Леонид андреев он рассказ неизвестного анализ. «Анализ рассказа Л.Андреева «Город

Андреев-художник обладал трагическим мировосприятием, сочетавшимся с ярким общественным темпераментом. Бунтарство, неприятие мира в его бытийном и конкретно-социальном обличье, — одно из основных свойств его героев. В ранний период творчества на первый план выступал социальный протест.

В литературе рубежа веков не был еще отчетливо проявлен образ нового деятеля русской жизни, но его присутствие живо ощущалось многими чуткими художниками, в том числе и Андреевым. В рассказе с иносказательным заглавием «В темную даль» (1900) юноша, порвавший с буржуазной семьей и уже потрепанный жизнью, возвращается в отчий дом. Однако взаимопонимание установить невозможно, и он вновь покидает его, чтобы продолжить борьбу с старым миром.

«Хорош этот Николай, ушедший в темную даль! — писал Горький. — Он, действительно, орленок, хотя и пощипанный!». Горькому хотелось увидеть в творчестве товарища также проявление света —изображение самой борьбы, но тот не ставил пред собою подобной задачи.

Как писатель Андреев стремился не столько к показу жизненных коллизий, сколько к воссозданию настроений, возбуждаемых ими. Характерна одна из первых попыток в этом плане. «Бунт на корабле» (1901) должен был воспроизвести, по словам автора, не само восстание (он признавался, что не знает «языка бунтующих»), а атмосферу, эмоциональный настрой, царящие на корабле и предвещающие «зарождение, развитие, ужас и радость бунта. Без слов <...> одни зрительные да звуковые ощущения».

Ранние рассказы вызывали чувство беспокойства, тревоги, острое ощущение близящейся катастрофы. Горький ждал поворота Андреева от «голого настроения» («Бунт на корабле», «Набат» и пр.) к животрепещущей действительности, но Андреева-художника влекла к себе не конкретно-историческая, а философски-этическая и бытийная сущность изображаемого. «Жизнь Василия Фивейского» (1904) — вершина «набатных» вещей писателя — посвящена трагизму утери веры в разумное мироустройство.

Судьба сельского священника воскрешает в памяти судьбу библейского Иова. Сколько бед обрушилось на него: один сын тонет, другой родится идиотом, пьет с горя жена, а затем гибнет от пожара.

Личные несчастья, к которым присоединяются несчастья прихожан («...у каждого страданий и горя было столько, что хватило бы на десяток человеческих жизней»), лишь укрепляют дрогнувшую было веру в высшую справедливость и в высший смысл человеческого существования. Андреев выступает как психолог, искусно сочетающий крушение веры героя с настигающим его безумием. Василий начинает чувствовать себя испытуемым богом избранником: он призван облегчить страдания людей.

Но возвышенность мыслей и чувств героя сталкивается с жизненной правдой: нет справедливости ни на земле, ни на небе. Чудо, в возможность которого верил священник, не свершилось, ему не удалось воскресить умершего бедняка. И новый Иов возмутился: если он не может облегчить участь людей и страдает сам, то зачем же он верил? И если нет высшего Промысла, то нет и оправдания тому, что свершается на земле. «В самых основах своих разрушается и падает мир».

Борьбу с религиозным сознанием Андреев считал первоочередной задачей современной литературы. Когда в конце 1903 г. в «Журнале для всех» появилась статья с проповедью религиозного идеализма и с выпадами против марксизма, писатели-знаньевцы, сотрудничавшие в журнале, выступили с коллективнымпротестом. В дальнейшем высянилось, что для одного из организаторов этого протеста, В. Вересаева, прежде всего был неприемлем выпад против марксизма.

Андреева же возмутила защита религии. Он писал редактору: «Как ни разнятся мои взгляды с взглядами Вересаева и других, у нас есть один общий пункт, отказаться от которого — значит на всей нашей деятельности поставить крест. Это — „царство человека должно быть на земле“. Отсюда призывы к богу нам враждебны». Богоборческая тема становится ведущей в творчестве Андреева. «Жизнь Василия Фивейского» невольно приводила к выводу — решать свои судьбы должны сами люди.

Мировосприятие Андреева было пессимистично, но это был пессимизм с героическим настроем.

В повести ярко проявилась андреевская концепция личности: человек ничтожен перед лицом Вселенной, не существует предопределенного «высшего» смысла его жизни, мрачна окружающая его действительность, но, постигая все это, человек не становится смиренным.

Герой Андреева обычно гибнет, он не в силах разрушить стоящую на его пути «стену», но это герой возмутившийся. Василий Фивейский терпит поражение, но вместе с тем он не побежден. Безумный священник умер «в трех верстах от села», сохранив в своей позе «стремительность бега».

«Жизнь Василия Фивейского» была признана выдающимся литературным явлением. Вокруг повести возникли горячие споры. Одни восстали против ее богоборческой направленности, другие отметили глубину затронутых Андреевым «вечных» проблем и своеобразие их освещения.

