Имена богов и героев из поэмы илиада. Онлайн чтение книги Гомер II

Боги и люди (От Миноса до Эзопа). "Илиада"

Боги и люди (От Миноса до Эзопа). "Илиада"

Действие поэмы укладывается примерно в пятьдесят дней на исходе десятого года осады. Гибель Трои предрешена роком, которого боятся и боги и люди.
Не только завязка, но и общее содержание "Илиады" определяется в первых же стихах поэмы:

Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,
Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:
Многие души могучие славных героев низринул
В мрачный Аид и самих распростер их в корысть плотоядным
Птицам окрестным и псам (совершалася Зевсова воля), -
С оного дня, как воздвигшие спор, воспылали враждою
Пастырь народов Атрид и герой Ахиллес благородный.

(Здесь и далее "Илиада" и "Одиссея" цитируются в переводах соответственно Н.И. Гнедича и В.А. Жуковского по изданию: Гомер. Илиада. Одиссея. - М., Худож. лит., 1967 ("Библиотека всемирной литературы"). Илиада, I, 1-7.)
Это обращение к Музе со времен Гомера станет характернейшим средством зачина поэтических произведений у многих и многих авторов. Приведу здесь только один пример. Советский поэт Евгений Евтушенко начинает лучшую свою поэму "Братская ГЭС" с обращения, правда, не к самой Музе, но к великим ее русским избранникам:

Дай, Пушкин, мне свою певучесть,
свою раскованную речь,
свою пленительную участь -
как бы шаля, глаголом жечь.

Дай, Лермонтов, свой желчный взгляд,
своей презрительности яд
и келью замкнутой души,
где дышит, скрытая в тиши,
недоброты твоей сестра -
лампада тайного добра...

Но из-за чего же возникла ссора в стане ахейцев? Из-за пленницы, которую не поделили между собой Агамемнон и Ахиллес.
В десятом году осады Трои, при разделе добычи с завоеванного ахейцами города, пленная дочь Аполлонова жреца Хриса, Хрисеида, была присуждена Агамемнону. Хрис пришел в ахейский стан, предлагая выкуп за дочь; Агамемнон отказал, но Аполлон заставил его уступить, наслав чуму на ахейское войско. Почувствовавший себя обесчещенным, Агамемнон на ахейском собрании потребовал себе возмещения за счет других богатырей - а вследствие гневного возражения Ахилла, именно за его счет, пригрозив отнять у него его пленницу Брисеиду... Тогда Ахилл объявил, что отказывается от дальнейшего участия в войне (земная мотивировка поражения ахейцев). Агамемнон отнял у него Брисеиду; он же через свою божественную мать Фетиду упросил Зевса даровать победу троянам впредь до получения им от Агамемнона удовлетворения (небесная мотивировка поражения ахейцев...)
(Статья о Гомере Ф.Ф. Зелинского в кн: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Биографии. Т. 4. - М: Большая Российская Энциклопедия, 1993. С. 221.)

В первой песне, таким образом, дается завязка эпоса сразу и с точки зрения человеческой, земной, и с позиции небесной, олимпийской. "Ссора царей" не переросла в междоусобную войну только благодаря вмешательству Афины.
Таково вкратце содержание первой песни поэмы. Кстати, разбивку на песни (или главы) обеих поэм осуществили все те же александрийские ученые еще в III в. до н.э., и с тех пор она повторяется во всех изданиях.
Вторая песнь повествует о том, как Агамемнон, которому во сне явился Зевс и подтолкнул его к началу активных военных действий, решил сначала проверить настроение воинов и предложил им вернуться на родину. К его негодованию воины с радостью бросаются исполнять повеление начальника. Не забудем: осада Трои длится уже десять лет, и, конечно, походная, полная лишений жизнь, уже изрядно утомила осаждающих. Лишь мудрое вмешательство Одиссея заставляет ахейцев опомниться и вернуться к своим воинским обязанностям.
Вторая песнь завершается описанием войска ахеян, тем самым списком кораблей, который О. Мандельштам "прочел до середины" и который Ф.Ф. Зелинский называет "золотой книгой греческой знати".

Ныне поведайте, Музы, живущие в сенях Олимпа:
Вы, божества, - вездесущи и знаете всё в поднебесной;
Мы ничего не знаем, молву мы единую слышим:
Вы мне поведайте, кто и вожди и владыки данаев;
Всех же бойцов рядовых не могу ни назвать, ни исчислить,
Если бы десять имел языков я и десять гортаней,
Если б имел неслабеющий голос и медные перси;
Разве, небесные Музы, Кронида великого дщери,
Вы бы напомнили всех, приходивших под Трою ахеян.
Только вождей корабельных и все корабли я исчислю.
(Илиада, II, 484 - 493.)

Объем этого "списка" занимает добрых полтора десятка страниц, поэтому цитировать его здесь не представляется возможным.
В третьей песни троянцы выступают против греков под предводительством Гектора, но Парис предлагает заменить общее сражение единоборством. На время поединка между воюющими сторонами заключается перемирие. Против Париса выходит оскорбленный его вероломством Менелай и почти побеждает противника, однако Афродита спасает до смерти перепуганного Париса.
Четвертая песнь рассказывает о том, как Зевс предлагает богам возвратить Елену Менелаю. Афина, желая гибели троянцам, побуждает Пандара пустить стрелу в Менелая. Тот наносит ему легкую рану, тем самым нарушая перемирие. Вновь вспыхивает сражение, в котором боги распаляют противников своим подстрекательством.
Пятая песнь - апофеоз (Здесь - прославление, возвеличение воина.) греческого героя Диомеда, убивающего не только нарушителя перемирия Пандара, но и многих других троянских воинов. В их числе мог бы оказаться и Эней, если бы ему не оказала помощь мать - Афродита, которую в пылу ярости Диомед ранит в руку. Более того, он наносит ранение и самому богу войны Аресу.
Шестая песнь посвящена Гектору, сильнейшему бойцу троянского стана. Понимая, что для дальнейшей борьбы одних человеческих сил недостаточно, он отправляется в город, чтобы просить мать помолиться Афине об отвращении гибели от родины, а попутно и пристыдить Париса за трусость и побудить его вернуться в ряды защитников Трои.
В качестве эпизода в эпизоде здесь есть замечательная сцена побратимства двух соперников - троянца Главка с ахейцем Диомедом, прекращающих поединок сразу же после того, как они узнают, что их отцы связаны между собою узами гостеприимства.

Главк между тем, Гипполохид, и сын знаменитый Тидея
Между фаланг на средину сходились, пылая сразиться.
Чуть соступились герои, идущие друг против друга,
Первый из них взговорил Диомед, воеватель могучий:
"Кто ты, бестрепетный муж от земных обитателей смертных?
Прежде не зрел я тебя на боях, прославляющих мужа;
Но сегодня, как вижу, далёко ты мужеством дерзким
Всех превосходишь, когда моего копия нажидаешь.
Дети одних злополучных встречаются с силой моею!
Если бессмертный ты бог, от высокого неба нисшедший,
Я никогда не дерзал с божествами Олимпа сражаться...
Если же смертный ты муж и воскормлен плодами земными,
Ближе предстань, да к пределу ты смерти скорее достигнешь".

Быстро ему отвечал воинственный сын Гипполохов:
"Сын благородный Тидея, почто вопрошаешь о роде?
Листьям в дубравах древесных подобны сыны человеков:
Ветер одни по земле развевает, другие дубрава,
Вновь расцветая, рождает, и с новой весной возрастают;
Так человеки: сии нарождаются, те погибают.
Если ж ты хочешь, тебе и о том объявлю, чтобы знал ты
Наших и предков и род; человекам он многим известен.
Есть в конеславном Аргосе град знаменитый Эфира;
В оном Сизиф обитал, препрославленный мудростью смертный,
Тот Сизиф Эолид, от которого Главк породился.
Главк даровал бытие непорочному Беллерофонту...

Рек, - и наполнился радостью сын благородный Тидеев;
Медную пику свою водрузил в даровитую землю
И приветную речь устремил к предводителю Главку:
"Сын Гипполохов! ты гость мне отеческий, гость стародавний!
Некогда дед мой Иней знаменитого Беллерофонта
В собственном доме двадцать дней угощал дружелюбно.
Оба друг другу они превосходные дали гостинцы...
Храбрый! отныне тебе я средь Аргоса гость и приятель.
Ты же мне - в Ликии, если приду я к народам ликейским.
С копьями ж нашими будем с тобой и в толпах расходиться.
Множество здесь для меня и троян, и союзников славных;
Буду разить, кого бог приведет и кого я постигну.
Множество здесь для тебя аргивян, поражай кого можешь.
Главк! обменяемся нашим оружием; пусть и другие
Знают, что дружбою мы со времен праотцовских гордимся".

Так говорили они - и, с своих колесниц соскочивши,
За руки оба взялись и на дружбу взаимно клялися.
(Илиада, VI, 119-129, 142-155, 212-218, 224-233.)

Меж тем в этой же песни происходит еще одна сцена, которую следовало бы ожидать гораздо позднее, к моменту решительного поединка двух главных героев поэмы, - сцена прощания Гектора с женой его Андромахой.
В общем ходе событий "Илиады" это пауза, передышка, - пишет М.Л. Гаспаров, - обо всем этом можно было бы и совсем не рассказывать, но Гомер вмещает сюда и трагический контраст грозной военной и мирной семейной жизни, и - в словах Андромахи - эпизод из начальных лет Троянской войны, и - в предвиденье Гектора - грядущий исход войны, и долг тех, кто со щитом, и долю тех, кто за щитом.
(М.Л. Гаспаров. Занимательная Греция. С. 16.)

Вот эта прославленная в мировой литературе сцена.

Он (Гектор)приближался уже, протекая обширную Трою,
К Скейским воротам (чрез них был выход из города в поле);
Там Андромаха супруга, бегущая, в встречу предстала,
Отрасль богатого дома, прекрасная дочь Этиона...
...За нею одна из прислужниц
Сына у персей держала, бессловного вовсе, младенца,
Плод их единый, прелестный, подобный звезде лучезарной.
Гектор его называл Скамандрием; граждане Трои -
Астианаксом: единый бо Гектор защитой был Трои.
Тихо отец улыбнулся, безмолвно взирая на сына.
Подле него Андромаха стояла, лиющая слезы;
Руку пожала ему и такие слова говорила:
"Муж удивительный, губит тебя твоя храбрость! ни сына
Ты не жалеешь, младенца, ни бедной матери; скоро
Буду вдовой я, несчастная! скоро тебя аргивяне,
Вместе напавши, убьют! а тобою покинутой, Гектор,
Лучше мне в землю сойти: никакой мне не будет отрады,
Если, постигнутый роком, меня ты оставишь: удел мой -
Горести! Нет у меня ни отца, ни матери нежной!
Старца отца моего умертвил Ахиллес быстроногий,
В день, как и град разорил киликийских народов цветущий,
Фивы высоковоротные. Сам он убил Этиона,
Но не смел обнажить: устрашался несчастия сердцем;
Старца он предал сожжению вместе с оружием пышным.
Создал над прахом могилу; и окрест могилы той ульмы
Нимфы холмов насадили, Зевеса великого дщери.
Братья мои однокровные - семь оставалось их в доме -
Все и в единый день преселились в обитель Аида:
Всех злополучных избил Ахиллес, быстроногий ристатель,
В стаде застигнув тяжелых тельцов и овец белорунных.
Матерь мою, при долинах дубравного Плака царицу,
Пленницей в стан свой привлек он с другими добычами брани,
Но даровал ей свободу, приняв неисчислимый выкуп;
Феба ж и матерь мою поразила в отеческом доме!
Гектор, ты всё мне теперь - и отец, и любезная матерь,
Ты и брат мой единственный, ты и супруг мой прекрасный!
Сжалься же ты надо мною и с нами останься на башне,
Сына не сделай ты сирым, супруги не сделай вдовою;
Воинство наше поставь у смоковницы: там наипаче
Город приступен врагам и восход на твердыню удобен:
Трижды туда приступая, на град покушались герои,
Оба Аякса могучие, Идоменей знаменитый,
Оба Атрея сыны и Тидид, дерзновеннейший воин.
Верно, о том им сказал прорицатель какой-либо мудрый,
Или, быть может, самих устремляло их вещее сердце".

