан-исправник, а с ним рядом… исчезнувший градоначальник!

На нем был надет лейб-кампанский мундир; голова его была сильно перепачкана грязью и в нескольких места побита. Несмотря на это, он ловко выскочил с телеги и сверкнул на толпу глазами.

Разорю! - загремел он таким оглушительным голосом, что все мгновенно притихли.

Волнение было подавлено сразу; в этой, недавно столь грозно гудевшей, толпе водворилась такая тишина, что можно было расслышать, как жужжал комар, прилетевший из соседнего болота подивиться на «сие нелепое и смеха достойное глуповское смятение».

Зачинщики вперед! - скомандовал градоначальник, все более возвышая голос.

Начали выбирать зачинщиков из числа неплательщиков податей, и уже набрали человек с десяток, как новое и совершенно диковинное обстоятельство дало делу совсем другой оборот.

В то время как глуповцы с тоскою перешептывались, припоминая, на ком из них более накопилось недоимки, к сборищу незаметно подъехали столь известные обывателям градоначальнические дрожки. Не успели обыватели оглянуться, как из экипажа выскочил Байбаков, а следом за ним в виду всей толпы очутился точь-в-точь такой же градоначальник, как и тот, который, за минуту перед тем, был привезен в телеге исправником! Глуповцы так и остолбенели.

Голова у этого другого градоначальника была совершенно новая и притом покрытая лаком. Некоторым прозорливым гражданам показалось странным, что большое родимое пятно, бывшее несколько дней тому назад на правой щеке градоначальника, теперь очутилось на левой.

Самозванцы встретились и смерили друг друга глазами. Толпа медленно и в молчании разошлась

Вы читали краткое содержание (главы) и полный текст произведения: История одного города: Салтыкова-Щедрина М Е (Михаила Евграфовича).
Всё произведение полностью и краткие содержания (по главам) вы можете читать, по содержанию справа.

Классика литературы (сатиры) из коллекции произведений для чтения (рассказы, повести) лучших, известных писателей сатириков: Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. .................

Валентина ШЕНКМАН,
г. Пермь

“Неразрушимый вечно город Глупов...”

Об использовании ролевой игры при изучении “Истории одного города” М.Е. Салтыкова-Щедрина

В гротескном, фантастическом мире Салтыкова-Щедрина возможно всё...

Однажды ожили и сошли со страниц его книги господа градоначальники, в разное время с разным успехом управлявшие небезызвестным городом Глуповом. На исходе XX века вознамерились они встретиться с представителями средств массовой информации, очевидно для того, чтобы те не замедлили рассказать всему свету о жизни и деяниях сих славных особ.

И что ж вы думаете? К вящему удовольствию вышеозначенных лиц в мгновение ока слетелись на встречу с ними многочисленные служители пера и диктофона.

Пресс-конференция состоялась.

Господа градоначальники поведали о том, какие разнообразные методы и средства борьбы с наро... простите, средства управления народом применяли они, будучи на своём посту.

Господа журналисты умудрились задать интервьюируемым великое множество вопросов, зачастую весьма и весьма провокационных, от которых майорам, бригадирам и прочим бывым прохвостам становилось не по себе и хотелось поскорее вернуться на такие уютные для них страницы книги...

Вот такая невероятная история произошла однажды. Где и когда? На уроке литературы в 10-м классе. При изучении книги М.Е. Салтыкова-Щедрина “История одного города”, книги трудной, интересной и удивительно современной. В роли градоначальников и журналистов выступили сами десятиклассники, а учитель выполнял функцию ведущего и, в случае необходимости, комментатора.

Я думаю, многие коллеги согласятся с тем, что чтение указанного произведения даётся нашим детям с известным трудом. Да и учителя, к сожалению, не всегда выбирают эту книгу для изучения, несмотря на то что она входит в число лучших щедринских сочинений и имеет непреходящую культурную ценность. Тому есть объяснения.

“История одного города”, пожалуй, самое демонстративное по своей художественной условности произведение русской классики XIX века. Воспитанные в основном на жизнеподобии классического реализма, мы зачастую побаиваемся погрузиться в столь необычный художественный мир “Истории...”. И упускаем великолепный шанс литературного исследования, игры, возможность просто получить эстетическое наслаждение от изумительного творения великого писателя, умевшего совместить острейшую боль за многие явления общественной жизни с буйством фантасмагорических образов, стихией хоть и горького, но всепобеждающего смеха.

Да, безусловно, “Историю одного города” читать трудно. На первых порах приходится буквально “продираться сквозь туман”. Но не интересно ли? И, уж коли мы зачастую подходим к литературе прагматически, не полезно ли? Интересно. Небесполезно в разных смыслах: и в развитии грамотного читателя, и в воспитании человека, гражданина, личности. К тому же значение творчества Салтыкова-Щедрина как поистине талантливого, великого художника слова не ограничивается рамками современной писателю эпохи, а характеризуется удивительным внеисторизмом, вневременностью. И задача учителя - сделать так, чтобы юные читатели не считали эту книгу безнадёжно устаревшей, разоблачающей какой-то самодержавный строй, чтобы поняли и оценили блестящее остроумие, неистощимую фантазию сатирика, почувствовали “глубочайшее страдание” (М.А. Булгаков), скрытое под язвительным, саркастическим смехом, чтобы и сами испытали “сердечную боль” любви к России.