Так, В. Короленко писал: «В этом произведении обычная <...> манера этого писателя достигает наибольшего напряжения и силы, быть может, потому что и мотив, взятый темой для данного рассказа, значительно общее и глубже предыдущих. Это вечный вопрос человеческого духа и его исканий своей связи с бесконечностью вообще и с бесконечной справедливостью в частности».

Большевик Леонид Красин утверждал, что революционное значение повести «вне спора». Сильное потрясение при чтении «Жизни Василия Фивейского», повествующей о том, что «везде неблагополучно, что катастрофа близка», испытал А. Блок.

Говоря о художественных особенностях повести, критика обратила внимание на чрезмерную гиперболизацию и сгущенность красок. Такая чрезмерность была характерной чертой дарования писателя. Андреева интересовало не конкретное воспроизведение жизни священника — ее освещали другие литераторы (С. Гусев-Оренбургский, С. Елеонский), — а выявление в этой жизни ее общей философской значимости. В связи с этим на первое место было выдвинуто изображение душевного состояния героя.

Выступая как художник-психолог, Андреев обычно сосредоточивал свое внимание лишь на сугубо избранных чертах характера человека или же на одной из сторон его духовной эволюции. Ему важно показать своеобразную одержимость своих персонажей. Вера поглощает все существо Василия Фивейского, определяя его отношение к миру.

В повести о священнике, как бы подводившей итог раннему творчеству писателя, нашла выражение и еще одна характерная черта. Жизнь андреевских героев часто сопряжена с проявлением чего-то таинственного и зловещего («Большой шлем» и др.), но отношение самого автора к этому зловещему не раскрыто.

Он постоянно дает понять, что «роковое» реалистично в своей основе и вместе с тем независимо от каких-либо причинных связей. Двойственное изображение «Судьбы», «Рока», данное в «Жизни Василия Фивейского», пройдет затем через все творчество писателя, нередко вызывая обвинения в мистицизме, хотя падкие до мистицизма символисты не без основания утверждали, что отсутствие религиозного сознания выводит Андреева за пределы мистического.

Андреев много работал над повестью, справедливо считая, что она наиболее ярко раскрывает его миропонимание и его творческий метод. Интересен отклик писателя на статью М. Неведомского «О современном художестве». Отметив малую жизненную осведомленность автора и его стремление изображать человека вне социальной детерминированности, критик в целом дал высокую оценку повести, особо выделив сцену исповеди Мосягина; она, по его мнению, многое разъясняла в психологии мужика.

В письме к критику Андреев согласился с упреком в плохом знании жизни («почти совсем ее не знаю»), не знал он и изображаемых им попов и мужиков (последние известны «только по книге»), но положительный отзыв ободрил его, утвердив в мысли, что недостаточное знакомство с жизнью может быть восполнено интуицией художника и особым способом изображения реальной действительности.

«А то, что Вы говорите о Фивейском, — сказано в письме, — дает мне некоторую уверенность, что так можно писать и окрыляет меня на новые ирреальные подвиги». Таким «ирреальным подвигом» стал рассказ «Красный смех» (1904), обозначивший новую веху в творческом развитии писателя.

Русско-японская война произвела на Андреева ошеломляющее впечатление. Он не был свидетелем военных действий и не пытался априорно изображать повседневные ужасы войны. Его задача — показать человеческую психику, пораженную и убитую этой войной. В созданном им рассказе даются отрывочные записи военных воспоминаний сошедшего с ума офицера, сделанные его братом, а затем такие же отрывочные записи размышлений инаблюдений самого брата, также сходящего с ума.

При этом грань между героями умышленно стирается: оба — больной и еще здоровый — воспринимают войну как «безумие и ужас». Безумно само возникновение войны, безумны те, кто ее приветствует, и те, кто ведет ее. Безумие — явное и скрытое — охватывает все вокруг. Оно проявится и в кровавом подавлении мирных выступлений против войны.

«Записи» свидетельствуют о том, что война антинародна и алогична. Она ужасна как тысячами загубленных жизней, так и тем, что убивает веками воспитанное чувство гуманности, превращая человека в потенциального безжалостного убийцу. Происходит социально-этическое разрушение личности.

Безумный ужас войны с ее насилием над чувствами и разумом людей, которое она совершает в первый же момент своего возникновения, был воплощен писателем в символическом образе Красного (кровавого) Смеха, начинавшего господствовать над землей. «Это красный смех. Когда земля сходит с ума, она начинает так смеяться. Ты ведь знаешь, земля сошла с ума. На ней нет ни цветов, ни песен, она стала круглая, гладкая и красная, как голова, с которой содрали кожу».