Ей отвечал знаменитый, шеломом сверкающий Гектор:
"Всё и меня то, супруга, не меньше тревожит; но страшный
Стыд мне пред каждым троянцем и длинноодежной троянкой,
Если, как робкий, останусь я здесь, удаляясь от боя.
Сердце мне то запретит; научился быть я бесстрашным,
Храбро всегда меж троянами первыми биться на битвах,
Славы доброй отцу и себе самому добывая!
Твердо я ведаю сам, убеждаясь и мыслью и сердцем,
Будет некогда день, и погибнет священная Троя,
С нею погибнет Приам и народ копьеносца Приама.
Но не столько меня сокрушает грядущее горе
Трои, Приама родителя, матери дряхлой, Гекубы,
Горе тех братьев возлюбленных, юношей многих и храбрых,
Кои полягут во прах под руками врагов разъяренных,
Сколько твое, о супруга! тебя меднолатный ахеец,
Слезы лиющую, в плен повлечет и похитит свободу!
И, невольница, в Аргосе будешь ты ткать чужеземке,
Воду носить от ключей Мессеиса или Гиперея,
С ропотом горьким в душе; но заставит жестокая нужда!
Льющую слезы тебя кто-нибудь там увидит и скажет:
Гектора это жена, превышавшего храбростью в битвах
Всех конеборцев троян, как сражалися вкруг Илиона!
Скажет - и в сердце твоем возбудит он новую горечь:
Вспомнишь ты мужа, который тебя защитил бы от рабства!
Но да погибну и буду засыпан я перстью земною
Прежде, чем плен твой увижу и жалобный вопль твой услышу!"

Рек - и сына обнять устремился блистательный Гектор;
Но младенец назад, пышноризой кормилицы к лону
С криком припал, устрашася любезного отчего вида,
Яркою медью испуган и гребнем косматовласым,
Видя ужасно его закачавшимся сверху шелома.
Сладко любезный родитель и нежная мать улыбнулись.
Шлем с головы немедля снимает божественный Гектор,
Наземь кладет его, пышноблестящий, и, на руки взявши
Милого сына, целует, качает его и, поднявши,
Так говорит, умоляя и Зевса, и прочих бессмертных:
"Зевс и бессмертные боги! о, сотворите, да будет
Сей мой возлюбленный сын, как и я, знаменит среди граждан;
Так же и силою крепок, и в Трое да царствует мощно.
Пусть о нем некогда скажут, из боя идущего видя:
Он и отца превосходит! И пусть он с кровавой корыстью
Входит, врагов сокрушитель, и радует матери сердце!"

Рек - и супруге возлюбленной на руки он полагает
Милого сына; дитя к благовонному лону прижала
Мать, улыбаясь сквозь слезы. Супруг умилился душевно,
Обнял ее и, рукою ласкающий, так говорил ей:
"Добрая! сердце себе не круши неумеренной скорбью.
Против судьбы человек меня не пошлет к Аидесу;
Но судьбы, как я мню, не избег ни один земнородный
Муж, ни отважный, ни робкий, как скоро на свет он родится.
Шествуй, любезная, в дом, озаботься своими делами;
Тканьем, пряжей займися, приказывай женам домашним
Дело свое исправлять; а война - мужей озаботит
Всех, наиболе ж меня, в Илионе священном рожденных".

Речи окончивши, поднял с земли бронеблещущий Гектор
Гривистый шлем, и пошла Андромаха безмолвная к дому,
Часто назад озираясь, слезы ручьем проливая.
Скоро достигла она устроением славного дома
Гектора мужегубителя; в оном служительниц многих,
Собранных вместе, нашла и к плачу их всех возбудила:
Ими заживо Гектор был в своем доме оплакан.
Нет, они помышляли, ему из погибельной брани
В дом не прийти, не избегнуть от рук и свирепства данаев.
(Илиада, VI, 392-394, 399 - 502.)

В седьмой песни "Илиады" успех, кажется, начинает склоняться на сторону троянцев. Возвратившийся в стан бойцов Гектор вызывает ахейцев на единоборство. По жребию против него выходит Аякс, сын Теламона. Он ранит троянца, но битва их прерывается приходом ночи. Греки считают Аякса победителем и празднуют успех. Тем временем стороны заключают перемирие для погребения убитых.
Восьмая и девятая песни описывают тяжелое положение ахейского лагеря и военный успех троянцев. Агамемнон отправляет посольство к Ахиллу, надеясь склонить его к примирению. Самолюбивый герой, однако, на все просьбы Аякса, Одиссея и старца Феникса отвечает отказом. Сверх того, он заявляет послам, что наутро вместе со своей дружиной возвращается на родину.
Этот отказ, - пишет А. Боннар, - от первоначально избранного жребия - от славы - во имя сохранения жизни опозорил бы его, если бы он смог остаться верным своему решению.
(А. Боннар. Указ. соч. С. 47.)

Десятая песнь поэмы рассказывает о том, как в ту же ночь два ахейских героя Диомед и Одиссей отправляются в разведку и захватывают троянского лазутчика Долона. Узнав у него расположение троянских сил и новость о прибытии на помощь осажденным фракийского царя Реса, обладающего чудесными конями, греки проникают в троянский стан, уничтожают Реса и на его конях возвращаются в свой лагерь.
Одиннадцатая песнь возвращает нас к истинному положению дел. Какие бы чудеса храбрости не выказывали ахейцы, противник наступает. Ранены и покидают поле сражения Диомед, Одиссей, Агамемнон. Ахейцы окружены и вынуждены защищаться в своем лагере.
Двенадцатая и тринадцатая песни рассказывают о том, как Гектор валуном пробивает ворота и врывается в лагерь противника. На помощь грекам приходит Посейдон, действуя в тайне от требующего сохранять нейтралитет Зевса.
Четырнадцатая и пятнадцатая песни рассказывают о делах олимпийцев. Пока Зевс спит, усыпленный уговорами Геры, Посейдон ободряет греков, и Аякс поражает Гектора камнем. Друзьям удается вынести героя с поля. Пробудившийся Зевс дает троянцам возможность получить решительный перевес.
С шестнадцатой песни начинается кульминация. Пока Патрокл рассказывает Ахиллу о положении дел, Гектор врывается в лагерь ахейцев и поджигает один из кораблей.

Ныне поведайте, Музы, живущие в сенях Олимпа,
Как на суда аргивян упал истребительный пламень.
Гектор, нагрянувши, изблизи ясенный дрот у Аякса
Тяжким ударил мечом, и у медяной трубки копейной
Ратовье махом рассек; бесполезно Аякс Теламонид
Взнес, потрясая, обрубленный дрот: далеко от Аякса
Острая медь отлетела и о землю звукнула, павши.
Сын Теламонов познал по невольному трепету сердца
Дело богов, и, познав, что его все замыслы в брани
Зевс громоносный ничтожит, даруя троянам победу,
Он отступил; и троянцы немедленно бросили шумный
Огнь на корабль: с быстротой разлилося свирепое пламя.
Так запылала корма корабля.
(Илиада, XVI, 112 - 124.)

Патрокл добивается у Ахилла разрешения вступить в бой и переодевается в его доспехи, один вид которых устрашает врагов. Ахилл наказывает своему любимому другу не увлекаться в бою и не рисковать понапрасну своей жизнью.
Песни семнадцатая и восемнадцатая повествуют о героизме и гибели Патрокла в единоборстве против Гектора. Вокруг тела павшего героя разгорается борьба. Гектор снимает с убитого доспехи, но друзья Патрокла не отдают ему тела. Сын Нестора Антилох приносит Ахиллу весть о смерти Патрокла.

Горе мне, храбрый, любезный Пелид! От меня ты услышишь
Горькую весть, какой никогда не должно бы свершиться!
Пал наш Патрокл! и уже загорелася битва за тело;
Он уже наг; совлек все оружие Гектор могучий!
(Илиада, XVIII, 18 - 21.)

Страшное отчаяние охватывает Ахилла:

... Пелида покрыло мрачное облако скорби.
Быстро в обе он руки схвативши нечистого пепла,
Голову всю им осыпал и лик осквернил свой прекрасный;
Риза его благовонная вся почернела под пеплом.
Сам он, великий, пространство покрывши великое, в прахе
Молча простерся и волосы рвал, безобразно терзая.
(Илиада, XVIII, 22 - 27.)

Мать утешает его, но Ахилл безутешен. Он оплакивает своего друга так же, как оплакивал Гильгамеш Энкиду: горе его невыносимо. Но к горю этому примешивается еще и гнев.

... Его из друзей всех больше любил я;
Им, как моею главой, дорожил; и его потерял я!
Гектор убийца похитил с него и доспех тот огромный,
Дивный, богами дарованный, дар драгоценный Пелею
В день, как, богиню, тебя на смертного ложе повергли.
О, почто не осталась ты нимфой бессмертного моря!
О, почто и Пелей не избрал себе смертной супруги!
Должно теперь и тебе бесконечную горесть изведать,
Горесть о сыне погибшем, которого ты не увидишь
В доме отеческом! ибо и сердце мое не велит мне
Жить и в обществе быть человеческом, ежели Гектор,
Первый, моим копием пораженный, души не извергнет
И за грабеж над Патроклом любезнейшим мне не заплатит!"

Матерь, слезы лиющая, снова ему говорила:
"Скоро умрешь ты, о сын мой, судя по тому, что вещаешь!
Скоро за сыном Приама конец и тебе уготован!"

Ей, тяжело воздохнув, отвечал Ахиллес быстроногий:
"О, да умру я теперь же, когда не дано мне и друга
Спасть от убийцы! Далеко, далеко от родины милой
Пал он; и, верно, меня призывал, да избавлю от смерти!
Что же мне в жизни? Я ни отчизны драгой не увижу,
Я ни Патрокла от смерти не спас, ни другим благородным
Не был защитой друзьям, от могучего Гектора падшим:
Праздный сижу пред судами, земли бесполезное бремя,
Я, которому равного между героев ахейских
Нет во брани, хотя на советах и многие лучше.
О, да погибнет вражда от богов и от смертных, и с нею
Гнев ненавистный, который и мудрых в неистовство вводит.
Он в зарождении сладостней тихо струящегось меда,
Скоро в груди человека, как пламенный дым, возрастает!
Гневом таким преисполнил меня властелин Агамемнон.
Но забываем мы всё прежде бывшее, как ни прискорбно;
Гнев оскорбленного сердца в груди укрощаем, по нужде.
Я выхожу, да главы мне любезной губителя встречу,
Гектора! Смерть же принять готов я, когда ни рассудят
Здесь мне назначить ее всемогущий Кронион и боги!
Смерти не мог избежать ни Геракл, из мужей величайший,
Как ни любезен он был громоносному Зевсу Крониду;
Мощного рок одолел и вражда непреклонная Геры.
Так же и я, коль назначена доля мне равная, лягу,
Где суждено; но сияющей славы я прежде добуду!..
В бой выхожу; не удерживай, матерь; ничем не преклонишь!"
(Илиада, XVIII, 81 - 126.)

Безоружный, ведь доспехи его были на павшем Патрокле, Ахилл выходит на вал и громким криком устрашает троянцев. Пользуясь этим, греки уносят тело Патрокла с места битвы.
Фетида отправляется к Гефесту за новыми доспехами для Ахилла. За ночь хромой бог сооружает их. Подробное описание доспехов и особенно щита, занимает несколько страниц поэмы. Мы, однако, не поскупимся на цитаты, ведь здесь Гомер рассказывает о быте своего времени, о жизни той самой Древней Греции, которую мы теперь и представляем себе именно из его стихов.

И в начале работал он щит и огромный и крепкий,
Весь украшая изящно; кругом его вывел на обод
Белый, блестящий, тройной; и приделал ремень серебристый.
Щит из пяти составил листов и на круге обширном
Множество дивного бог по замыслам творческим сделал.
Там представил он землю, представил и небо, и море,
Солнце, в пути неистомное, полный серебряный месяц,
Все прекрасные звезды, какими венчается небо:
Видны в их сонме Плеяды, Гиады и мощь Ориона,
Арктос, сынами земными еще колесницей зовомый;
Там он всегда обращается, вечно блюдет Ориона
И единый чужается мыться в волнах Океана.