В недавнем прошлом сатиру Щедрина прочно связывали только с дооктябрьским периодом истории нашей страны. Может, потому и не изучалась “История...” в школе, что никак не укладывалась она в прокрустово ложе конкретно-исторической интерпретации. Как узнаваемы в ней не только события и лица прошлого, щедринского и “дощедринского” периодов, но и множественные аналогии советской и постсоветской действительности!

В 1871 году Салтыков-Щедрин, отвечая на обвинения его в “исторической сатире”, писал в редакцию журнала “Вестник Европы”, что он имел в виду “совершенно обыкновенную сатиру”, “направленную против тех характеристических черт русской жизни, которые делают её не вполне удобною” и “производят результаты... весьма дурные, а именно: необеспеченность жизни, произвол, непредусмотрительность, недостаток веры в будущее и т.п.”. Перечисленные “результаты”, как это ни печально, в той или иной мере традиционно свойственны нашей “русской жизни”.

Показывая действительность второй половины XIX века, писатель вскрыл вечные российские проблемы. Город Глупов - не просто обобщённый, аллегорический образ современной автору России, это - универсальная картина российской жизни при любом государственном устройстве. Страшную характеристику этому городу дал Игорь Северянин в медальоне, посвящённом сатирику (см. полностью далее): “Неразрушимый вечно город Глупов - // Прорусенный, повсюдный, озорной...”

Б удет ли продолжаться это разложение?.. Поймём ли мы “неблагозвучьем звучного трубадура”?..

Верю, Салтыков-Щедрин нужен нам сегодня как никогда.

Размышляя над тем, как оживить процесс изучения “Истории...”, приблизить её к современности, желая найти оригинальную форму урока, более или менее адекватную содержанию и художественному своеобразию книги, как-то неожиданно для себя я пришла к идее провести ролевую игру. (Замечу, что эта идея возникла не на пустом месте. Форму ролевой игры начала пропагандировать С.М. Иванова. См.: “Литература”, 2001, № 40.) Пресс-конференция - вот что может замечательно соответствовать материалу урока “Образы градоначальников в “Истории одного города”! Возможно, на это косвенно натолкнули меня многочисленные пресс-конференции и выступления наших нынешних политиков. А ведь кое-какие их черты легко узнаваемы в глуповских градоначальниках! Кстати говоря, наши школьные артисты это почувствовали и наделили своих героев до боли знакомыми жестами, интонациями и другими штрихами портретов современных “градоначальников” и их предшественников. После урока я поняла, что не ошиблась в выборе формы. (Эту форму впоследствии успешно использовали и некоторые другие учителя, подтвердившие её результативность. А дети, несколько лет назад окончившие школу, всё ещё помнят подробности изучения творчества Салтыкова-Щедрина.)

Рассмотрим место данного занятия в системе уроков по изучению “Истории одного города” и особенности его подготовки и проведения.

Ролевая игра может быть проведена после двухчасового урока, посвящённого общей характеристике книги, на котором рассматриваются тема, жанр, композиция, определяется основной конфликт, анализируется система образов и образ рассказчика, выявляются средства художественной изобразительности и выразительности, приёмы сатиры, текстуально изучаются первые главки. С главы “Органчик” начинается укрупнённое, детализированное изображение отдельных градоначальников и их отношений с глуповцами. Материалом для занятия являются главы от “Органчика” и до конца книги.

В целом система уроков по произведению может быть выстроена следующим образом (количество уроков на каждом этапе определяется конкретными условиями):

Уроки, посвящённые анализу образов градоначальников, можно построить по-разному. Возможные пути:

Монографический поглавный анализ (коллективно, фронтально);

Сообщения учащихся на основе самостоятельного анализа отдельных глав;

Сочетание первого и второго, например: 1-й урок - коллективный анализ главы “Органчик”, 2-й урок - семинар (групповые доклады), 3-й урок - самостоятельная работа (анализ образа Угрюм-Бурчеева).

Как один из вариантов урока в сильном классе возможна ролевая игра, для проведения которой требуется достаточно длительная подготовка (см. приложение “Место и значение ролевой игры на уроке”). В более слабых классах рекомендуется провести её как внеклассное мероприятие. Частично игру можно использовать как фрагмент урока, включая одну-две театрализованные миниатюры.

Рассмотрим ход работы. Повествование о каждом из градоначальников является относительно завершённым, самостоятельным (иногда в пределах одной главы можно выделить несколько частей, или несколько глав бывают посвящены истории одного градоначальника): “Органчик” (Брудастый); “Сказание о шести градоначальницах”; “Известие о Двоекурове”; “Голодный город”, “Соломенный город”, “Фантастический путешественник” (Фердыщенко); “Войны за просвещение” (Бородавкин); “Эпоха увольнения от войн” (Микаладзе, Беневоленский, Прыщ); “Поклонение мамоне и покаяние” (Иванов, дю Шарио, Грустилов); “Подтверждение покаяния. Заключение” (Угрюм-Бурчеев). Для анализа можно использовать общую схему, достаточно традиционную: 1) конкретные черты того или иного градоначальника, яркие, запоминающиеся его особенности (параллельно рассматриваются приёмы и средства создания образа), 2) обобщённый смысл образа, его типизирующее значение. При характеристике градоначальников можно придерживаться приблизительно такой последовательности:

Особенности внешности и характера;

Речь, выражение в речи взглядов и идеалов;

Суть административной деятельности, основные поступки;

Взаимоотношения с глуповцами (жизнь глуповцев во время его правления).

М атериалы к анализу и интерпретации образа Органчика .