Рассказ потребовал от писателя огромного нервного напряжения. Оно было вызвано и гневом против человеческой бойни, и трудными поисками художественного воплощения замысла. Отправив рассказ еще в рукописи в Ясную Поляну, Андреев писал Толстому, что война вызвала ломку его воззрений: «Так, в новом освещении встают передо мной вопросы: о силе, о разуме, о способах нового строительства жизни. Пока это чувствуется еще неясно, но уж есть основания думать, что со старого пути я сворачиваю куда-то в сторону».

Неприятие современного общества еще более обостряется. Андреев уверен в том, что война повлечет за собой переоценку многих ценностей. Сам он уделяет теперь основное внимание нравственным, этическим проблемам.

История русской литературы: в 4 томах / Под редакцией Н.И. Пруцкова и других - Л., 1980-1983 гг.

«Я настоящий в своих произведениях» Леонид Андреев

Биография, безусловно, влияет на внутренний мир, мировоззрение и нравственные принципы любого автора. Но куда важнее раскрыть идеи и взгляды писателя через его творчество. Произведения расскажут больше, нежели любое, пусть и любопытное, скандальное пятно из жизни. Леонид Николаевич Андреев знал толк в человеческой психологии. Даже в самом маленьком рассказе можно обнаружить хитро сплетенную паутину, где нити — человеческие страсти.

Все произведения Андреева обладают огромной очистительной силой. Редкий автор может довести читателя до катарсиса. В творческом арсенале Леонида Николаевича совершенно точно найдется что-то, что затронет именно вас.

Главными героями в его произведениях, как правило, выступают обычные люди. Например, один из знаменитых рассказов «Баргамот и Гараська» посвящен идее высшего гуманизма. Рассказ о человечности и взаимовыручке. О том, как важно в каждом человеке видеть человека независимо от его пороков. Мы являемся пленники стереотипов, для нас пьяница — не человек вовсе, а «прореха на теле человеческом». Мы редко проявляем интерес к проблемам другого, живем по общему принципу разумного эгоизма и беспокоимся только «о своей рубашке». А Леонид Андреев с помощью этого текста пытается прокричать и донести одну из главных заповедей Бога: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя».

Герои рассказа «Баргамот и Гараська» имели реальных прототипов. Автор использует и прием «говорящих фамилий». Фамилия городового Баргамотов характеризует его внешний облик, как и прозвище (бергамот — один из наиболее распространенных сортов груш в России).

Генезис этого произведения возник из предложения секретаря редакции М. Д. Новикова написать пасхальный рассказ для газеты «Курьер». «Баргамот и Гараська» растрогал и восхитил М. Горького, который сразу же после прочтения рассказа, написал В. С. Миролюбову, издателю «журнала для всех»:

«…вот вы бы поимели в виду этого Леонида! Хорошая у него душа, у черта! Я его, к сожалению, не знаю, а то бы тоже к вам направил»

Мастерски Андреев овладел приемом реалистов – детализацией.

«Маленькая, покосившаяся хибарка, в которой обитал Баргамот…и которая с трудом вмещала его грузное тело, трясясь от дряхлости и страха за свое существование, когда Баргамот ворочался»

Особое внимание Андреев в своих произведения уделяет портретам. Они чаще всего имеют вид коротких набросков, отличающихся колкостью и меткостью. Так, например, очень ярко, с особой точностью, обрисован Гараська: «физиономия хранила на себе вещественные знаки вещественных отношений к алкоголю и кулаку ближнего»; «невыносимо дрожат эти заскорузлые пальцы с большими грязными ногтями».

Поэтический язык Леонида Николаевича неподражаем и имеет свои уникальные отличительные черты. Эпитет — нечастый гость в текстах автора, а вот сравнение является излюбленным приемом Андреева: «не человек, а язва»; «упал лицом на землю и завыл, как бабы воют по покойнике». Встречается и метафора: «В голове Гараськи блеснула соблазнительная мысль – навострить от Баргамота лыжи, но хоть голова его и прояснела от необыкновенного положения, зато лыжи находились в самом дурном состоянии».

Леонид Андреев удивительно легко может описать, как психологию взрослого запутавшегося человека, так и маленького ребенка. Ему запросто удается поставить себя на место маленького человека и описать весь вихрь его уже «недетских переживаний». У писателя есть несколько рассказов, написанных от лица ребенка.

Анализ рассказа Андреева «Валя»

Рассказ «Валя» (изначально заглавие было «Мать. Из мира детей») повествует о сложной детской психологии, о взрослении, о взаимопонимании. «Мать не та, что родила, а та, что вырастила» — глубокая мысль, которую доносит автор через характер маленького мальчика. А также идея неотвратимости судьбы и необходимости смирения перед лицом безысходности. Особый интерес представляет образ ребенка. Любопытен тот факт, что когда Андреев создавал характер и описание Вали, использовал в качестве прообраза свои детские фотографии. Автор охотно примерил на себя образ мальчика, сумел проникнуть в мысли, которые, возможно, таились в его собственной душе, когда он был ребенком.