Там же два града представил он ясноречивых народов:
В первом, прекрасно устроенном, браки и пиршества зрелись.
Там невест из чертогов, светильников ярких при блеске,
Брачных песней при кликах, по стогнам градским провожают.
Юноши хорами в пляске кружатся; меж них раздаются
Лир и свирелей веселые звуки; почтенные жены
Смотрят на них и дивуются, стоя на крыльцах воротных.
Далее много народа толпится на торжище; шумный
Спор там поднялся; спорили два человека о пене,
Мзде за убийство; и клялся один, объявляя народу,
Будто он все заплатил; а другой отрекался в приеме.
Обв решились, представив свидетелей, тяжбу их кончить.
Граждане вкруг их кричат, своему доброхотствуя каждый;
Вестники шумный их крик укрощают; а старцы градские
Молча на тесаных камнях сидят и средь священного круга;
Скипетры в руки приемлют от вестников звонкоголосых;
С ними встают и один за другим свой суд произносят.
В круге пред ними лежат два таланта чистого злата,
Мзда для того, кто из них справедливее право докажет.

Город другой облежали две сильные рати народов,
Страшно сверкая оружием. Рати двояко грозили:
Или разрушить, иль граждане с ними дожны разделиться
Всеми богатствами, сколько цветущий их град заключает.
Те не склонялись еще и готовились к тайной засаде.
Стену стеречь по забралам супруг поставив любезных,
Юных сынов и мужей, которых постигнула старость,
Сами выходят; вождями их идут Арей и Паллада,
Оба златые, одетые оба златою одеждой;
Вид их прекрасен, в доспехах величествен, сущие боги!
Всем отличны они; человеки далёко их ниже.
К месту пришедшие, где им казалась удобной засада,
К брегу речному, где был водопой табунов разнородных,
Там заседают они, прикрываясь блестящею медью.
Два соглядатая их, отделясь, впереди заседают.
Смотрят кругом, не узрят ли овец и волов подходящих.
Скоро стада показалися; два пастуха за стадами,
Тешась цевницею звонкой, идут, не предвидя коварства.
Быстро, увидевши их, нападают засевшие мужи;
Грабят и гонят рогатых волов и овец среброрунных:
Целое стадо угнали и пастырей стада убили.
В стане, как скоро услышали крик и тревогу при стаде,
Вои, на площади стражей стоящие, быстро на коней
Бурных вскочили, на крик поскакали и вмиг принеслися.
Строем становятся, битвою бьются по брегу речному;
Колют друг друга, метая стремительно медные копья.
Рыщут и Злоба, и Смута, и страшная Смерть между ними:
Держит она то пронзенного, то не пронзенного ловит,
Или убитого за ногу тело волочит по сече;
Риза на персях ее обагровлена кровью людскою.
В битве, как люди живые, они нападают и бьются,
И один пред другим увлекают кровавые трупы.
Сделал на нем и широкое поле, тучную пашню,
Рыхлый, три раза распаханный пар; на нем землепашцы
Гонят яремных волов, и назад и вперед обращаясь;
И всегда, как обратно к концу приближаются нивы,
Каждому в руки им кубок вина, веселящего сердце,
Муж подает; и они, по своим полосам обращаясь,
Вновь поспешают уйти до конца глубобраздного пара.
Нива, хотя и златая, чернеется сзади орющих,
Вспаханной ниве подобясь: такое он чудо представил.

Далее выделал поле с высокими нивами; жатву
Жали наемники, острыми в дланях серпами сверкая.
Здесь полосой беспрерывною падают горстии густые;
Там перевязчики их в снопы перевязлами вяжут.
Три перевязчика ходят за жнущими; сзади их дети,
Горстая быстро колосья, одни за другими в охапах
Вяжущим их подают. Властелин между ними, безмолвно,
С палицей в длани, стоит на бразде и душой веселится,
Вестники одаль, под тению дуба, трапезу готовят;
В жертву заклавши вола, вкруг него суетятся; а жены
Белую сеют муку для сладостной вечери жнущим.

Сделал на нем отягченный гроздием сад виноградный,
Весь золотой, лишь одни виноградные кисти чернелись;
И стоял он на сребряных, рядом вонзенных подпорах.
Около саду и ров темно-синий, и белую стену
Вывел из олова; к саду одна пролегала тропина,
Коей носильщики ходят, когда виноград собирают.
Там и девицы и юноши, с детской веселостью сердца,
Сладостный плод носили в прекрасных плетеных корзинах.
В круге их отрок прекрасный по звонкорокочущей лире
Сладко бряцал, припевая прекрасно под льняные струны
Голосом тонким; они же, вокруг его пляшучи стройно,
С пеньем, и с криком, и с топотом ног хороводом несутся.
Там же и стадо представил волов, воздымающих роги:
Их он из злата одних, а других из олова сделал.
С ревом волы из оград вырываяся, мчатся на паству,
К шумной реке, к камышу густому по влажному брегу.
Следом за стадом и пастыри идут, четыре, златые,
И за ними следуют девять псов быстроногих.
Два густогривые льва на передних волов нападают,
Тяжко мычащего ловят быка; и ужасно ревет он.
Львами влекомый; и псы на защиту и юноши мчатся;
Львы повалили его и, сорвавши огромную кожу,
Черную кровь и утробу глотают; напрасно трудятся
Пастыри львов испугать, быстроногих псов подстрекая.
Псы их не слушают; львов трепеща, не берут их зубами:
Близко подступят, залают на них и назад убегают.

Там же Гефест знаменитый извил хоровод разновидный,
Оному равный, как древле в широкоустроенном Кносе
Выделал хитрый Дедал Ариадне прекрасноволосой.
Юноши тут и цветущие девы, желанные многим.
Пляшут, в хор круговидный любезно сплетяся руками.
Девы в одежды льняные и легкие, отроки в ризы
Светло одеты, и их чистотой, как елеем, сияют;
Тех - венки из цветов прелестные всех украшают;
Сих - золотые ножи, на ремнях чрез плечо серебристых.
Пляшут они, и ногами искусными то закружатся,
Столь же легко, как в стану колесо под рукою испытной,
Если скудельник его испытует, легко ли кружится;
То разовьются и пляшут рядами, одни за другими.
Купа селян окружает пленительный хор и сердечно
Им восхищается; два среди круга их головоходы,
Пение в лад начиная, чудесно вертятся в средине.

Там и ужасную силу представил реки Океана.
Коим под верхним он ободом щит окружил велелепный.

Девятнадцатая песнь рассказывает о примирении Ахилла с Агамемноном и вступлении героя в бой. Один из коней в колеснице Ахилла предвещает ему близкую смерть (Не правда ли, с этим мотивом в литературе вы уже встречались? Где? Конечно, В "Песни о вещем Олеге" А.С. Пушкина!), но это не останавливает идущего отомстить врагам за смерть друга.

Крикнул он голосом грозным на быстрых отеческих коней:
"Ксанф мой и Балий, Подарги божественной славные дети!
Иначе вы постарайтеся вашего вынесть возницу
К ратному сонму данаев, когда мы насытимся боем;
Вы, как Патрокла, его на побоище мертвым не бросьте!"

Рек он, - как вдруг под упряжью конь взговорил бурноногий,
Ксанф; понуривши морду и пышною гривой своею,
Выпавшей вон из ярма, досягнув до земли, провещал он
(Вещим его сотворила лилейнораменная Гера):
"Вынесем, быстрый Пелид, тебя еще ныне живого;
Но приближается день твой последний! Не мы, повелитель,
Будем виною, но бог всемогущий и рок самовластный,
Нет, не медленность наша, не леность дала сопостатам
С персей Патрокла героя доспех знаменитый похитить:
Бог многомощный, рожденный прекрасною Летой, Патрокла
Свергнул в передних рядах и Гектора славой украсил.
Мы же, хотя бы летать, как дыхание Зефира, стали,
Ветра быстрейшего всех, но и сам ты, назначено роком,
Должен от мощного бога и смертного мужа погибнуть!"
С сими словами Эринии голос коня перервали.

Мрачен и гневен к коню говорил Ахиллес быстроногий:
"Что ты, о конь мой, пророчишь мне смерть? Не твоя то забота!
Слишком я знаю и сам, что судьбой суждено мне погибнуть
Здесь, далеко от отца и от матери. Но не сойду я
С боя, доколе троян не насыщу кровавою бранью".

Рек - и с криком вперед устремил он коней звуконогих.
(Илиада, XIX, 400 - 424.)

В двадцатой и двадцать первой песнях поэмы рассказывается, как в новом бою Зевс позволяет принять участие и богам. Ахилл, сея смерть налево и направо, везде ищет Гектора, но Аполлон защищает троянского героя и уводит его от решительной встречи. Троянцы, сокрушаемые Ахиллом, бегут к городу и к реке Ксанфу. Там и настигает их Ахилл, заваливая трупами ее русло. Оскорбленный бог реки поднимается против Ахилла, но на помощь тому приходит Гефест и своим огнем заставляет Ксанфа отступить. Так вспыхивает битва и среди богов.

В двадцать второй песни наступает развязка поэмы. Несмотря на то, что отец и мать умоляют Гектора уклониться от боя с Ахиллом, честь не позволяет ему сделать этого. Однако при виде приближающегося героя Гектора охватывает ужас. Он бежит. Ахилл преследует его. Так они трижды пробегают вокруг стен Трои. И тут Зевс бросает на весы два жребия.

Зевс распростер, промыслитель, весы золотые; на них он
Бросил два жребия Смерти, в сон погружающей долгий:
Жребий один Ахиллеса, другой - Приамова сына.
Взял посредине и поднял: поникнул Гектора жребий,
Тяжкий к Аиду упал...
(Илиада, XX, 209 - 213.)

Рек он - и, мощно сотрясши, копье длиннотенное ринул,
И не проникнул: в средину щита поразил Ахиллеса;
Но далеко оружие щит отразил.. Огорчился
Гектор, узрев, что копье бесполезно из рук излетело,
Стал и очи потупил: копья не имел он другого.
Голосом звучным на помощь он брата зовет Деифоба,
Требует нового дротика острого: нет Деифоба.
Гектор постиг то своею душою, и так говорил он:
"Горе! к смерти меня всемогущие боги призвали!
Я помышлял, что со мною мой брат, Деифоб нестрашимый;
Он же в стенах илионских: меня обольстила Паллада.
Возле меня - лишь Смерть! и уже не избыть мне ужасной!
Нет избавления! Так, без сомнения, боги судили,
Зевс и от Зевса родившийся Феб; милосердные прежде
Часто меня избавляли; судьба наконец постигает!
Но не без дела погибну, во прах я паду не без славы;
Нечто великое сделаю, что и потомки услышат!"

Так произнес - и исторг из влагалища нож изощренный,
С левого боку висящий, нож и огромный и тяжкий;
С места, напрягшися, бросился, словно орел небопарный,
Если он вдруг из-за облаков сизых на степь упадает,
Нежного агнца иль зайца пугливого жадный похитить, -
Гектор таков устремился, махая ножом смертоносным.
Прянул и быстрый Пелид, и наполнился дух его гнева
Бурного; он перед грудью уставил свой щит велелепный,
Дивно украшенный; шлем на главе его четверобляшный
Зыблется светлый, волнуется пышная грива златая,
Густо Гефестом разлитая окрест высокого гребня.
Но, как звезда меж звездами в сумраке ночи сияет,
Геспер, который на небе прекраснее всех и светлее, -
Так у Пелида сверкало копье изощренное, коим
В правой руке потрясал он, на Гектора жизнь умышляя,
Места на теле прекрасном ища для верных ударов.
Но у героя все тело доспех покрывал медноковый,
Пышный, который похитил он, мощь одолевши Патрокла.
Там лишь, где выю ключи с раменами связуют, гортани
Часть обнажалася, место, где гибель душе неизбежна:
Там, налетевши, копьем Ахиллес поразил Приамида;
Прямо сквозь белую выю прошло смертоносное жало;
Только гортани ему не рассек сокрушительный ясень
Вовсе, чтоб мог, умирающий, несколько слов он промолвить;
Грянулся в прах он, - и громко вскричал Ахиллес, торжествуя:
"Гектор, Патрокла убил ты - и думал живым оставаться!
Ты и меня не страшился, когда я от битв удалялся,
Враг безрассудный! Но мститель его, несравненно сильнейший,
Нежели ты, за судами ахейскими я оставался,
Я, и колена тебе сокрушивший! Тебя для позора
Птицы и псы разорвут, а его погребут аргивяне".

Дышащий томно, ему отвечал шлемоблещущий Гектор:
"Жизнью тебя и твоими родными у ног заклинаю.
О! не давай ты меня на терзание псам мирмидонским;
Меди, ценного злата, сколько желаешь ты, требуй;
Вышлют тебе искупленье отец и почтенная матерь;
Тело лишь в дом возврати, чтоб трояне меня и троянки,
Честь воздавая последнюю, в доме огню приобщили".