Салтыков-Щедрин преимущественно называет своего героя по прозвищу, но дополнительно к прозвищу даёт и полное имя своего персонажа - Брудастый Дементий Варламович. Прозвище указывает на механистичность мышления и действий персонажа, фамилия - на крайнюю его жестокость (брудастые - порода русских гончих собак, отличающихся большим ростом, злобным нравом и мёртвой хваткой преследуемой жертвы). В своей совокупности два наименования героя создают ужасающий воображение тип.

- “Молчалив и угрюм”, “сверкнул глазами”, “фыркнул - и затылок показал”. “Имел в голове некоторое особливое устройство”. “На плечах вместо головы была пустая посудина”. “Градоначальниково тело, облечённое в вицмундир, сидело за письменным столом, а перед ним, на кипе недоимочных реестров, лежала, в виде щегольского пресс-папье, совершенно пустая градоначальникова голова”. В основе образа - гротеск и реализация метафоры “пустая голова”. Значение приёма иронически комментируется автором: в истории бывали примеры, когда власть имущие имели “на плечах хотя и не порожний, но всё равно как бы порожний сосуд”.

- “Не потерплю!” и “Разорю!” - вся речь героя представляет собой эти две “пьесы”, которые мог исполнять небольшой органчик, вставленный в порожнюю голову градоначальника. Автор обнажает нечеловеческую жестокость героя, обличает неспособность его вникать в суть происходящего, запрограммированность действовать и управлять угрозами, насилием, принуждением.

- “Едва вломился в пределы городского выгона, как тут же, на самой границе, пересёк уйму ямщиков”. “...Не ел, не пил и всё что-то скрёб пером... Неслыханная деятельность вдруг закипела во всех концах города: частные пристава поскакали; квартальные поскакали; заседатели поскакали...” Сатирик подчёркивает, что при Органчике особенно активизировалась полицейская машина как основное и единственное средство управления, в городе воцарился полицейский произвол: “Хватают и ловят, секут и порют, описывают и продают... А градоначальник всё сидит и выскребает всё новые и новые понуждения...” Действия героя полностью вытекают из содержания двух “пьес”, лишний раз подтверждая его жестокую механистичность. Особенная острота и напряжённость возникают в тот момент, когда Органчик приказывает наказать глуповцев, выступивших в его защиту. Понятно, что такой Органчик ни перед чем не остановится в своём градоначальническом рвении.

Глуповцы сначала ликовали по одной только причине, “что он новый”, потом “ужаснулись”. “Улицы запустели, на площадях показались хищные звери. Люди только по нужде оставляли дома свои и, на мгновение показавши испуганные и изнурённые лица, тотчас же хоронились”; “Чувствовали только страх, зловещий и безотчётный страх”. Снова автор использует гиперболу, перерастающую в гротеск. Чувство жалости к глуповцам сочетается с негодованием, вызванным их тупой покорностью и “начальстволюбием”. При всём происходящем в городе они пытались объяснить необходимость жестокого произвола Брудастого: “А что, если это так именно и надо? что, ежели признано необходимым, чтобы в Глупове, грех его ради, был именно такой, а не иной градоначальник?” Оставшись без градоначальника, “из обывателей многие плакали, потому что почувствовали себя сиротами”. ““Куда ты девал нашего батюшку?” - завопило разозлённое до неистовства сонмище, когда помощник градоначальника предстал перед ним”. Рабское сознание глуповцев вызывает горечь у читателей, как того, вероятно, и хотел автор.

К аналогичному результату при изучении образов глуповских градоначальников можно прийти и в ходе ролевой игры.

Готовясь к “пресс-конференции”, учащиеся досконально изучают текст одной или нескольких глав о “своём” градоначальнике и драматизируют его. Лучше, если подготовка начнётся заранее, возможно, за неделю-две до урока, так как необходимо будет настроиться, вжиться в образ, придумать какие-либо изюминки для выступления. Методически оправданным представляется предварить изучение “Истории” анализом сказок, несмотря на хронологическую непоследовательность. Сказки облегчат ученику путь в мир Салтыкова-Щедрина, так как знакомство с ними началось еще в 7-м классе, они относительно невелики по объёму и, главное, несут специфические черты художественного мира писателя.

Работа выполняется в небольших группах, в которых один человек будет градоначальником, а остальные (2–4) - журналистами. Роли градоначальников преимущественно достаются юношам. Для пресс-конференции готовятся специальные таблички - визитные карточки с именами героев. Наиболее благодатный материал дают следующие персонажи:

- Брудастый Дементий Варламович (№ 8 по “Описи градоначальникам”, глава “Органчик”);

- Фердыщенко Пётр Петрович (№ 11, главы “Голодный город”, “Соломенный город”, “Фантастический путешественник”);

- Бородавкин Василиск Семёнович (№ 12, глава “Войны за просвещение”, “оправдательный документ” № 1);

- Микаладзе Ксаверий Георгиевич № 14, глава “Эпоха увольнения от войн”, “оправдательный документ” № 2);

- Беневоленский Феофилакт Иринархович (№ 15, глава “Эпоха увольнения от войн”, “оправдательный документ” № 3);

- Прыщ Иван Пантелеич (№ 16, глава “Эпоха увольнения от войн”);

- Дю Шарио Ангел Дорофеевич (№ 18, глава “Поклонение мамоне и покаяние”);

- Грустилов Эраст Андреевич (№ 20, глава “Поклонение мамоне и покаяние”);

- Угрюм-Бурчеев (№ 21, глава “Подтверждение покаяния. Заключение”).