Валя имел «общий вид строгой серьезности», рассудительный ребенок, не играющий с другими детьми, его лучший друг – книга. Он чутко реагирует на изменения атмосферы внутри семьи.

История, которую изобразил Л. Н. Андреев, до боли знакома многим. Обыденный сюжет, пропущенный через необычайно чувствительную психику автора, приобретает необычные черты, характерные детали.

Произведения Андреева «цепкие». Он хватает читателя за душу своей неординарностью, умением превратить простой сюжет в нечто глубокое, даже философское. Особое внимание стоит обратить на его язык и фигуры речи. Сравнения преобладают в тексте: «женщина окинула его взглядом, который словно фотографирует человека»; «она тотчас ушла в себя и потемнела, как потайной фонарь, в котором внезапно задвинули крышку»; «острый, как нож, смех»; «лицо мальчика было такое же белое, как те подушки, на которых он спал». Более того, мальчик на протяжении всего рассказа сравнивает маму с «бедной русалочкой» из сказок Х. К. Андерсена.

Невозможно не обратить внимание и на яркую цветопись в текстах Андреева: «багровая пляска при свете факелов»; «огненные языки в красных облаках дыма»; «человеческая кровь и мертвые белые головы с черными бородами», «розовая лысина».

Анализ рассказа Андреева «Цветок под ногой»

В другом рассказе «цветок под ногой» автор пишет от лица 6-его Юры. Произведение об ошибках и невнимательности взрослых. Юрочка не может не любить маму, для которой гости важнее сына, которая спешит на свидание с возлюбленным втайне от отца. Мальчик становится свидетелем ее безрассудств, но молчит. Ребенок многого еще не понимает, но уже инстинктивно ощущает, как правильно и должно поступить. Дети всегда чувствуют напряжение между родителями. Юрочка, словно цветок, который никто на именинах не замечает. Он под ногою матери. А все, что под ногою, часто мешает. Он по детской внимательности обращает внимание на каждую пылинку этого огромного таинственного мира, в то время, как он сам едва заметен на фоне родительских проблем.

В данном произведении Андреев использует такой троп, как олицетворение: «страшно становилось за судьбу праздника»; «день бежал так быстро, как кошка от собаки» (оно же и сравнение); «всюду легла ночь, заползала в кусты».

Присутствует и звукопись:

«звуки все сразу били в него, рычали, гремели, ползали, как мурашки по ногам».

Анализ рассказа Андреева «Бездна»

Совершенно иного сорта рассказ Андреева «Бездна». Внутренний конфликт главного героя Немовецкого привел к внешнему конфликту среди писателей. Этот рассказ по праву считается самым скандальным и эпатажным во всем творчестве автора. «Читают взасос,- писал Андреев М. Горькому – номер из рук в руки передают, но ругают! Ах, как ругают». Многие сравнивали Андреева с Мопассаном: «создал в погоне за оригинальностью «образцовую гнусность», произвел выстрел по человеческой природе».

Главной задачей автора было изображение подлецки-благородной человеческой природы. Идею рассказа Леонид Николаевич объяснил так: «Можно быть идеалистом, верить в человека и конечное торжество добра, и с полным отрицанием относиться к тому современному духовному существу без перьев, которое овладело только внешними формами культуры, а по существу в значительной доле своих инстинктов и побуждений остался животным…пусть ваша любовь будет также чиста, как и ваши речи о ней, престаньте травить человека и немилосердно травите зверя».

Л. Н. Толстой негативно отзывался почти обо всей прозе Леонида Андреева, но читал каждое новое его произведение. Лев Николаевич и его жена пришли в ужас, когда прочитали «Бездну», в связи с чем и последовала очередная критическая волна. Вот что написал Андреев по этому поводу критику А. А. Измайлову:

«Читали, конечно, как обругал меня Толстой за «Бездну»? Напрасно это он – «Бездна» родная дочь его «Крейцеровой сонаты», хоть о побочная…Вообще попадает мне за «Бездну»,- а мне она нравится».

Ход за ходом, мысль за мыслью автор ведет нас к эпатирующему финалу. Нагнетание обстановки идет на протяжении всего произведения через подробные описания природы (если автор описывает природу, значит он, скорее всего, стремится к проведению параллельной связи с человеческой душой). А также благодаря четким характеристикам, например, описание глаз одного из насильников: «возле самого лица встретил страшные глаза. Они были так близко, точно он смотрел на них сквозь увеличительное стекло и ясно различал красные жилки на белке и желтоватый гной на ресницах».

В данном рассказе цветопись играет не последнюю роль: «красным раскаленным углем пылало солнце»; «красный закат выхватил высокий ствол сосны»; «багровым налетом покрылась впереди дорога»; «золотисто-красным ореолом светились волосы девушки»; «вспоминали чистых, как белые лилии, девушек» (еще с давних времен цветок лилии считается символом чистоты и невинности).