Мрачно смотря на него, говорил Ахиллес быстроногий:
"Тщетно ты, пес, обнимаешь мне ноги и молишь родными!
Сам я, коль слушал бы гнева, тебя растерзал бы на части,
Тело сырое твое пожирал бы я, - то ты мне сделал!
Нет, человеческий сын от твоей головы не отгонит
Псов пожирающих! Если и в десять, и в двадцать крат мне
Пышных даров привезут и столько ж еще обещают;
Если тебя самого прикажет на золото взвесить
Царь Илиона Приам, и тогда - на одре погребальном
Матерь Гекуба тебя, своего не оплачет рожденья;
Птицы твой труп и псы мирмидонские весь растерзают!"

Дух испуская, к нему провещал шлемоблещущий Гектор:
"Знал я тебя; предчувствовал я, что моим ты моленьем
Тронут не будешь: в груди у тебя железное сердце.
Но трепещи, да не буду тебе я божиим гневом
В оный день, когда Александр и Феб стреловержец,
Как ни могучего, в Скейских воротах тебя ниспровергнут!"

Так говорящего, Гектора мрачная Смерть осеняет:
Тихо душа, из уст излетевши, нисходит к Аиду,
Плачась на долю свою, оставляя и младость и крепость.

Но к нему, и к умершему, сын быстроногий Пелеев
Крикнул еще: "Умирай! а мою неизбежную смерть я
Встречу, когда ни пошлет громовержец и вечные боги!"
(Илиада, ХХ, 273 - 366.)

Привязав тело Гектора за ноги к своей колеснице, Ахилл волочит его по полю боя. Троянцы видят это с городской стены. Вопли отца и матери героя достигают слуха Андромахи. Песнь заканчивается ее плачем, сценой тоже достаточно распространенной в мировой литературе (вспомним хотя бы знаменитый плач Ярославны из нашего "Слова о полку Игореве"). Вот этот знаменитый плач Андромахи.

Гектор, о горе мне, бедной! Мы с одинакою долей
Оба родилися: ты в Илионе, в Приамовом доме,
Я, злополучная, в Фивах, при скатах лесистого Плака,
В доме царя Этиноя; меня возрастил он от детства,
Смертный несчастный несчастную. О, для чего я родилась!
Ты, о супруг мой, в Аидовы домы, в подземные бездны
Сходишь навек и меня к неутешной тоске покидаешь
В доме вдовою; а сын, злополучными нами рожденный,
Бедный и сирый младенец! Увы, ни ему ты не будешь
В жизни отрадою, Гектор, - ты пал! - ни тебе он не будет!
Ежели он и спасется в погибельной брани ахейской,
Труд беспрерывный его, бесконечное горе в грядущем
Ждут беспокровного: чуждый захватит сиротские нивы.
С днем сиротства сирота и товарищей детства теряет;
Бродит один с головою пониклой, с заплаканным взором.
В нужде приходит ли он к отцовым друзьям и, просящий,
То одного, то другого смиренно касается ризы, -
Сжалясь, иной сиротливому чару едва наклоняет,
Только уста омочает и нёба в устах не омочит.
Чаще ж его от трапезы счастливец семейственный гонит,
И толкая рукой, и обидной преследуя речью:
- Прочь ты исчезни! не твой здесь отец пирует с друзьями! -
Плачущий к матери, к бедной вдовице дитя возвратится,
Астианакс мой, который всегда у отца на коленях
Мозгом лишь агнцев питался и туком овец среброрунных;
Если же сон обнимал, утомленного играми детства,
Сладостно спал он на ложе при лоне кормилицы нежном,
В мягкой постели своей, удовольствием сердца блистая.
Что же теперь испытает, лишенный родителя, бедный
Астианакс наш, которого так называют трояне,
Ибо один защищал ты врата и троянские стены,
Гектор; а ныне у вражьих судов, далеко от родимых,
Черви тебя пожирают, раздранного псами, нагого!
Наг ты лежишь! а тебе одеяния столько в чертогах,
Риз и прекрасных и тонких, сотканных руками троянок!
Все их теперь я, несчастная, в огненный пламень повергну!
Сделал ты их бесполезными, в них и лежать ты не будешь!
В сонме троян и троянок сожгу их, тебе я во славу!"

Так говорила, рыдая; и с нею стенали троянки.

(Илиада, XXII, 477-515.)

По существу, здесь конец поэмы. Но перед нами - эпос, свод народных песен. И значит, полагается эпилог. Что же сталось с телом Гектора? Как закончилась война? На первый вопрос "Илиада" отвечает. На второй, как ни странно, нет. Ответ на него - в следующей поэме, в "Одиссее".
В двадцать третьей песни "Илиады" к Ахиллу во сне является тень Патрокла и просит о погребении. Эта песнь и описывает погребение Патрокла с жертвоприношением троянских пленников и спортивными состязаниями в память погибшего.
Наконец двадцать четвертая песнь поэмы. Приам, отец Гектора, наущаемый богами и в сопровождении самого Гермеса, отправляется ночью в ахейский лагерь, чтобы выкупить тело сына. Сцена свидания Приама с Ахиллом требует цитирования, поскольку относится к сильнейшим в мировой литературе.

Старец, никем не примеченный, входит в покой и, Пелиду
В ноги упав, обымает колена и руки целует, -
Страшные руки, детей у него погубившие многих!
Так, если муж, преступлением тяжким покрытый в отчизне,
Мужа убивший, бежит и к другому народу приходит,
К сильному в дом, - с изумлением все на пришельца взирают, -
Так изумился Пелид, боговидного старца увидев;
Так изумилися все, и один на другого смотрели.
Старец же речи такие вещал, умоляя героя:
"Вспомни отца своего, Ахиллес, бессмертным подобный,
Старца, такого ж, как я, на пороге старости скорбной!
Может быть, в самый сей миг и его, окруживши, соседи
Ратью теснят, и некому старца от горя избавить.
Но, по крайней он мере, что жив ты, и зная и слыша,
Сердце тобой веселит и вседневно льстится надеждой
Милого сына узреть, возвратившегось в дом из-под Трои.
Я же, несчастнейший смертный, сынов возрастил браноносных
В Трое святой, и из них ни единого мне не осталось!
Я пятьдесят их имел при нашествии рати ахейской:
Их девятнадцать братьев от матери было единой;
Прочих родили другие любезные жены в чертогах;
Многим Арей истребитель сломил им несчастным колена.
Сын оставался один, защищал он и град наш и граждан;
Ты умертвил и его, за отчизну сражавшегось храбро,
Гектора! Я для него прихожу к кораблям мирмидонским;
Выкупить тело его приношу драгоценный я выкуп.
Храбрый! почти ты богов! над моим злополучием сжалься,
Вспомни Пелея отца: несравненно я жальче Пелея!
Я испытую, чего на земле не испытывал смертный:
Мужа, убийцы детей моих, руки к устам прижимаю!"
(Илиада, XXIV, 477 - 506.)

Гнев Ахилла смиряется. Он отдает Приаму труп Гектора и обещает троянцам перемирие на двенадцать дней для того, чтобы они могли достойно похоронить своего героя. Поэма заканчивается сценой погребения Гектора.

Рано, едва розоперстая вестница утра явилась,
К срубу великого Гектора начал народ собираться.
И, лишь собралися все (неисчетное множество было),
Сруб угасили, багряным вином оросивши пространство
Всё, где огонь разливался пылающий; после на пепле
Белые кости героя собрали и братья и други,
Горько рыдая, обильные слезы струя по ланитам.
Прах драгоценный собравши, в ковчег золотой положили,
Тонким обвивши покровом, блистающим пурпуром свежим.
Так опустили в могилу глубокую и, заложивши,
Сверху огромными частыми камнями плотно устлали;
После курган насыпали; а около стражи сидели,
Смотря, дабы не ударила рать меднолатных данаев.
Скоро насыпав могилу, они разошлись; напоследок
Все собралися вновь и блистательный пир пировали
В доме великом Приама, любезного Зевсу владыки.

Так погребали они конеборного Гектора тело.

(Илиада, XXIV, 788 - 804.)

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ
1. Каков зачин "Илиады"? Подумайте, встречались ли вам подобные зачины в произведениях других авторов.
2. Вспомните, каковы "земная" и "небесная" мотивировки поражения ахейцев, предшествовавшего основным событиям "Илиады" (по Ф.Ф. Зелинскому).
3. Кто и когда осуществил разбивку поэмы на песни (главы)?
4. Сколько лет длилась осада Трои?
5. Какова роль Одиссея в "Илиаде"?
6. Что такое апофеоз?
7. Чем отличается поведение Гектора от поведения Ахилла? Какой из героев ближе лично вам?
8. Из какой песни мы узнаём о высоком личном благородстве противоборствующих воинов?
9. В первой и второй книжках "Очерков..." мы не раз говорили о сходстве Гильгамеша и Ахилла. Какие сцены "О все видавшем" и "Илиады" особенно это сходство подчеркивают?
10. В каком произведении русской литературы вы встречались с мотивом коня, предвещающего своему хозяину смерть?
11. Есть ли, по вашему мнению, что-то общее между "Илиадой" и "Словом о полку Игореве"?

«Литература Древней Греции. Очерки истории зарубежной литературы»

Действие гомеровских поэм развертывается среди людей и богов. Первые живут на земле, плавают по морям, к ним с вершины Олимпа спускаются боги. Изредка боги появляются в своем древнем зооморфном облике, как, например, превратившаяся в птицу Афина. Обычно же боги антропоморфны и наделены человеческими страстями и пороками, но в масштабах несоизмеримо великих по сравнению с человеческими. Боги дерутся (Афина дерется с Афродитой, бросает камни в Ареса), ссорятся (Афина, Гера, Афродита, Артемида на поле боя), ревнуют, обманывают друг друга, им чужды нравственные нормы, и во всем они считаются лишь со своими прихотями. Возможно, что в образах богов, в описании их жилищ и отношений между собой нашли отражение воспоминания о жизни и нравах древних микенских правителей.

Боги диктуют свою волю героям. Те видят сны, следят за полетом птиц, наблюдают за знамениями при жертвоприношениях, видя в этом проявление воли богов. Участь Гектора решает Зевс. Он кладет на весы два жребия, и жребий Гектора падает вниз. Власть судьбы параллельна власти богов, но бывают случаи, когда судьба властвует над богами и те бессильны перед ней. Так, Зевс не может спасти от смерти своего сына Сарпедона и в каплях кровавой росы, падающей с неба на землю, выражает свое горе.

Главным героем "Илиады" является Ахилл. Вспыльчивость и неукротимость в гневе становятся данью молодости Ахилла, привыкшего подчиняться чувствам без контроля рассудка. Однако никто из героев не сравнится с Ахиллом в преданности другу, никто не отнесется с таким вниманием к горю другого человека, как Ахилл. Поэт с такой убедительностью раскрывает характер своего героя, что слушателей нисколько не удивляют поступки Ахилла. Они понимают, что подобный герой мог безжалостно надругаться над телом поверженного врага и он же мог обнимать и утешать отца своего противника, отдав тело для достойного погребения.

Поэт представил их образы как идеалы нового времени, новые гуманные отношения между людьми. "Гектор - предвестник мира городов, человеческих коллективов, отстаивающих свою землю и свое право. Он являет мудрость соглашений, он являет семейные привязанности, предвосхищающие более обширное братство людей между собой".

Среди ахейцев одному лишь Ахиллу уступает в отваге и мужестве Аякс, для которого воинская честь и слава - единственное содержание жизни. Мудрая старость с ее богатым жизненным опытом воплощена в Несторе. предводитель ахейцев Агамемнон сдержан, надменен и преисполнен сознания собственного величия. Его брат Менелай малоинициативен, иногда даже нерешителен, но доблестен, как все прочие ахейцы. Его полной противоположностью оказывается Одиссей, герой сметливый и энергичный. Только благодаря находчивости и хитрости он живым и невредимым возвращается на родину. на остров Итаку. Отдельные черты Одиссея могут показаться современному читателю малопривлекательными и даже противоречащими нашим этическим нормам, но они о вабусловлены временем создания поэмы. Безымянный фольклорный герой, преодолевающий многочисленные препятствия, был хитрым и предприимчивым уже в сказке. В эпоху же освоения новых земель и первого знакомства греков с западным Средиземноморьем мужество и отвага ценились уже много ниже, чем ловкость, находчивость и умение приспособиться к любой обстановке.