На “пресс-конференции” “градоначальник” рассказывает о себе, о своей жизни, о своих действиях и поступках, об отношении с глуповцами и об их жизни во время его правления. На долю “журналистов” достаётся “компромат”, то есть такая информация, которая не может быть высказана устами персонажа, поскольку порочит его. “Градоначальник” и “журналисты” готовятся обязательно вместе, общими усилиями они создают целостное художественное впечатление об образе щедринского градоначальника. В случае разрозненной подготовки необходимый результат не будет достигнут. Концепция такого занятия не в том, чтобы проверить знание текста и способность учащихся отвечать на неизвестные им заранее вопросы по тексту, а в том, чтобы совместно выявить особенности образов героев книги, но только достигается эта цель нетрадиционным способом. В условном мире игры участники пресс-конференции, конечно же, антагонистичны, но в реальной жизни они союзники и решают общие задачи.

Результатом подготовительной работы каждой из творческих групп является сценарий (коллективное драматическое сочинение) для мини-спектакля, который и разыгрывается на уроке. Этот спектакль ярко и выпукло показывает характерные черты героя, с интересом смотрится и запоминается как неординарное событие. Живости и объёмности восприятия главных участников “пресс-конференции” способствует обязательная индивидуализация их речи в соответствии с авторским текстом. Надо сказать, что некоторые исполнители вызывали своей игрой восторженные аплодисменты всего класса.

А уж простор для выдумки и творчества здесь не ограничен. Кто-то увидел в своём герое сходство с ныне здравствующими деятелями и показал это, кто-то изобразил характерный акцент, использовал выразительные детали костюма, специфические атрибуты, даже приёмы эксцентрики (например, когда “Брудастый” стучал себе по лбу, раздавался звук пустой металлической ёмкости: ассистент-шумовик бил по ведру). Некоторые читающие эту статью, возможно, подумают: зачем это надо было делать? Мы ответим: таким образом произошло очень живое знакомство с героями Салтыкова-Щедрина, был сломан барьер на пути к его книге. И главным героем на уроке стал смех. А ведь не секрет, что парадоксом школьного изучения литературы является именно его отсутствие при изучении сатирических произведений русской классики: современные дети зачастую не воспринимают комическое в сатирическом тексте. Я думаю, это как раз тот случай, когда активизация эмоциональной сферы школьников способствует пробуждению их разума, подготавливает глубоко осмысленную дальнейшую работу над произведением.

Следующий урок (семинар) призван синтезировать и углубить сведения о произведении, в том числе об образах градоначальников.

В качестве домашнего задания к нему целесообразно предложить вопросы для размышления индивидуально или в группах. Примерные темы:

• “И Нероны преславные, и Калигулы, доблестью сияющие...” (Доказать единую сущность всех градоначальников - их враждебность народу.)
• “Мы люди привышные! Мы претерпеть могим”. (Показать типичные черты глуповцев.)
• Проблема народа и власти в изображении М.Е. Салтыкова-Щедрина.
• Роль гиперболы и гротеска в “Истории одного города”.
• “Говорящие” имена и фамилии персонажей как средство их характеристики.
• “Неразрушимый вечно город Глупов...” (Определить, какие явления нашей жизни в XX веке иносказательно “отражены” в “Истории одного города”.)

Для тех, кто не вышел из образа героя пресс-конференции, могут быть предусмотрены такие варианты письменных творческих работ: статья в газету, очерк, репортаж и тому подобное (для журналистов) либо речь, выступление от лица градоначальника на какую-то тему, например, предвыборная программа на пост главы города. (Кстати, ещё один вариант для ролевой игры.)

Завершить семинар можно размышлением над сонетом Игоря Северянина (1926):

САЛТЫКОВ-ЩЕДРИН

Не жутко ли, - среди губернских дур
И дураков, туземцев Пошехонья,
Застывших в вечной стадии просонья,
Живуч неумертвимый помпадур?

Неблагозвучьем звучен трубадур,
Чей голос, сотрясая беззаконье,
Вещал в стране бесплодье похоронье,
Чей смысл тяжёл, язвителен и хмур.

Гниёт, смердит от движущихся трупов
Неразрушимый вечно город Глупов -
Прорусенный, повсюдный, озорной.

Иудушки из каждой лезут щели.
Страну одолевают. Одолели.
И нет надежд. И где удел иной?

Примерные сценарии ролевой игры

С ценарии предлагаются как иллюстрации к содержанию урока или внеклассного мероприятия в форме ролевой игры. Они составлены на основе текста Салтыкова-Щедрина и включают отдельные обороты как речи героев, так и речи повествователя. Диалог предваряется, по возможности, лаконичным описанием главного героя по типу гоголевских “замечаний для господ актёров”. Считаю нужным предостеречь учителей, если они решатся применить описанную форму работы в учебных целях, от раздачи приведённых сценариев для заучивания и дальнейшего разыгрывания, предлагаемые материалы рекомендуется использовать лишь как ориентир для учителя. В то же время они могут быть основой для спектакля на вечере, посвящённом творчеству М.Е. Салтыкова-Щедрина.

Брудастый Дементий Варламович (Органчик)

(На материале главы “Органчик”)

Говорит резко, отрывисто, не улыбается, сердито вращает глазами. Может неожиданно вскочить и подбежать к окну. Периодически выкрикивает “Не потерплю!” или “Разорю!”. Иногда у него словно заклинивает какой-либо сустав и речь. При прикосновении к голове раздаётся звук пустой металлической ёмкости; возможно, что голова даже перепачкана грязью и в нескольких местах побита.