Корней Чуковский в своих публицистических работах, посвящённых творчеству Леонида Андреева, особое внимание обратил на кричащие образные заголовки и на цветопись. У Андреева преобладают черные, красные и белые оттенки. Мы часто даже и не обращаем внимания на это в тексте, но подсознание работает за нас. Так, например, черный почти всегда ассоциируется с чем-то темным и даже траурным. Красный также вызывает, как правило, паническое настроение, ибо сразу возникает образ крови. Белый, наоборот, вызывает положительные эмоции, поскольку ассоциируется с чем-то светлым и чистым. Цветопись помогает Леониду Андрееву нажимать на нужные струны читательской души, выдавливая тоску, скорбь и меланхолию. А также благодаря игре с цветом автору удается полностью реализовать в тексте прием антитезы.

«И, главное, как удивительно! — в каждую данную минуту мир окрашен у него одной краской, только одной, и когда он пишет о молоке – весь мир у него молочный, а когда о шоколаде, — весь мир шоколадный, — и шоколадное солнце с шоколадного неба освещает шоколадных людей, — о, дайте ему любую тему, и она станет его воздухом, его стихией, его космосом»

Добрую часть своих произведений Леонид Николаевич написал ночью, за что его прозвали «певцом сумерек ночных». Многие критики из-за некоторой схожести тем и декадентского настроения сравнивают Андреева с Эдгаром По, с этой «планетой без орбит», но уже на сегодняшний день ясно видно, что это слишком поверхностное сравнение.

Тематика произведений Андреева очень разнообразна. Кажется, любая тема ему по плечу: война, голод, мысль, смерть, вера, добро, власть и свобода. «Такова психология афишного гения: он меняет свои темы, как Дон-Жуан – женщин, но всякой он отдается до конца».

Шекспир сказал: «весь мир театр…», Андреев напишет: «весь мир тюрьма» («Мои записки»), «весь мир сумасшедший дом» («Призраки»). У Леонида Николаевича каждое произведение – это отдельный мир.

Леонид Николаевич Андреев один из самых интересных и необычных авторов. Он хорошо разбирался в человеческой психологии и знал не понаслышке, что такое «диалектика души». К нему относились по-разному его современники: кто-то просто не понимал, другие недолюбливали. А. А. Блок 29 октября 1919 г. в «Памяти Леониду Андрееву» напишет:

«Знаю о нем хорошо одно, что главный Леонид Андреев, что жил в писателе Леониде Николаевиче, был бесконечно одинок, не признан и всегда обращен в провал черного окна, которое выходит в сторону островов и Финляндии, в сырую ночь, в осенний ливень, который мы с ним любили одной любовью. В такое окно и пришла к нему последняя гостья в черной маске — смерть».

Троцкий же напишет:

«Андреев – реалист. Но его правда – не правда конкретного протоколизма, а правда психологическая. Андреев, употребляя выражение старой критики, «историограф души» и притом души преимущественно в моменты острых кризисов, когда обычное становится чудесным, а чудесное выступает, как обычное…».

«Жизнь человека» Андреева Л.Н.

«Хочу реформировать драму», — писал Андреев А. Серафимовичу в ноябре 1906 года после окончания работы над пьесой «Жизнь человека». В письме Г. Чуйкову Андреев также отмечал новаторство своего замысла: «Дело в том, что я взял для пьесы совершенно новую форму — ни реалистическую, ни символистскую, ни романтическую, — что не знаю...» В работе над пьесой писатель испытал немалые трудности. «Скажу откровенно, — признавался он Вл. Немировичу-Данченко, — сам я недоволен «Жизнью человека». Приходилось положительно идти ощупью, мысль упрямо сбивалась на старое, привычное, и минутами не было никакой возможности разобраться, хорошо ли ты делаешь или дурно. В самом процессе работы развивалась и выяснялась форма, и только оканчивая пьесу, понял я сам ее сущность... Пусть это будет первым опытом».

По замыслу автора, «Жизнь человека» должна была быть первой в цикле философских пьес, «связанных односторонностью формы и неразрывным единством основной идеи». «За «Жизнью человека» идет «жизнь человеческая», которая будет изображена в четырех пьесах: «Царь-Голод», «Война», «Революция» и «Бог, дьявол и человек», — писал Андреев Немировичу-Данченко в мае 1907 года. — Таким образом, «Жизнь человека» является необходимым вступлением как по форме, так и по содержанию, в этот цикл, которому я смею придавать весьма большое значение». И хотя этот замысел в своем первоначальном варианте не был осуществлен (из названных была написана лишь пьеса «Царь-Голод»), само по себе намерение Андреева создать цикл драматических произведений, в котором судьбы отдельных людей должны были быть увязаны с судьбами человечества, четко соотносилось с острейшими философскими запросами времени и по-своему отражало потребность в новом уровне философско-исторической и художественной мысли.