В "Одиссее" описывается мирная жизнь, значительно более яркая, сложная и содержательная. Вместо идеализированных героев "Илиады", в характерах которых все же преобладали черты древних ахейских завоевателей, прошедших по земле огнем и мечом, в "Одиссее" живут и действуют мирные люди. Даже боги "Одиссеи", за исключением Посейдона, спокойны и умиротворенны. Герои "Одиссеи" словно списаны со знакомых и близких поэту современников, любознательных, наивных и общительных людей, жизнь и время которых, по словам Маркса, были детством человеческого общества "там, где оно развилось всего прекраснее..."17 Разнообразны даже немногочисленные женские образы: преданная старушка няня, верная и добродетельная Пенелопа, радушная заботливая Елена, мудрая Арета, обаятельная юная Навсикая, мечтающая по-девически о замужестве и даже, вопреки традиции, о замужестве по своему выбору.

Божественное вмешательство помогало поэту и его слушателям объяснить происхождение хорошо известных им эмоций, порождающих определенные действия. Ссылкой на божественную волю и на непосредственное божественное вмешательство древний человек объяснял все, что представлялось ему загадочным. Но сила художественной правды способствовала тому, что современному читателю понятны и без участия богов переживания гомеровских героев и различные мотивы их поведения.

билет - Гомеровский мир в «Илиаде» и «Одиссее» (отражение в поэмах Гомера черт родоплеменного строя и эпохи восхождения рабовладельческой цивилизации)(смотреть 7 билет)

Гомеровский эпос содержит явные указания на общинно-родовую организацию общества. Однако тот социально-исторический период, который изображен в гомеровских поэмах, далек от наивного и примитивного общинно-родового коллективизма, он отличается признаками весьма развитой частной собственности и частной инициативы в рамках родовых организаций.

В эпосе есть сведения о существовании умелых мастеров, о гадалках, врачах, плотниках и певцах (Од., XVII, 382-385). По этим текстам уже можно судить о значительном разделении труда.

а) Сословия.

Гомеровское общество разделено на сословия, поскольку сословие есть не что иное, как общность людей, объединенных по тому или иному общественному, профессиональному признаку на основе либо юридических узаконений, либо обычного права.

У Гомера мы находим постоянно генеалогию героев, происходящих от Зевса, и взывание к родовой чести (например, обращение Одиссея к Телемаху в Од., XXIV, 504-526). Вождь окружается у Гомера обычно своей дружиной, которая относится к нему с благоговением. Власть вождя связана с крупным землевладением (например, рассказ Одиссея под видом странника о его богатствах на Крите, Од., XIV, 208 и след.). Частые войны и всякого рода предпринимательства тоже вели к обогащению наиболее имущей части родовой общины. У Гомера мы находим описание великолепных вещей и дворцов. Его герои умеют прекрасно говорить. Они похваляются богатством, железом и медью, золотом и серебром, любят обильные пиршества.

б) Торговля, ремесло и земельная собственность.

Старинная родовая община, основанная на натуральном хозяйстве, конечно, не торговала, а обмен был настолько примитивен, что не играл ведущей экономической роли. В поэмах Гомера же намечается совершенно другая ситуация.

Здесь весьма часто делают взаимные богатые дары, которые иной раз приближаются к тому, что в экономике носит название обмена. Настоящая торговля упоминается в эпосе крайне редко. Однако она уже существует. С торговлей развиваются и ремесла. Ремесленников в поэмах Гомера очень много: кузнецы, плотники, кожевники, горшечники, ткачи, золотых и серебряных дел мастера, а также прорицатели, певцы, лекари и глашатаи. Уровень ремесла здесь чрезвычайно высок. Как мы увидим ниже, поэтическое изложение буквально пересыпано упоминаниями разного рода добротных изделий, художественно сработанного оружия, одежды, украшений и домашней утвари.

В эпосе Гомера мы встречаем прослойку нищих, которая уже совсем немыслима в родовой общине, где все являются своими и родными. Об их жалком, ничтожном и унизительном положении можно судить по Иру, который стоял на пороге перед пирующими женихами и выпрашивал себе подаяния и с которым Одиссей, тоже в виде подобного нищего, затеял драку.

Разрушение родовой общины, как известно, процесс длительный. Отражением этого процесса являются, во-первых, появляющееся практически во всех мифологиях представление о судьбе и, во-вторых, представление о человеческой свободе как свободе от Бога, что выражено, например, в библейском повествовании об изгнании Адама из рая. Идея свободы как «преступления» и представление о человеке как о «греховном», преступающем заповеди Бога, радикально изменяет мифологическую картину мира, меняя на противоположные прежние оценки окружающей действительности. Социум теперь рассматривается как хаос, «неистинное», неподлинное бытие, царство зла и т.д., возникает представление о потере Пути, утрате «образца», о «незнании» человеком самого себя, как об этом говорит Сократ. Ситуация «потери Пути», «незнания», является, на наш взгляд, той почвой, на которой появляются всходы нового знания, получившего название мудрости или философии. Рассмотрим это более подробно.

В эпоху Гомера(VIIIв. до н.э.) род становится частью города-государства, полиса. Полис – город и деревня одновременно, так как имеет компактную застройку, окруженную укреплениями, где основное население составляли крестьяне-земледельцы и скотоводы. Вся Греция была разбита на множество мелких самоуправляющихся округов. На жителей ближайшего полиса смотрели как на врагов, которых можно грабить, убивать, обращать в рабство. Пограничные конфликты между соседними общинами нередко переходили в кровопролитные, затяжные войны. В «Илиаде» царь Пилоса вспоминает, как в молодые годы он напал с небольшим отрядом на соседнюю область Элиду и угнал большое стадо скота, а когда элидцы двинулись к Пилосу, он убил их предводителя и разогнал все войско. К совместной жизни в полисе отдельные роды толкала необходимость защиты от внешних врагов. Внутри полиса отдельные роды нередко враждовали между собой, что приводило к кровавым междоусобицам, ставившим общину на грань распада.

Экономической ячейкой гомеровского общества был дом-ойкос, патриархальная семья. Основной вид богатства – земля, была собственностью всей общины и распределялась по жребию. Выделялись семьи, владевшие большими участками земли и стадами скота, были и безземельные, потерявшие землю за долги. Таким образом, в полисе выделялась знать, «лучшие», аристократы, благородные и «скверные», «низкие», рядовые общинники. Появляются также слуги и рабы. Аристократия была главной военной силой полиса, поэтому место, занимаемое человеком в боевом строю, определяло и его положение в обществе, социальный статус.

Важнейшие дела полиса решались народным собранием, где знать играла главную роль. Во главе полиса стоял избранный из представителей родовой знати царь-басилей , который во время войны возглавлял войско, в мирное время совершал религиозные обряды, вершил суд и закон.

Судьба. Сходные представления о судьбе существовали практически во всех регионах древнего мира: на Ближнем Востоке, в Греции, в Китае и Индии, в Африке, и т.д.

Исследователи отмечают, что согласно представлениям африканских племен, человек получает свои дарования и таланты, свой характер, свою долю в жизни до того, как рождается. Перед появлением на свет душа идет к Творцу и, преклоняя колени, говорит, кем она хотела бы быть в мире – крестьянином или торговцем, воином или скульптором, «вором или вождем». Душа просит бога дать ей материальные и духовные средства, которые позволили бы ей успешно справиться с будущей ролью. Поэтому существующие различия в положении, ранге, богатстве, здоровье и успехе рассматривались как результат определенной судьбы, а не только личных усилий индивида.

Термин «судьба» имеет несколько смысловых оттенков:

• -это распоряжение, приказ, исходящий от того, кто наделен властью распоряжаться – бога, царя и т.д.;
• -судьба – это также активная космическая сила, подчиняющая и направляющая того, кому она назначена;
• -судьба, далее, выступает как совокупность внутренних качеств, способностей индивида, которые направляют его действия, внутренняя сущность, определяющая его бытие;
• -еще один смысловой оттенок – судьба как путь, дорога, путешествие.

То есть, судьба вовне и внутри: вовне – как чья-то воля, распоряжение, путь; внутри – как свойства индивида, его характер, сила, ведущая его путем судьбы. И, наконец, судьба – это доля, часть доставшихся индивиду благ, богатства, славы, счастья и несчастья, продолжительности жизни и т.д. Причем доля, доставшаяся индивиду, определяется богами или высшей мировой силой – судьбой, совершенно произвольно, без всякой связи с его нравственными качествами. Поэмы Гомера «Илиада» и «Одиссея» отразили такое представление о мире и человеке, где воля богов и предписание судьбы направляют весь ход событий, поведение основных героев. Согласно преданию, Зевс назначил целому поколению ахейцев от юности до старости сражаться в жестоких битвах, пока они все не погибнут. У Гомера нет никакой связи между поведением героя, его доблестью и его судьбой. Тому же Ахиллу выпала доля в расцвете сил умереть под Троей, а престарелому Нестору – вернуться домой и наслаждаться тихой старостью. Смелому и отзывчивому Патроклу суждено погибнуть из-за похищенной жены Менелая, а надменному Агамемнону – вернуться победителем. Одиссею «выпала доля» после многолетних скитаний вернуться домой и увидеть близких. Этому не могут помешать циклоп Полифем, и даже бог Посейдон, которые не могут изменить назначенное судьбой. При этом никто из героев не задумывается над тем, почему разным людям выпадает разная доля – это представляется совершенно естественным и закономерным. Человек должен исполнить назначенное, как можно лучше сыграть свою роль, не виня режиссера и не упрекая за то, что роль слишком короткая или слишком трудная. А боги в качестве режиссеров периодически вмешиваются в действие и развлекаются, наблюдая за игрой.

Судьба, выступая как предопределение, приказ, решение бога, остается скрытой от индивида. Судьба, как правило, неизвестна. Она может быть приоткрыта через прорицания, гадания, предзнаменования и т.д., но индивид идет путем судьбы вслепую, он не знает, куда придет, не знает, каков этот путь. Прийти можно к славе и богатству, или к позору и ранней смерти. И хорошее, и дурное в руках бога, который по своей воле одаривает человека благами или страданиями. Неясность в отношении судьбы, ее скрытость от индивида, дает пространство свободы, возможность «пытать судьбу» в различных видах деятельности, примерять на себя различные роли: пирата, морехода, военного лидера, царя и т.д. Состязание, как способ проявить свои индивидуальные качества, испытать судьбу, становится тем испытанием, которое может резко изменить жизнь и социальный статус индивида.

Боги. Какими же предстают боги на этой стадии развития индивида и общества? Мы знаем, что боги-предки раннего этапа развития мифологического сознания не отделены от людей непроходимой гранью. Они – сородичи, одна плоть, одна кровь. Каждый умерший попадает в мир предков и предок может вернуться в мир живых, воплотившись в новом сородиче. Предки – творцы порядка, архетипического действия, «образца». Они наказывают человека за отступление от «образца», несоблюдение запретов и предписаний.

В греческой мифологии эпохи Гомера грань между богами и человеком становится непроходимой. По одну сторону этой грани бессмертные, всесильные, своевольные боги, по другую – зависимые от богов смертные люди с их коротким, полным бедствий веком. Именно смертность осознается как главное различие между богом и человеком.

В действиях богов мы наблюдаем странное смешение положительного и отрицательного. Верховный бог Зевс и другие олимпийские боги побеждают хтонических чудовищ, утверждая, тем самым, победу порядка над хаосом. Жена Зевса Фетида – богиня справедливости – вносит размеренность и порядок в жизнь богов и людей. Афина – воплощение мудрости и силы, покровительница городов и ремесел. Аполлон обучает людей искусствам, охраняет от врагов. В то же время боги жестоки, завистливы, беспощадны, провоцируют войны и вражду, насылают беды и несчастья. Боги предстают как своенравные владыки, которые заняты лишь защитой своих привилегий.