Журналист. Господин Брудастый, расскажите, пожалуйста, о своих достижениях на посту градоначальника.

Брудастый. Во-первых. Во время своего правления. Я привёл в порядок все недоимки. Которые запустил мой предместник. Во-вторых. Город при мне был спокойным и тихим. Ни пьянства. Ни разврата. Никаких сборищ за воротами домов. Ни щёлканья подсолнухов. Я не потерплю. Чтобы народ болтался зря. Играл в бабки. Люди только по нужде оставляли свои дома. Кругом царил порядок. Я сразу организовал неслыханную деятельность. Частные пристава поскакали. Квартальные поскакали. Заседатели поскакали. Будочники позабыли, что значит путём поесть. Так с тех пор и хватают куски на лету.

Журналист. Но ведь вы нагнали на людей такой страх! Город опустел, и даже хищные звери ходили по нему без боязни...

Брудастый. Что такое?! Молчать! Какие звери?! При мне был порядок и покой. Даже псы не лаяли.

Журналист. От голода?

Брудастый. Не потерплю... п...п...плю!

Журналист. Уважаемый Дементий Варламович! А как к вам относился народ? Не бунтовал?

Брудастый. Народ?! Народ меня любил! Я ещё не приехал в город. А он уже ликовал. Все поздравляли друг друга с радостью. Называли меня “красавчиком” и “умницей”. Но это чушь. Не потерплю! Народ должен не любить своего градоначальника. А бояться. Поэтому. Едва только я появился в городе. Ещё на самой границе. Я пересёк уйму ямщиков. К тому же обыватели с благоговением ждут каждого моего слова... Раз-зорю!!! Они готовы с утра до вечера стоять на моём дворе. С кульками под мышками. Они без меня дня прожить не могут. Однажды случилось... Когда меня не было в городе по важным делам. Глуповцы такой бунт подняли. Чуть не растерзали моего помощника. “Куда ты девал нашего батюшку? Куда девал батюшку?” Не потерплю... плю! Но я вовремя появился. Унял этих смутьянов.

Журналист. Как? Ведь они ради вас!

Брудастый. Не потерплю! Разорю!

Журналист. Господин Брудастый! Всем известно, что у вас есть прозвище “Органчик”. Правда ли, что ваша голова представляет собой некий механизм?

Брудастый. Кто сказал? Не потерплю!

Журналист. Часовщик Байбаков утверждает, что как-то ночью его разбудили и, перепуганного, привели к вам. Вы сняли с себя собственную голову и подали её Байбакову. Далее зачитываю показание Байбакова:

“Рассмотрев ближе лежащий предо мной ящик, я нашёл, что он заключает в одном углу небольшой органчик, могущий исполнять некоторые нетрудные музыкальные пьесы. Пьес этих было две: “разорю!” и “не потерплю!” Но так как в дороге голова несколько отсырела, то на валике некоторые колки расшатались, а другие и совсем повыпали. От этого самого господин градоначальник не могли говорить внятно или же говорили с пропуском букв и слогов”. Впоследствии Байбаков, как он утверждает, ежедневно рассматривал вашу голову и вычищал из неё сор.

Брудастый. Вор! Разбойник! Смутьян! Разорю!!! Не потерплю... плю...плю!!!

Журналист. Есть и другие свидетели. Например, заседатель Толковников однажды врасплох зашёл к вам в кабинет и увидел, как вы играете своею собственной головой. А заседатель Младенцев видел однажды вашу голову в окружении слесарного и столярного инструмента, когда шёл мимо мастерской Байбакова и заглянул в окно.

Брудастый. П...п...плю! П...п...плю...

Журналист. Похоже, новая голова Органчика тоже неисправна. Так неаккуратно её доставили из Петербурга, что градоначальник вновь потерял дар речи. Вместо того чтобы держать её бережно на весу, неопытный посланец кинул её на дно телеги, а когда был укушен за икру, выбросил на дорогу. И вообще, настоящий ли это Брудастый? Вы не помните, на какой щеке у него было раньше родимое пятно?

Фердыщенко Пётр Петрович

(На материале глав “Голодный город”, “Соломенный город”, “Фантастический путешественник”)

Одет в новый вицмундир. Производит впечатление ласкового и приветливого человека, но изредка кричит не своим голосом. Косноязычен.

Ведущий. Господа журналисты, прошу адресовать ваши вопросы градоначальнику Фердыщенко Петру Петровичу.

Фердыщенко. Ну, братики-сударики, вот что: я пока выйду, а как обратно зайду, так сейчас в тазы бейте, зачинайте меня поздравлять. Ну и дары бы я от вас какие-нибудь принял, да побольше!

Ведущий. Господин Фердыщенко, не забывайтесь! Вы не в городе Глупове.

Фердыщенко. Ну чего вы, глупенькие, на меня осерчали? Задавайте свои вопросы.

Журналист. Какие проблемы вам приходилось решать в период вашего правления?

Фердыщенко. А какие проблемы? Ведь с Богом спорить не приходится. Пожар, говорите? Было такое. Горело. А я при чём? Эти бездельные люди, глуповцы, собрались ко мне на двор и стали меня нудить и на коленки становить, дабы я прошение принёс. Эх, миленькие, Бог дал - Бог взял. Написал, конечно, как не написать. Команда и пришла: “Ту-ру! Ту-ру!” Вразумил народ. Какие проблемы?

Журналист. Стояла ли перед вами продовольственная проблема?