Тематика и проблематика пьесы. В прологе к пьесе сразу же декларирована ее главная тема — вневременная трагедия человека, зависимого от воли рока. Некто в сером, именуемый Он, — условный персонаж, олицетворяющий все то, что препятствует свободе человека, — фиксирует орбиту человеческой жизни: «Неудержимо влекомый временем, он непреложно пройдет все ступени человеческой жизни, от низу к верху, от верху к низу. Ограниченный зрением, он никогда не будет видеть следующей ступени, на которую уже не поднимется нетвердая нога его; ограниченный знанием, он никогда не будет знать, что несет ему грядущий день, грядущий час — минута. И в слепом неведении своем, томимый предчувствиями, он покорно совершит круг железного предначертания». Все пять картин пьесы («Рождение Человека и муки матери», «Любовь и бедность», «Бал у Человека», «Несчастье Человека», «Смерть Человека»), демонстрирующие соответственно пять этапов жизни человека с рождения до смерти — «от низу к верху, от верху к низу», — иллюстрируют этот тезис.

Акцент в драматическом действии ставится на перипетиях столкновения человека с «непреложным». А трагический исход конфликта обусловливается тем, что потуги человека разорвать этот «круг железного предначертания» оказываются тщетными, неизменно наталкиваются на каменное равнодушие Некоего в сером с горящей свечой в руках, монотонно повторяющего: «Ho убывает воск, съедаемый огнем. — Ho убывает воск».

Ho, признавая власть фатально неодолимых сил над человеком, писатель не смирялся с действительностью, не отказывался от попыток — пусть обреченных на неудачу — противостоять ударам судьбы. Во второй картине пьесы Человек, показанный молодым, энергичным, верящим в силу разума, бросает вызов самой судьбе, когда она становится на его пути. Обращаясь к стоящему в углу комнаты Некоему, Человек возглашает: «Эй, ты, как тебя там зовут: рок, дьявол или жизнь, я бросаю тебе перчатку, зову тебя на бой!.. Поблестим мечами, позвеним щитами, обрушим на головы удары, от которых задрожит земля! Эй, выходи на бой!» Александр Блок, буквально «потрясенный», по его признанию, «Жизнью человека» (в феврале 1907 года ему довелось увидеть спектакль Be. Мейерхольда на сцене Петербургского театра В. Ф. Комиссаржевской), ощутил истинное величие и трагизм именно в том, что андреевский человек не сдается, а борется до конца. Блоку в то время были близки выразившиеся в «Жизни человека» настроения «последнего отчаяния», яростной, хотя и бесплодной, ненависти художника к окружающему «страшному миру», и в этом аспекте он осмыслял бунтарство человека, вызвавшего на бой «неумолимую, квадратную, проклятую Судьбу». В андреевской драме Блок увидел «яркое доказательство того, что Человек есть человек, не кукла, не жалкое существо, обреченное тлению, но чудесный феникс, преодолевающий «ледяной ветер безграничных пространств». «Тает воск, но не убывает жизнь», — заключал он свою мысль.

Особенности драматургической формы. Масштабное философское содержание «Жизни человека» воплощено в новаторской драматургической форме. «Если в Чехове... сцена должна дать жизнь, — указывал Андреев в одном из писем К. С. Станиславскому, — то здесь — в этом представлении — сцена должна дать только отражение жизни. Ни на одну минуту зритель не должен забывать, что он стоит перед картиною, что он находится в театре и перед ним актеры, изображающие то-то и то-то». В противоположность традиционному театру непосредственного эмоционального переживания Андреев создает свой театр «представления», театр философской мысли, отказываясь от жизнеподобия и прибегая к условно-обобщенным образам. «С внешней стороны — это стилизация, — разъяснял Андреев замысел «Жизни человека» в письме к Вл. И. Немировичу-Данченко. — Характеры, положения и обстановка должны быть приведены к основным своим идеям, упрощены и в то же время углублены благодаря отсутствию мелочей и второстепенного».

В образной системе «Жизни человека» представлены несколько типов персонажей. Есть персонажи единичные, но предельно отдаленные от индивидуального, конкретного, лишенные имени (Человек, Жена Человека, Доктор, Старуха). Есть образы «хоровые», воплощающие собирательную — нравственную или социальную — сущность большой группы людей (Родственники, Соседи, Гости на балу). Функции этих образов — комментирование событий, обстановки сценического действия, внушение зрителям определенного настроения, необходимого по авторскому замыслу. Например, во второй картине, рисующей молодость, бедность, красоту Человека, реплики Соседей исполнены трогательного внимания и любви, содержат множество добрых пожеланий. Напротив, диалоги Пьяниц и зловещих Старух в 5-й картине предвещают мрак небытия, в который вот-вот должен погрузиться умирающий Человек. Есть, наконец, и персонаж, несущий в себе отвлеченный символический смысл (Некто в сером).