Зевс своеволен и груб, часто действует под влиянием гнева. Его боятся другие боги, так как Зевс владеет грозным оружием – молнией. Боги безобразно и жестоко мстят людям за нанесенные им оскорбления, за отсутствие надлежащих чествований и жертвоприношений со стороны людей. Боги завистливы и часто затрудняют жизнь человеку: лишают разума, разрушают его замыслы, вводят в заблуждение, посылают различные беды, вызывают ссоры и вражду. Греки были убеждены, что боги не терпят человеческое счастье и объясняли случившиеся несчастья завистью богов. Конечно, боги могли проявить и благосклонность, одарить избранного человека или город благами, помочь выиграть сражение, но все это было результатом необъяснимой воли бога, которую греки пытались определить с помощью гаданий, прорицаний или жребия. Боги у Гомера не являются хранителями справедливости, которые награждают за праведную жизнь и наказывают за неправедную. Только некоторые преступления, в частности, нарушения древних родовых норм, наказываются богами.

Боги постоянно вмешиваются в человеческую жизнь, любят, ненавидят, сражаются, вступают в брак со смертными женщинами, которые рожают от них детей, но все это как бы игра богов, в которой они преследуют свои собственные интересы. Мир людей напоминает арену, где боги разыгрывают свою пьесу, используя человека как марионетку.

Индивид. Гомеровский герой не рассматривал себя в качестве главной причины своих действий, не считал себя ответственным за отдельные совершенные поступки. Не он действует, но через него действуют внешние силы, прежде всего, боги.

Они направляют его жизнь в целом, его судьбу, его долю, которая дается с рождения, как определенное место в общине, как принадлежность к определенному роду: знатному и богатому роду аристократов, или роду врачей, кузнецов, и т.д.

Боги также вкладывают в индивида определенные способности, качества, черты характера, которые дают ему возможность выполнить назначенное судьбой, ведут его путем судьбы. «Благородных» как профессиональных воинов они наделяют силой, отвагой, красноречием; простых общинников – терпением, трудолюбием, послушанием.

Наконец, боги непосредственно вмешиваются в конкретные события человеческой жизни с тем, чтобы направить их в нужную сторону. Они могут отклонить от цели пущенную стрелу или, наоборот, направить брошенное копье прямо в цель.

Боги также влияют на человека, изменяя его внутреннее состояние: вдохнув в него отвагу и мужество на поле боя, или затуманив его рассудок и побудив, тем самым, к неразумным действиям. В сражении под Троей предводитель ахейцев Агамемнон отбирает у Ахилла часть положенной тому доли добычи. Это приводит к ссоре, и ахейцы терпят поражение. Осознав ситуацию, Агамемнон объясняет свой поступок вмешательством бога. Он говорит, что виновны Зевс и «ходящая во мраке Эриния», которые ослепили его разум. У греков была богиня Ата, которая олицетворяла частичное или временное лишение разума, ослепление ума. В этом состоянии индивид мог совершить проступок или страшное преступление, но приписывалось это влиянию божества.

Побуждение к определенному действию может исходить от «духа» человека или от его «рассудка». Дух (тюмос) – вместилище эмоций, чувств, рассудок (френес) – вместилище интеллекта. При этом и дух, и рассудок обладают самостоятельностью по отношению к человеку. Дух побуждает своего обладателя к действию, «приказывает» ему, «велит», а человек «уступает» своему «духу», «сдерживает» его, «обуздывает» и т.д. Часто герои Гомера обращаются к своему духу с речью («сказал своему отважному духу»). «Дух» может находиться в сомнении, растеряться. Или какой-нибудь бог может вложить в дух человека отвагу и мужество, боевой пыл, желание. Так в одном из эпизодов сражения боги решают, что троянцы должны оттеснить ахейцев к кораблям. Для этого Аполлон отыскивает на поле Гектора «унылого духом», который тяжело дышал после нанесенного ему удара камнем в грудь. Аполлон вдыхает в «дух» Гектора «ужасную силу». Ощутив прилив сил, мощный порыв, Гектор устремляется в бой. Точно так же боги могут «изъять», «повредить» рассудок, что приводит к серьезным ошибкам или преступлениям. Все это говорит о том, что индивид не способен контролировать себя, свои чувства, желания, действия. Он – марионетка, «кукла бога», как позднее скажет Платон. То, что мы рассматриваем как свои внутренние действия, желания, стремления, а также свои внутренние состояния - страха, мужества, гнева – для грека было проявлением действия внешних сил, вмешательства различных богов.

Бог перестает быть творцом архетипического прадействия, он превращается в творца произвола.

У Гомера герои, как правило, не стоят перед выбором жизненного пути или поступка. Путь указан судьбой, долей, происхождением, принадлежностью к определенному роду. Индивид следует тому, что «на роду написано». Каждый род имеет свои обязанности и привилегии. Один из героев Гомера говорит, что почетное место на пире, полная чаша, лучший земельный надел достаются в награду предводителям за то, что они сражаются в первых рядах. Сохранить честь рода, отличиться в бою, прославиться перед потомками самому и прославить род свой – в этом видят смысл своей жизни герои Гомера. Внешнее требование, т.е. то, чего ждут от индивида окружающие, то, что «должно быть», совпадает с внутренним желанием самого индивида. Человек хочет того, чего от него требуют боги и сородичи. Здесь нет раздвоенности бытия на то, что «есть» и то, что «должно быть», нет выбора между «истинной жизнью» и «неистинной», между путем праведным и греховным. Для гомеровского героя есть, фактически, только один выбор: между славой и позором. Реально это означает отсутствие выбора и следование «судьбе», определенной богами.

В одном из своих произведений Платон говорит: «Представим себе, что мы, живые существа – это чудесные куклы богов, сделанные ими либо ради забавы, либо с какой-то серьезной целью: ведь это нам неизвестно; но мы знаем, что внутренние наши состояния … точно шнурки или нити, тянут и влекут нас каждая в свою сторону и, так как они противоположны, увлекают нас к противоположным действиям». Гомеровские герои – это чудесные куклы, игрушки богов, но игрушки живые. Жизнь людей напоминает спортивные игры, где тренеры-боги расставили своих игроков, наделив их предварительно определенными качествами, умениями. Сильные и смелые сражаются в первых рядах, добиваются славы или терпят поражение, более слабые – на втором плане. Боги, как тренеры, направляют весь ход игры, меняют игроков, одним дают возможность выиграть, других обрекают на поражение. Как ведут себя игроки? Они с азартом играют, добиваясь победы и славы, стараясь показать все, на что способны, не останавливаются, если грозит явное поражение, соглашаются с решениями богов, которые, как правило, непонятны и произвольны. Игроки знают, что ход игры непредсказуем и боги редко раскрывают свой замысел. Но они должны играть и играют, не задумываясь над правилами игры и не желая ничего другого.

Жизнь как состязание. Это означает, что жизнь индивида и рода больше не является воспроизведением «порядка», унаследованного от предков. Она все более превращается в состязание с непредсказуемым результатом, в хаос, произвол. Сами боги не столько поддерживают порядок, сколько сражаются, отстаивая свой престиж, свою честь.

Гомеровские боги перестают быть творцами архетипического прадействия, воспроизводимого людьми. Они становятся для человека той «невидимой» силой, которая участвует в конкретных, единичных событиях его жизни и жизни рода или города. Боги – дарители славы или позора, побед и поражений. Жизнь как состязание - Пифагор сравнивает жизнь с олимпийскими играми – становится совершенно непредсказуемой. В состязании господствует случай. Это вероятностный процесс, который зависит от множества привходящих обстоятельств. Судьба – способ осмысления такого процесса. Судьба предопределена, но неизвестна. Раньше индивид должен был просто повторить, усвоить совокупность действий и воспроизводить их в соответствующих условиях, воспроизводить отдельные практики – охоты, строительства, лечения, гадания и т.д. Его жизнь была воспроизведением «образца». Что изменяется в эпоху Гомера? Во-первых, множество практик-ритуалов сохраняется: пахать, сеять, лечить, строить, заключать браки, праздновать рождение ребенка или хоронить погибших – все это практики-ритуалы. Они становятся обычаем, обычным действием. Это фон, на котором разворачиваются другие события – необычные, героические: разрушить вражеский город, добыть сокровища, убить чудовище, победить сильного противника и т.д. Общее в них – состязание, борьба, награда в которой – победа или поражение. Подвиг, героический поступок – это всегда состязание с соперником или с самим собой.

Состязание – это новый вид отношений, который в родовой общине никогда не был главным, ведущим, всегда был подчинен нормальному течению жизни, повторению действий предков. Состязание предполагает героическое действие, то есть действие необычное, выходящее за рамки обычая, действие аффективное, совершаемое под влиянием сильных эмоций. Цель состязания – победа, слава – подчиняет себе действие, делает его средством, делает возможным любое действие ведущее к победе.

Таким образом, здесь повторение архетипического действия сменяется импровизацией, хитростью, обманом. Боги также постоянно «импровизируют», плетут различные интриги, обманывают, сражаются, «выясняют отношения». Видимо, все дело в этой «неясности» отношений, в соперничестве равных, когда чаша весов может склониться в любую сторону. Поэтому Зевс не раз прибегает к взвешиванию жребия: кому достанется победа, кто будет жить, а кто погибнет, как это было, например, с Гектором.

Состязание, соперничество, проникая в различные виды деятельности, разрушает действие-ритуал, приводит к десакрализации действия. В него проникает импровизация, творчество. Само стремление к успеху, стремление «других превзойти», а не просто повторить, воспроизвести действие-ритуал, изменяет существующие практики, приводит к тому, что индивид пытается найти более эффективные варианты действия, пытается понять само действие, причины, дающие положительный или отрицательный результат. В дальнейшем это приводит к возникновению различных наук.

Агонистика, состязание пронизывало всю общественную жизнь греков. Гомеровские герои состязаются, в основном, на поле боя. В более позднюю эпоху состязания приобретают более мирные формы: это состязания атлетов на олимпийских играх; состязания мусические – поэтов, драматургов, музыкантов; состязания в речах и т.д.

Если герои Гомера сражаются, чтобы прославить свой род, славу добыть, то «герои» Гесиода ведут борьбу за более прозаические вещи – богатство и власть. Эти новые цели-ценности изменяют всю систему общественных отношений.

Очередной фрагмент статьи профессора Тахо-Годи, написанной в виде вступления к изданию книг Гомера «Илиада» и «Одиссея». В отрывке показана роль богов в мифологии, в Троянской войне и жизни главных персонажей, героев книг Гомера. Начало статьи .

Роль богов и героев в поэмах Гомера «Илиада» и «Одиссея»

Правда, героям гомеровских поэм помогают олимпийские боги, ибо Олимп и земля живут в единении. В поэмах Гомера в мифологическом виде мир предстает как единая родовая община во главе с Зевсом.

Ведь поколения героев ведут свой род от Зевса (недаром он именуется у Гомера «отцом людей и богов») или его родичей, поэтому боги озабочены судьбой героев, а смертные люди со вздохами и мольбами обращаются к своим бессмертным покровителям. Так, богиня мудрости и войны Афина побуждает к решительным действиям воина Диомеда. Она стоит рядом с ним на колеснице и бросает его против ненавистных ей богов - Ареса и Афродиты. Гера и Афина спасают Ахилла от разгневанных волн Скамандра, посылая на помощь огонь Гефеста. Сам бог-кузнец по просьбе Фетиды выковывает Ахиллу великолепные доспехи. Чтобы помочь ахейцам, Гера, супруга Зевса, хитроумно усыпляет своего мужа на горе Иде. Аполлон помогает Гектору сразить Патрокла. По решению олимпийцев бог Гермес сопровождает Приама в стан Ахилла.

В «Одиссее» мудрая богиня Афина и мудрый герой Одиссей - неразлучны. Богиня незаметно следит за ним и всегда вовремя попадается ему на пути - и на острове феаков, принимая образ прекрасной девы, и на Итаке в виде юного пастуха. Она помогает Одиссею и Телемаку спрятать оружие; она наблюдает за побоищем женихов, обратившись в ласточку и сидя на потолочной балке; она устанавливает мир на Итаке. И это она, многомудрая дочь Зевса, на совете богов решительно вступается за Одиссея.

Боги «вкладывают» в сердце человека печаль, «вбрасывают» в него мысль, «вынимают» у него разум, «отнимают» страх, так что множество психических актов представлены у Гомера веществспно-физически. Иной раз зависимость поступка человека от воли божества рисуется поэтом удивительно зримо. Так, в I песне «Илиады» в сцене ссоры Ахилла и Агамемнона разгневанный Ахилл уже готов вытащить меч из ножен и напасть на противника, но в этот момент стоящая за спиной героя богиня Афина сильно дергает его за русые кудри и он мгновенно меняет свое намерение.