Фердыщенко. Какая, говоришь, продо... вольственная? Ну, братики-сударики, засуха была. А я что сделаю? Людишки осунулись, конечно, ходили с понурыми головами. Но я приказал таких забирать на съезжую. Народ ободрять надо. Ну, пикничок устроили в загородной роще, фейерверк пустили. А вот Алёнке я платок новый купил, драдедамовый. Красота!

Журналист. И это в то время, когда в городе царил страшный голод?! Когда город почти обезлюдел, потому что молодые все до одного разбежались, потому что церкви переполнялись гробами, а трупы людей худородных валялись по улицам неприбранными?!

Фердыщенко. В кандалы! В Сибирь!

Журналист. Вы боитесь выслушать правду?

Фердыщенко. Ладно, миленькая, не сердись. Только вот я какое слово тебе молвлю: лучше бы тебе с правдой дома сидеть, чем беду на себя накликать. Правда... Как бы ей, правде-то твоей, не набежать на рожон!

Журналист. А всё-таки, Пётр Петрович, накормили вы народ?

Фердыщенко. А как же! Пришлось писать. Писал много, писал всюду. Рапортовал так: коли хлеба не имеется, так по крайности пускай хоть команда прибудет. А глуповцы, братики-сударики, с каждым днём становились назойливее и назойливее. Я как рассуждаю? Убеждениями с этим народом ничего не поделаешь! Тут не убеждения требуются, а одно из двух: либо хлеб, либо... команда! А ведь команда-то лучше! Ту-ру, ту-ру! Вот она скоро и прибыла.

Журналист. Значит, господин Фердыщенко, в любых ситуациях вы предпочитаете использовать силовые методы решения важных вопросов?

Фердыщенко. Сила-то силой, а вот ты, молодка, хочешь со мною в любви жить?

Журналист. ?!

Фердыщенко. А ежели я тебя велю высечь?

Журналист. Господин Фердыщенко! Мы располагаем сведениями, что вы привыкли добиваться своего любыми средствами, во что бы то ни стало. Нам известно, что даже понравившихся вам женщин вы приказывали пороть, чтобы принудить их к сожительству с вами.

Фердыщенко. Это вы зря, братики-сударики. Это не я. Время-то у нас какое? Вот толкуют о пользе выборного начала. И я не своей единоличной властью распоряжаюсь. Соберу этак своих излюбленных глуповцев, изложу вкратце дело да и потребую назначить немедленного наказания ослушников. А уж какое количество кому назначат, я наперёд согласен. Может, кому столько, сколько звёзд на небе, а кому, может, и больше.

Журналист. Скажите, пожалуйста, а почему вы вдруг занялись активной деятельностью? Ведь первые шесть лет правления вы ничего не делали, ни во что не вмешивались, довольствовались умеренными данями, ходили по кабакам, играли в карты, да и вместо мундира носили замасленный халат. В это время город не горел, не голодал, не испытывал повальных болезней, и граждане благодарили вас за это. Впервые они поняли, что жить “без утеснения” лучше, чем жить “с утеснением”.

Фердыщенко. Ах ты, дурья порода, учить меня? Я сам знаю, что мне делать! Хочу - на крыльце сижу, хочу - путешествовать буду! А ведь я, братики-сударики, путешествовал раз. По городскому выгону. Старички мне достопримечательности показывали...

Журналист. Какие же? По нашим сведениям, там ничего достопримечательного нет, кроме одной навозной кучи.

Фердыщенко. Ну да! А я, думаете, зачем поехал?! Утучнятся поля, прольются многоводные реки, поплывут суда, процветёт скотоводство, объявятся пути сообщения!.. Что-то не помню, утучнились или нет... Вы не подскажете? Кажется, братики-сударики, вы больше меня знаете...

Журналист. Знаем, Пётр Петрович, умерли вы.

Фердыщенко. Как?

Журналист. От объедения! Пили-ели вы до того, что вам сделалось дурно. Однако вы превозмогли себя и съели ещё гуся с капустой. И после этого вам перекосило рот. Вздрогнула на лице вашем какая-то административная жилка, дрожала-дрожала и вдруг замерла...

Фердыщенко. !!!

Прыщ Иван Пантелеич

(На материале главы “Эпоха увольнения от войн”)

Вид имеет румяный и бодрый. Плечист. Во время разговора производит быстрые жесты. Отличается благодушеством и миролюбием. Источает специфический, весьма стойкий колбасный запах, возбуждая аппетит у находящихся вблизи него людей.

Журналист. Иван Пантелеич! Говорят, что при вашем градоправлении наступило такое изобилие, какого не было с самого основания города. Какие меры вы принимали, чтобы достичь этого?

Прыщ. Я человек простой-с, и программа у меня простая-с. Моя обязанность - наблюсти, чтобы законы были в целости и не валялись по столам.

Журналист. А какие законы вы издали в первую очередь?

Прыщ. Я законов не издавал и издавать не буду-с. Пусть все живут с Богом! В затруднительных случаях приказываю поискать, но требую одного: чтобы закон был старый. Новых законов не люблю-с. И вообще никаких новых идей не принимаю и не понимаю. Не понимаю даже того, зачем их следует понимать-с.

Журналист. Неужели у вас никогда не было ни одной идеи?

Прыщ. Почему же? Была. И есть. Отдохнуть-с! И я твёрдо следовал по избранному пути: ходил по гостям, принимал обеды и балы, охотился на зайцев, лисиц и ещё кое на кого-с.

Журналист. То есть вы вели политику абсолютного невмешательства в обывательские дела?