В связи с общей идеей театра «представления» находится и другой художественный принцип, использованный в «Жизни человека». «В связи с тем, что здесь не жизнь, а только отражение жизни, рассказ о жизни, представление, как живут, — в известных местах должны быть подчеркивания, преувеличения, доведение определенного типа, свойства до крайнего его развития, — отмечал Андреев в письме К. С. Станиславскому. — Нет положительной, спокойной степени, а только превосходная... Резкие контрасты». Само состояние мира, изображаемого в «Жизни человека», побуждало автора вместо «тихих, нежных, тонких настроений» обратиться к «резким, отчетливым, гневным звукам трубы».

В пьесе Андреева действительно нет места «спокойной степени»: либо использован сатирический гротеск (3-я картина «Бал у Человека»), либо нагнетается безысходный ужас (5-я картина «Смерть Человека»), либо передается возвышенно светлый строй чувств и мыслей (2-я картина «Любовь и бедность»). Преувеличение, гротеск, контрасты нужны писателю для того, чтобы нейтрализовать возможность эмоционального сопереживания, с предельной наглядностью выразить чисто интеллектуальное философское содержание.

С той же целью Андреев широко использует в «Жизни человека» средства смежных родов искусства — живописи, музыки, элементов пластики. В приемах обрисовки стилизованных персонажей, эмоционального сценического «фона» сказалось увлечение Л. Н. Андреева искусством великого испанского художника Франсиско Гойи, особенно сериями офортов «Капричос» и «Бедствия войны». Такие свойства графического письма Гойи, как гротеск, гиперболизация, безудержность фантастики, контрастная «игра» светлых и темных красок, отсутствие частностей, «теней», стремление к обнажению противоречий в наивысшей степени, — оригинально претворились в андреевской подборке «оживших картин», представляющих жизнь человека. Цветовая палитра в пьесе весьма подвижна: каждой картине, пронизанной определенным настроением и воссоздающей определенный этап в жизни человека, соответствует своя гамма красок. Так, во 2-й картине тему молодости Человека и его жены усиливают «яркий, теплый свет», «совершенно гладкие светло-розовые стены», «яркие, веселые платья», «прекрасный букет полевых цветов». Наоборот, в 5-й картине теме смерти как бы аккомпанируют «неопределенный, колеблющийся, мигающий сумрачный свет», «гладкие грязные стены», «бесконечное разнообразие отвратительного и ужасного».

Столь же существенна в «Жизни человека» символика музыки. Коротенькая, в две музыкальных фразы, крикливая «полька с подрагивающими, веселыми и чрезвычайно пустыми звуками», под которую старательно танцуют «девушки и молодые люди», выразительно подчеркивает полнейшую обезличенность собравшихся на балу Гостей — марионеток, охваченных выражением «самодовольства, чванности и тупого почтения перед богатством Человека». А геометрически правильное помещение, в котором происходит действие и в окна которого всегда смотрит ночь, углубляет мысль об удручающем однообразии бытия: навеки заданной форме мира — клетки.

Каждая картина предваряется специальной экспозицией, уясняющей связь всех частей пьесы. Эти экспозиции, вводящие в атмосферу происходящего на сцене, построены либо в форме диалогов второстепенных персонажей (например, разговор Старух в 1-й картине, разговор Соседей во 2-й), либо монолога какого-нибудь действующего лица (например, в 4-й картине, где служанка рассказывает о том, что «снова впал в бедность Человек»). Единство сюжетной линии в пьесе достигается лишь прологом, идею которого последовательно раскрывают все картины, и фигурой Некоего в сером, неизменно присутствующего на сцене со свечой, воск которой постепенно тает, как бы отмечая этапы жизненного пути.

Многие особенности диалога в «Жизни человека» также объясняются установкой автора на предельную обобщенность в изображении персонажей и сценической обстановки. В пределах каждого тематического раздела диалог построен по заданной схеме и обычно поясняет отношение персонажей к тому или иному высказыванию, событию, происходящему, как правило, за сценой. Таковы, в частности, реплики гостей на балу: «Как богато! Как пышно! Как светло! Как богато!» — произносимые монотонно и вяло. Таковы же по большей части и авторские ремарки. Например, Некто в сером говорит «твердым, холодным голосом, лишенным волнения и страсти»; Гости на балу разговаривают «не перешептываясь, не смеясь, почти не глядя друг на друга... отрывисто произнося, точно обрубая... слова»; прислуга Человека говорит «ровным голосом, обращаясь к воображаемому собеседнику».