Но эта непосредственная связь с божеством отнюдь не мешает гомеровскому человеку действовать самостоятельно и творить своими руками жизнь. Более того, в ряде случаев даже боги колеблются, принимая важное решение, так как им неведомо слово судьбы, от которой зависят и смертные и бессмертные. Тогда Зевс достает золотые весы и на них взвешивает жребии героев, как это происходит, например, перед поединком Ахилла и Гектора. Чаша весов с жребием Гектора склоняется к Аиду, т. е. к смерти. Таким образом участь его становится известной Зевсу - Гектор должен погибнуть, а богиня Афина готова прийти на помощь Ахиллу, получив на это милостивое соизволение Зевса. «Священные весы Зевса», т. е. решение Зевса, вспоминается Гектору, когда он в битве поворачивает вспять от Патрокла. Но это временное отступление, так как Патрокла боги уже призвали к смерти и он вскоре будет убит Гектором.

Иной раз самостоятельность человека вселяет страх в богов. Поэтому, когда боги советуются о будущности Одиссея, Зевс произносит примечательные слова о том, что люди напрасно во всем обвиняют богов. Люди сами на себя навлекают несчастья, поступая вопреки судьбе. Именно на этом основании олимпийцы прекращают скитания Одиссея и помогают ему вернуться домой. Иначе они не могут поступить, так как Одиссей, проявляя свою независимость, тогда сам, против воли богов, вернется на Итаку.

Отчаянная храбрость героев Гомера рисуется в «Илиаде». Диомед ранит своим копьем богиню Афродиту и бога Ареса. В ярости Диомед бросается на троянца Энея, хотя знает, что за ним стоит сам могучий бог Аполлон. Диомед не страшится даже его и трижды ударяет копьем в щит, которым божество прикрывает Энея. Только в четвертый раз, когда Диомед, сам похожий на бога, устремился к цели, дальновержец Аполлон загремел страшным голосом, приказывая герою образумиться, не равняться с богами и немедленно отступить.

В «Одиссее», в сцене морской бури, когда плот Одиссея разбит, герой борется за свою жизнь, вступает в поединок не столько с бушующими волнами, сколько с самим богом морской стихии Посейдоном. Одиссей настолько силен, что Посейдону не стыдно с ним тягаться и он считает этого героя своим личным врагом.

Героев Гомера отличает особое, исполненное творческой радости, отношение к жизни. Ни война, ни бесчисленные смерти не могут поколебать в них желания насладиться дружеской беседой, прекрасной песнью, вкусной едой, роскошным одеянием, великолепным оружием. И вся эта красота зависит от человека, делается с помощью его рук, одинаково умелых и в ремесле, и в искусстве, причем наставниками людей зачастую являются боги, такие, как кузнец Гефест или знаменитая в ткацком мастерстве Афина, и даже нежная нимфа Калипсо, ткацкий станок которой стоит среди деревьев на лужайке, покрытой фиалками.

Эпические поэмы Гомера «Илиада» и «Одиссея» – это первые по времени известные нам памятники древнегреческой литературы. Созданы они были в первой трети 1 тысячелетия до нашей эры. Конечно, они не могли принадлежать перу только одного автора (Гомера) и появиться внезапно, как результат индивидуального творчества. Если эти гениальные произведения и составлены одним поэтом, которого принято условно называть Гомером, то труд этот основывался на многовековом творчестве греческого народа. Не случайно в поэмах Гомера получили отражение самые разнообразные периоды исторического развития древних греков.
В принципе, гомеровский эпос описывает общинно-родовую организацию общества. Но тот период, который изображен в поэмах, весьма далек от настоящего общинно-родового коллективизма древних. В гомеровский эпос закрадываются уже признаки весьма развитой частной собственности, частной инициативы в рамках родовых организаций и рабства. Правда, рабы исполняют пока только работу пастухов и домашних слуг. Но, если в «Илиаде» рабство носит еще патриархальный характер, то в «Одиссее» степень эксплуатации рабов значительно возрастает.
Исходя из всего вышесказанного, отметим, что гомеровские поэмы написаны не просто эпическим стилем, который отражает общинно-родовую формацию, но его позднейшей разновидностью, – свободным или смешанным эпическим стилем. В отличие от более раннего, строгого эпического стиля, свободный стиль отражает период зарождения частной собственности, выступления на сцену отдельной личности, правда, не совсем еще оторвавшейся от родовой общины, но уже сознающей себя самостоятельным героем. Герой этот часто действует по своей инициативе и порой даже вступает в схватку с богами, как Диомед, ранивший Афродиту и самого бога войны Ареса. Диомед, как герой позднего, свободного эпического стиля, готов сразиться даже с Аполлоном, а Одиссей во второй гомеровской поэме («Одиссея», песнь 5) не уступает самому богу моря Посейдону.
Иной раз самостоятельность гомеровского героя вселяет в богов страх. В связи с этим, когда боги советуются между собой, обсуждая дальнейшую судьбу царя Итаки Одиссея, Зевс признается, что люди зря обвиняют богов в своих несчастьях. Если бы они не поступали вопреки судьбы, они избежали бы многих бед. Обеспокоенные чрезмерной самостоятельностью Одиссея, боги решают вернуть его на Итаку, иначе он вернется туда независимо от воли богов, благодаря собственной настойчивости и целеустремленности.
Такое поведение героя, конечно, не допускаюсь в строгом эпическом стиле, который отражал жизнь древнего греческого общества, спаянного в монолитный коллектив. Коллектив этот подчинял себе решительно всякую личную жизнь, и отдельная человеческая жизнь рассматривалась только в связи с деятельностью всего коллектива. Отдельная человеческая жизнь сама по себе не представляла никакой ценности, – значение имел только весь коллектив в целом; он как бы представлял собой единый организм, а человеческие жизни входили в него на правах клеток. Такая же структура отношений существует и в некоторых явлениях живой природы, например, в муравейнике. В XX веке яркий пример подобной организации общества – сталинское тоталитарное государство.
Существует целый цикл мифов, связанных с троянскими событиями. Поэмы «Илиада» и «Одиссея» лишь небольшие части этой обширной троянской мифологии. В «Илиаде» описываются всего несколько эпизодов, занимающих 51 день из десятилетней осады греками малоазиатского города Трои. Это по всем правилам жанра – героическая поэма. «Одиссея», о чем говорят исследователи гомеровского эпоса, вначале, видимо, не входила в троянский цикл и представляла собой всего лишь аналогию авантюрно-сказочной мифологии аргонавтов. Перерабатывая мифы об Одиссее, Гомер внес в чисто приключенческое повествование идею возвращения героя на родину из-под стен поверженного Илиона. Таким образом, главная мысль «Одиссеи» – любовь героя к родине, к своей жене, к семейному очагу, который оскверняют навязчивые женихи, добивающиеся руки Пенелопы.
Не случайно эти мотивы героизма и любви к родине преобладают в поэмах. Дело в том, что складывался гомеровский эпос во времена, когда сильная некогда Греция подверглась разорению вторгшихся с севера Балканского полуострова племен дорийцев. Создавая свои поэмы, которые вобрали в себя древние песни, мифы и исторические предания, Гомер хотел напомнить ахейцам (единого названия греческого народа тогда не было) об их славном героическом прошлом, пробудить в них любовь к родине и волю к сопротивлению захватчикам. Поэтому и поколение древних героев, в отличие от своих, порабощенных дорийцами, современников, Гомер представляет наделенными всяческими добродетелями, – достойным образцом для подражания.
Здесь можно вспомнить и аналогичное по значению гомеровским поэмам «Слово о полку Игореве» неизвестного древнерусского автора, который своим произведением предостерегал погрязших в междоусобице русских князей накануне монголо-татарского нашествия.

2. Боги

В гомеровском эпосе тесно переплетены миф и историческая действительность, правда и сказочный вымысел. Не случайно, что вначале подвергалась сомнению даже реальность существования в древности самого города Трои. Но вот, в 70-х годах прошлого века немецкий археолог-энтузиаст Генрих Шлиман обнаружил на севере Малой Азии развалины древнего города Илиова (Трои).
Основанные на древнегреческих мифах, «Илиада» и «Одиссея» густо населены олимпийскими богами. Олимп и земля живут в тесном единении. В поэмах Гомера в мифологическом виде мир предстает как единая родовая община во главе с Зевсом.
Древние греки верили, что бессмертные небожители сполна наделены всей гаммой человеческих чувств, что они вмешиваются в жизнь героев, определяют судьбы тех, кто живет на земле.
Помимо достоинств, боги обладают и всеми человеческими недостатками, которые безжалостно высмеивает Гомер. Они так же как и люди ссорятся, бранятся, даже иной раз дерутся. Боги злопамятны и мстительны. Но они озабочены и судьбами сражающихся под стенами Илиона героев. Ведь, согласно представлениям древних греков, поколения героев ведут свой род от Зевса, который именуется у Гомера «отцом людей и богов», или от его родичей. Некоторые герои связаны с богами прямым родством. Как, например, Ахилл – сын морской богини Фетиды, ликийский царь Сарпедон, являющийся сыном Зевса и богини Европы и другие.
Эпос всегда имеет дело с настолько значительными для судеб целых народов событиями, что, волею древних певцов – аэдов (Гомера считали тоже слепым певцом) в эти события обязательно вмешиваются боги. Явно космический характер носят и события, послужившие причиной Троянской войны. В мифе рассказывается, что Земля, обремененная огромным человеческим населением, обратилась к Зевсу с просьбой сократить человеческий род. Зевс внял просьбе Земли и развязал войну между греками и троянцами. Поводом к войне послужило похищение жены спартанского царя Менелая Елены троянским царевичем Парисом. Разгневанный Менелай вместе со своим братом Агамемноном собирает греческое войско и отплывают на кораблях к Илиону.
В «Илиаде» и «Одиссее» так же как и во всем троянском цикле, боги принимают непосредственное участие в событиях. Мотивировка всех личных поступков героев идет извне. Что, например, послужило причиной гнева Ахилла на предводителя греческого войска Агамемнона? Гнева, принесшего ахейцам, как сказано в поэме: «страданий без счёта» и «много сильных душ героев» пославшего к Аиду. Поводом к ссоре двух героев послужила пленница, дочь жреца Хриса, Брисеида, которую Агамемнон отобрал у Ахилла. Свою пленницу Хрисеиду он, по воле Аполлона, вынужден был отдать ее отцу Хрису. Таким образом, виновником ссоры Ахилла с Агамемноном оказался бог Аполлон, который наслал на ахейскую рать злую болезнь и тем вынудил Агамемнона вернуть жрецу храма Аполлона в Трое Хрису захваченную у него дочь.
Также, волей богов мотивируются и другие поступки героев и жизненные ситуации. Когда, например, во время поединка Менелай схватил Париса за шлем и потащил в лагерь ахейцев («Илиада», песнь 3), богиня Афродита порвала ремень шлема и освободила Париса. Но ремень мог порваться и сам по себе, без вмешательства покровительствующей Парису Афродиты.
Боги не только вмешиваются в человеческую жизнь, они направляют мысли и поступки людей в нужное им русло. Вследствие решения богов и прямого воздействия Афины Паллады, сочувствующей ахейцам, троянец Пандар стреляет в греческий лагерь, вероломно нарушив недавно заключенное перемирие. Когда троянец Приам является в палатку к Ахиллу просить тело своего сына Гектора, тот идет ему навстречу. Здесь все поступки Приама и Ахилла внушены им богами.
Однако, гомеровский эпос не следует понимать так, что будто бы человек сам по себе ничего не значит, а истинными героями являются боги. Гомер вряд ли понимал мифологию буквально и представлял человека всего лишь жалкой игрушкой богов. Без сомнения, Гомер на первое место в своих поэмах выдвигает именно героев-людей, а боги у него являются только обобщением человеческих чувств и поступков. И если мы читаем о том, как божество вложило в того или иного героя какой-нибудь поступок, то это следует понимать так, что данный поступок – результат собственного решения человека. Но решение это столь подсознательно пришло к нему в голову, что даже сам герой считает его божественным предопределением. И хоть строгий эпический стиль подразумевает, что все мысли, чувства и поступки человека внушены ему богами, Гомер на этой строгой эпической основе приводит бесконечно разнообразные типы взаимоотношения героев с богами. Здесь есть и полная подчиненность человека божественной воле, и гармоническое объединение божественной и человеческой воли, и грубое нападение человека на того или иного олимпийского бога.
В гомеровских поэмах нет почти ни одного эпизода, где бы не действовали боги, являющиеся как бы главными виновниками событий в жизни героев. Боги враждуют друг с другом также как и ахейцы с троянцами, разделившись на два лагеря. Троянцам постоянно покровительствуют Аполлон, Арес, Афродита, ахейцам – Афина Паллада, жена Зевса Гера, Фетида. Это происходит не случайно. Дело в том, что в троянской мифологии древних греков отразился происходивший в то время сложный процесс взаимной ассимиляции культур балканских и малоазиатских греков. В результате этой ассимиляции в пантеоне олимпийских божеств появились боги, так сказать, азиатского происхождения. Это Аполлон, Артемида, Арес, Афродита, постоянно симпатизирующие троянцам. Когда Зевс разрешает богам вступить в войну, все они сразу же становятся на сторону защитников Илиона. Это естественно для психологии древних. Ведь по их понятиям боги тоже являются членами своих родовых общин и подчиняются требованиям общинной этики, которая, прежде всего, обязывает защищать родину.