Прыщ. Да-с! Я сказал своим обывателям: не трогайте вы меня, и я вас не трону. Сажайте и сейте, ешьте и пейте, заводите фабрики и заводы - что же-с! всё это вам же на пользу-с! По мне, даже монументы воздвигайте - я и в этом препятствовать не стану!

Журналист. И никаких ограничений в свободе действий подчинённых?

Прыщ. Как же-с без ограничений? Нужно с огнём осторожнее обращаться, потому что тут недолго и до греха. Имущество своё попалите, сами погорите - что хорошего?

Журналист. Получается, что именно благодаря вашему невмешательству выросло благосостояние города?

Прыщ. Именно так-с! За год-другой всякого добра у глуповцев явилось уж и не вдвое, не втрое, а вчетверо. Пчела роилась необыкновенно, так что мёду и воску было отправлено в Византию почти столько же, сколько при великом князе Олеге. А сколько кожи спровадили в Византию! И за всё получили чистыми ассигнациями. А хлеба родилось столько, что все ели хлеб настоящий, а не в редкость бывали даже у простых наймитов и щи с приварком.

Журналист. А как отразилось общее благополучие на вашем состоянии?

Прыщ. О! Я был беспредельно рад! Амбары мои ломились от приношений, сундуки не вмещали серебра и золота, а ассигнации просто валялись на полу-с.

Журналист. А как к вам относились глуповцы? Наверное, очень любили и уважали?

Прыщ. Ну-с, жили мы мирно, пока местный предводитель дворянства не пронюхал...

Журналист. Что не пронюхал?

Прыщ. Знаете ли вы-с, что этот предводитель был великий гастроном, проще говоря-с, обжора-с? Ведь у него было такое изощрённое обоняние, что он мог безошибочно угадать составные части самого сложного фарша. И ведь угадал, каналья!

Журналист. Непонятно, какое отношение имеет это к вам. Какой-то фарш, обоняние. Предводитель...

Прыщ. Да вот-с... Ходил вокруг, облизывался и напал однажды...

Журналист. Так, значит, это правда, что предводитель съел вашу фаршированную голову? Теперь понятно, почему в городе ходили слухи, будто вы спите на леднике, а не в обыкновенной спальне, будто вы даже, когда ложитесь спать, тело кругом обставляете мышеловками!

Прыщ. Ну что же-с?.. Зато благосостояние-с...

Журналист. А ведь точно пахнет от него! Как в колбасной лавке!

Дю Шарио Ангел Дорофеич

(На материале главы “Поклонение мамоне и покаяние”)

Жизнерадостен, улыбчив, время от времени напевает весёленькие мелодии. Говорит с акцентом, вставляет в свою речь французские словечки. Склонен проявлять кокетство, на плече возможен женский шарф типа боа, в руках веер и... лягушка (игрушечная). Щедро рассылает воздушные поцелуи.

Дю Шарио. О, медам и месье! Бонжур! Бонжур! Прошю вас, задавайт свой вопрос! О, шарман!

Журналист. Господин дю Шарио, каким образом вы оказались на посту градоначальника города Глупова?

Дю Шарио. Силъ ву пле, ма шер! Эти глюповски пироги с нашинкой! О! Я очшень хотеть есть. Я быть голоден. О пироги, а ту при!

Журналист. А что вы сделали для процветания города?

Дю Шарио. Я делать очшень много! Я есть объяснять этим грубиянам - фуй! - права человек. Какие дураки, сэ мюжик дэ Глюпофф. Они не зналь, что можно есть лягушка! Ха-ха-ха!

Журналист. Но при чём здесь права человека? Кстати, историки указывают, что вы действительно начали однажды объяснять права человека, но только кончили тем, что объяснили права Бурбонов. В другой раз вы начали с того, что убеждали глуповцев уверовать в богиню Разума, а кончили тем, что просили признать непогрешимость папы. Похоже, у вас не было никаких убеждений, и вы готовы были защищать что угодно, если за это вам перепадал лишний четвертак.

Дю Шарио. О! Анфан терибль. Ты очшень плохой деть! Как сметь так говорить! Я есть сын XVIII века! О богиня Разума! И глюповски мюжик быль сперва такой дурак! Но я возбудить у них дух исследования!

Журналист. Виконт! История свидетельствует: вы только развратили глуповских обывателей. Они стали креститься неистовым обычаем и бросать хлеб под стол. Они с дерзостью говорили: “Хлеб пущай свиньи едят, а мы свиней съедим - тот же хлеб будет!” И в этом вы видели дух исследования! Ведь из-за вас глуповцы покатились вниз в своём развитии. Они при вашем преступном попустительстве и даже поддержке совсем перестали работать: мнили, что во время их гульбы хлеб вырастет сам собой, и поэтому перестали возделывать поля. Уважение к старшим исчезло; глуповцы агитировали вопрос, не следует ли, по достижении людьми известных лет, устранять их из жизни, но решили - вы только подумайте! - продавать стариков и старух в рабство, чтобы иметь с этого какую-нибудь выгоду! И вы не чувствуете своей вины перед ними?

Дю Шарио. О! Как вы сказаль? Разврат? Это же удовольствие - не работать, а только гулять, петь, веселиться! О ля-ля! Ви тоже глюпий, как глюповски мюжик? А пропо, где тут у вас есть место весело проводить время? Я очшень хорошо пою гривуазный песенка и танцую канкан! Я хотеть и вас научить этому! Я очшень добрый человек. Я хотеть, чтобы вы весело жить, развлекаться. Это есть ком иль фо ! Вам нужно сделать ку д"эта ! Зачшем свой короткий жизнь портить на работе? Надо быть умный человек! Как я! Я вам говориль, что я есть сын богини Разума?