Гомер очень часто смеется над богами. Даже знаменитую битву богов он рисует не в героическом, а, скорее, в юмористичен ком плане. И действительно, разве можно серьезно воспринимать подобную битву богов, когда Аполлон и Посейдон так заколебали сушу и море, что аж
«В ужас пришёл под землею Аид, преисподних владыка,
В ужасе с трона он спрыгнул и громко вскричал, чтобы сверху
Лона земли не разверз Посейдон, земли сотрясатель...»
Комизм достигает степени бурлеска, когда возвышенное изображается в качестве низменного. В стиле бурлеска Гомер почти всегда описывает сцены, происходящие на Олимпе. Боги у него большей частью пируют и хохочут. В качестве примера можно привести первую песню «Илиады», где обрисована супружеская ревность Геры. Зевс намеревается побить свою ревнивую супругу, а кривоногий уродец Гефест смешит пирующих богов, мечась с кубком вина по дому.
Сильны в поэмах Гомера и сатирические мотивы. Так, циклопы в поэме «Одиссея» изображены как карикатура и сатира на людей, живущих без всяких законов. Сатиричны и образы некоторых богов и героев. И хотя юмористические и сатирические тенденции – всего лишь штрих в многообразной палитре оттенков, которыми Гомер обрисовывает богов и героев, именно за это ему и досталось в свое время от критики. Уже в то время Гомера порицали некоторые современники с точки зрения религии и морали. Многих древних греков коробило то, как им казалось, легкомыслие, с которым Гомер наделил своих богов и героев чуть ли не всеми человеческими слабостями и пороками. Основными порицателями слепого певца выступали пифагорейцы и орфики. Наряду с ними, критически оценивал произведения Гомера Ксенофан. Он писал: «Всё, что есть у людей бесчестного и позорного, писали богам Гомер и Гесиод: воровство, прелюбодеяние и взаимный обман». Платон также считал гомеровские мифы о богах всего лишь худой ложью, а Гераклит, вообще, призывал изгнать Гомера из общественных собраний и даже наказать розгами!
Увы, такова, наверное, участь всех гениев, из века в век оправдывающая утверждение, что «нет в своем отечестве пророка». Иудеи не приняли Христа, на Руси сожгли на костре протопопа Аввакума, да что далеко ходить, в XX веке у нас в стране был выдворен за границу или посажен за решетку не один пророк. Хотя бы тот же Солженицын.
Но не будем сгущать краски, у Гомера, конечно же, были и почитатели. Они считали его поэмы средоточием мудрости, переписывали и заучивали их наизусть. Гомера они воспринимали как идеал и образец для подражания. Под влиянием Гомера развивалась и римская героическая поэзия, в частности, поэзия Вергилия. Однако, еще не известно кто бы одержал верх, будь в те времена книгоиздательства подобно нашим. Боюсь, что «Илиаду» и «Одиссею» тогда не напечатали бы, а если бы и напечатали, то, наверняка, с большими купюрами. Но у Гомера, к счастью, имелся иной выход – он свои поэмы пел. (Как Высоцкий в наше время).

4. Герои

Если боги у Гомера, как уже было отмечено выше, несут в себе все черты обыкновенных людей и поэт, порой, снижается в описании деятельности богов до сарказма (как бы оправдывая известное высказывание, что от великого до смешного – один шаг), то некоторых героев он, в равной степени, наделяет чертами богов. Таков Ахилл, рожденный от богини Фетиды, неуязвимый для стрел и копий, доспехи которому изготавливает сам бог Гефест. Ахилл и сам как бог. От одного его крика в ужасе обращаются в бегство войска троянцев. А чего стоит описание копья Ахиллеса:
«Тяжел был
Крепкий, огромный тот ясень; его никто из ахейцев
Двигать не мог; лишь один Ахиллес без труда потрясал им...»
Конечно, гомеровские поэмы, созданные в эпоху общинно-родового разложения, показывают героев в их новом качестве. Это уже не герои строгого эпического стиля. В характеры гомеровских героев закрадываются черты субъективизма, неустойчивости, изнеженности. Психология некоторых из них весьма капризна. Тот же Ахилл, без сомнения, являющийся главным героем «Илиады», в течение всей поэмы только и знает, что капризничает, из-за пустяков вредит своим же соотечественникам, а когда Гектор убивает его лучшего друга Патрокла, впадает в сущее бешенство. Свои личные интересы он ставит выше патриотического долга. Хотя по законам строгого эпического стиля, он должен был сражаться не из-за мести, а из-за долга перед родиной.
Ахилл, наверное, одна из самых сложных фигур всей античной литературы. В характере его преломились все противоречия той переходной от общинно-родовой формы общества к рабовладению эпохи. В Ахилле, наряду с безумной жестокостью и жаждой мести, уживаются и нежные чувства к Патроклу, и к своей матери, богине Фетиде. Знаменательна в этом отношении сцена, когда Ахилл плачет, поклав голову на колени матери.
В отличие от хитроумного и коварного Одиссея, Ахилл прямолинеен и храбр. Даже зная о своей горькой участи умереть молодым, он всё равно предпринимает этот опасный поход к Илиону. Между тем, как уже было сказано, это герой позднейшего эпоса, когда идеалы сурового героизма уже уходили в прошлое, а на очереди была капризная личность героя, весьма эгоистическая и нервозная. Вместо прежнего первобытного коллективизма на сцену выходила отдельная личность. Именно – личность, а не просто герой, так как по законам родо-племенной общины героем обязан быть каждый мужчина. Каждый мужчина должен был храбро сражаться за свою общину, и величайшим позором считалась трусость на поле боя.
Но в виду того, что в основе творчества Гомера лежит героическая мифология, личность в его поэмах еще находится в крепкой связи со своим родом и племенем, она с ними представляет единое целое. Иное изображение личности выходило бы за пределы эпоса и показывало бы картину более позднего классического рабовладения.
Строго соблюдает правила общинной этики сын троянского царя Приама Гектор. В отличие от истеричного Ахилла он строг, бесстрашен и принципиален. Главнейшая его цель – сражаться за свою родину, за свой народ, за любимую жену Андромаху. Как и Ахилл он знает, что должен умереть, защищая Трою, и тем не менее, открыто идет в бой. Гектор – образец эпического героя, почти лишенный каких-либо недостатков.
Агамемнон, в отличие от Гектора, наделен многочисленными пороками. Он тоже храбрый воин, но в тоже время слабохарактерный, жадный и, так сказать, морально неустойчивый субъект. Порой трус и пьяница. Гомер часто старается его принизить, подать в ироническом ракурсе. Наряду с олимпийскими богами Гомер иронизирует и над героями. И вообще «Илиаду» можно трактовать как сатиру на ахейских царей, особенно на Агамемнона и Ахилла. Конечно, предводитель ахейцев Агамемнон не так капризен и мелочен как Ахиллес, из-за эгоистической обиды которого греки понесли такие большие потери. Он во многом принципиальнее и честнее, но всё равно не может рассматриваться как классический герой эпоса. Агамемнон, в некотором роде, подстать вечно пирующим и смеющимся олимпийским богам.
И наконец – Одиссей, как говорится у Гомера, «по разумности равный богу». Его образ нельзя понимать упрощенно, как образ только дипломата и практика, а тем более, хитреца и авантюриста. Авантюрность образа Одиссея во второй гомеровской поэме имела бы законное место, не будь в герое заложена самоотверженная любовь к родному очагу, «дыму родимой земли» и к ждущей его на Итаке Пенелопе. Но нельзя упускать из вида и время создания «Одиссеи», то есть, период разложения родо-племенных отношений. В связи с этим, в эпосе Гомера волей-неволей отразились и некоторые черты нового, зарождающегося общественного устройства, – рабовладения.
Синтез мифа, сказки и подлинной жизни вел к одной цели – созданию образа нового героя, вобравшего в себя черты, необходимые деятельному человеку эпохи освоения новых земель, развития мореплавания, ремесел, рабовладения и торговли. Не случайно поэтому обращение Гомера к явно авантюрно-приключенческому сюжету. В Одиссее его привлекали прежде всего ум, предприимчивость, ловкость, терпение и мужество, – всё что требовалось для героя новейших времен. Ведь в отличие от остальных ахейских царей Одиссей так же владеет плотницким топором, когда строит себе плот, как и боевым копьем. Люди повинуются ему не по приказу или закону родовой общины, а по убеждению в превосходстве его разума и жизненного опыта.
Конечно, Одиссей практичен и хитер. Он с удовольствием получает богатые дары от феаков и по совету Афины Паллады, покровительствующей герою, прячет эти сокровища в пещере. Попав на Итаку, он с умилением припадает к родной земле, но голова его в этот момент полна хитроумных замыслов, как расправиться с обнаглевшими женихами.
Но Одиссей в основе своей – страдалец. Недаром Гомер постоянно называет его «многострадальным». Он больше страдалец чем даже хитрец, хотя хитрость Одиссея, кажется, безгранична. Не зря в «Илиаде» он часто действует как лазутчик, переодетым пробираясь в осажденную ахейцами Трою. Главная причина страдания Одиссея – непреодолимая тоска по родине, которую он никак не может достигнуть волею обстоятельств. Против него ополчаются боги: Посейдон, Эол, Гелиос и даже Зевс. Страшные чудовища и жестокие бури грозят герою гибелью, но ничто не может сдержать его тягу к родной Итаке, любовь к отцу, жене, сыну Телемаху. Одиссей даже не колебался в выборе, когда взамен родины нимфа Калипсо обещала даровать ему бессмертие и вечную юность. Одиссей выбирает полный невзгод и опасностей путь домой, на Итаку. И, конечно, плохо увязывается с этим нежно любящим мужем и отцом роль кровожадного убийцы, который беспощадно расправляется с женихами, наполнив их трупами весь дворец. Что поделаешь, Одиссей – продукт своей жестокой эпохи, и женихи тоже не пощадили бы его, попади Одиссей к ним в руки.

Подводя итог сказанному, отметим, что бессмертные творения Гомера оказали огромное влияние на всю последующую мировую литературу. Сильно было влияние гомеровских поэм на римскую литературу. Вообще, героический эпос – это исторически закономерный этап в художественном освоении мира, возникший в древние и средние века на решающих, переломных этапах в судьбах народов. Таковы помимо поэм Гомера «Слово о полку Игореве», индийские «Махабхарата» и «Рамаяма», исландские саги, сказания о Нибелунгах древних германцев, киргизский «Манас», карело-финская «Калевала» и многое другое. Как стилизацию подобной эпической поэмы можно отметить «Так говорил Заратустра» Фридриха Ницше. Из произведений XX века, как эпос, – без сомнения, может рассматриваться «Тихий Дон» Михаила Шолохова.
«Творения Гомера есть превосходная энциклопедия древности», – писал поэт Н. И. Гнедич, впервые переведший в 1829 году на русский язык «Илиаду». Гомеровскими поэмами восторгались Жуковский, Белинский, Гоголь.
Не утратил актуальности гомеровский эпос и в наше время – в эпоху крушения патриархально-общинного сталинского казарменного социализма и зарождения чего-то нового, ещё непонятного, но, непременно, лучшего. Прошли времена бездумной героизации, так называемого, славного революционного прошлого. Заметно поубавился пантеон «кремлевских богов». Строгий эпический стиль в описании наших былых побед и свершений сменил смешанный стиль критики и сатиры. Правы были древние: от великого до смешного – один шаг. Главное, не отрываться от родины. Ведь путь на Итаку так долог.