Журналист. Извините, господин дю Шарио, с вами трудно разговаривать, поэтому мы хотим задать вам последний вопрос. Назовите ваш основополагающий жизненный принцип.

Дю Шарио. Ха-ха-ха-ха! Шарман! Шарман! Ви наконец понять, что нада скорей идти гулять. Это я внушиль вам дух свободы и научиль права человека! Мой девиз не переводить на ваш грубый язык. Но вы всё равно не понимай такие умный вещи. Один наш король говориль очшень хороший слова. Можно сказать, это я сказаль: апрэ ну лё дэлюж. Теперь понять, глюпий дурак? Апрэ ну лё дэлюж!!! О рэвуар! Шерше ля фам! Ха-ха-ха!!!

Примечания: Силь ву пле, ма шер - пожалуйста, дорогая; а ту при - любой ценой; анфан терибль - ужасный ребёнок; а пропо - кстати; ку д"эта - государственный переворот; апрэ ну лё дэлюж - после нас хоть потоп (искаж. франц. ).

Приложение

Место и значение ролевой игры на уроке

Уже прочно в практику школьного обучения вошла игра. Диапазон игр, применяемых на уроке и во внеурочное время, весьма широк: от кроссвордов, ребусов, викторин до сюжетно-ролевых (заседание ученого (редакционного) художественного совета; дискуссия сторонников и противников какой-либо идеи, лица, явления).

Можно говорить об игре на уроке как приёме педагогической техники и даже как об основе самостоятельной педагогической технологии. Но обязательно нужно помнить о том, что игра остаётся лишь средством обучения, развития, воспитания, способным активизировать и интенсифицировать образовательный процесс, недопустимо превращать её в самоцель, использовать необоснованно. Особенно это касается ролевой игры. Сюжетно-ролевая игра является высшей формой развития игровой деятельности. Её целесообразно применять в исключительных случаях, когда привычные, традиционные формы работы не ведут к желаемому результату.

Использование ролевой игры на уроке становится событием неординарным, запоминающимся. Естественно, что повседневная жизнь не может состоять из большого количества праздников, чем, по сути, оказывается проведение игры. К тому же подобное занятие требует серьёзной, тщательной подготовки. Следует подчеркнуть особо, что успех игры на её основном этапе предопределяется качеством подготовительной работы на этапе доигровом. Ни в коем случае не стоит проводить ролевую игру, если она подготовлена недостаточно хорошо, иначе всё мероприятие оставит жалкое впечатление, не реализует ни одной из богатых потенциальных возможностей игры, не достигнет цели, а именно целенаправленность является основным условием её применения в педагогическом процессе. Если же игра подготовлена качественно, то она одновременно решает несколько задач. Рассмотрим некоторые из них.

Дидактическая задача игры - способствовать усвоению новых знаний, развитию общеучебных и частнопредметных умений и навыков, в первую очередь умений и навыков речемыслительной деятельности, сопряжённой и с процессами развития воображения, интуитивной сферы. Все исследователи психологии игры отмечают её несомненное значение для развития личности. Особенно чётко дидактическую функцию игры должен осознавать учитель как организатор образовательного процесса, так как он перспективно ориентируется на результативность конкретной игровой деятельности.

Развлекательная же задача игры является наиболее актуальной для детей, которые вовлекаются в процесс, получая удовольствие, сиюминутную радость. Развлекательность - основное свойство игры по определению, поэтому использование игры способствует созданию благоприятной атмосферы, воодушевлению каждого участника, снятию эмоционального напряжения. Мастерство и такт учителя должны помочь ему сделать игру для детей не принудительной формой работы, а желанной, способной пробудить интерес к изучаемому таким способом материалу. Авторитарный стиль при организации и проведении игры не приведёт к положительному результату. Сам учитель также включается в процесс игры в какой-либо роли, что помогает решению ещё одной задачи.

Коммуникативная задача игры связана с установлением эмоциональных и деловых контактов, с объединением коллектива в общем процессе, с построением особой структуры взаимоотношений всех участников. Ролевая игра относится к сфере субъектно-субъектных отношений, то есть для неё главным является общение участников, протекающее одновременно в двух плоскостях: реальной и условной (разыгрываемой, воображаемой). При использовании ролевой игры познавательная деятельность осуществляется в коллективной форме, при которой каждый из членов коллектива, выполняя свою задачу при наличии общей цели, участвует в обучении всех. Данная организационная форма является современной, продуктивной, развивающей, распространяется в последние годы в разных модификациях и противопоставляется традиционной фронтальной форме. Работа каждого учащегося оказывается коллективно значимой. В связи с этим нужно обдуманно отнестись к распределению ролей, учесть множество факторов: желание детей и их психологические особенности, характер способностей, межличностные отношения в коллективе.

Основная нагрузка при подготовке и проведении ролевой игры ложится, как правило, на одарённых детей. В доигровой период особое значение могут иметь творчески одарённые ученики, для которых характерны оригинальность и гибкость мышления, пытливость ума и дотошность: для того чтобы драматизировать исходный текст, создать на его основе собственное произведение, требуются исследовательская активность, умение переструктурировать информацию. На игровом этапе стоит опираться на детей с художественно-исполнительскими способностями, а на послеигровом - с интеллектуальными.