Художественные особенности пьесы подчинены одной задаче — раскрыть в отношениях Человека и рока трагедию всего человечества. С этой основной идеей пьесы связан отказ от напряженной динамики сюжетного действия, от раскрытия внутренних переживаний героев. Для автора не может иметь интереса та или иная комбинация конкретных жизненных положений — перед вечностью все ничтожно и заранее предопределено, поэтому в «Жизни человека» отсутствуют психологические или иные «реальные» мотивировки сюжетных событий. Поступки героев, ситуации в их жизни представляются им случайными: случайно Человек богатеет, случайно убивают его сына, случайно он вновь становится бедным. Все события в жизни героя мотивируются только стихийными, «слепыми» законами судьбы. Человек в пьесе Андреева не терзается, не мучается, не испытывает радости или отчаяния — он делает лишь отметки, знаки своих эмоций, докладывает зрителям о том, что он испытывает в данную минуту. Однако случайность сюжетных ситуаций — внешняя: она обосновывается в прологе тем, что Человек «покорно совершает» определенный ему судьбой «Круг железного предначертания». Чтобы показать «слепое неведение» Человека, Андреев устраняет реалистические мотивировки, обезличивает персонажей, развивает сценическое действие исключительно как выражение основной авторской идеи. Вот почему андреевский человек не наделен мотивом трагической вины — обреченность, страдания, смерть являются результатом не внутренней душевной борьбы, а внешнего непреоборимого рока.

В «Жизни человека» (как и в некоторых последующих пьесах) Андрееву удалось предвосхитить характерные особенности экспрессионистской драматургии, наиболее сильно развившейся в немецкой литературе 1910—1920-х годов (в пьесах Г. Кайзера, Э. Толлера и других писателей). Как и немецкие экспрессионисты, он обостренно воспринимал трагизм существования отчужденного человеческого «я», беспомощного перед властью рока. Выдвигая на первый план не отражение событий, а эмоциональное, субъективное отношение к ним, Андреев создавал «искусство переживания», в котором картины реальной действительности деформировались под напором бурных, смятенных переживаний художника, тревожно реагировавшего на вопиющие диссонансы истории.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Федеральное агентство по образованию

ГОУ ВПО «Самарский государственный университет»

Филологический факультет

Кафедра русской и зарубежной литературы

Спе циальность «филология»

Курсовая работа

Образ города в ранних рассказах Л. Андреева

Введение

1. Пространство и время в литературе

2. Пространство города в русской литературе. Образ Петербурга

3. Образ города в ранних рассказах Л.Андреева

3.1 « Петька на даче»

3.2 « В тумане»

3.3 «Город»

Заключение

Библиографический список

Введение

творческий андреев пространство город

Творческое наследие Леонида Николаевича Андреева, формировавшееся в период переломной исторической эпохи рубежа веков, богато и разнообразно. Писатель известен нам как фельетонист, автор рассказов, повестей, романов и один из ведущих драматургов своего времени.

Широкую известность литературная деятельность Андреева получает в начале 1900-х годов, когда был напечатан первый сборник его рассказов. Нужно отметить, что в конце 19 - начале 20 века ведущее положение в русской литературе занял малый эпический жанр, в частности жанр рассказа. Один из факторов, способствовавший распространению жанра рассказа в эпоху «безвременья», заключался в том, что эта эпическая форма с ее лаконичной и емкой структурой, концентрацией изобразительных средств позволяла «исследовать нравственные проблемы философски углубленно и обобщенно и в то же время на уровне почти молекулярном». Гречнев В.Я. Русский рассказ конца 19-20 века. Л., 1979. С.199.

На рубеже веков эпические жанры «смешиваются» друг с другом, их границы размываются. Поэтому, как считает И.И.Московкина, чаще всего ученые не разграничивают рассказы и новеллы Андреева, называют рассказами его повести. Московкина И.И. «Красный смех»: Апокалипсис по Андрееву // Андреев Л.Н. Красный смех. Релизов А.М. Петушок. М., 2001. С.108-121. Эта проблема жанрового своеобразия писателя требует специального рассмотрения.

В ранних произведениях Андреева ощутимо влияние Помяловского, Г.Успенского, Л.Толстого, Чехова, Достоевского, Гаршина, Горького. «Андреев пишет об « униженных и оскорбленных», о засасывающей пошлости и отупляющем воздействии на человека мещанской среды, о детях, задавленных нуждой, лишенных радостей, о тех, кто брошен судьбой на самое «дно» жизни, о мелком чиновном люде, о стандартизации человеческой личности в условиях буржуазного общества». Соколов А.Г. История русской литературы конца 19-начала 20 века. М., 1999. С.380-381. Л.Андреев будит тревогу за людские души. В своих произведениях он пишет о героях, ужаснувшихся абсурдности жизни, находящихся в напряженном, взвинченном состоянии, в состоянии «шока».

Непосредственно ранней художественной прозе писателя посвящена монография Л.Иезуитовой. В этой работе по сумме содержательных и формальных признаков многие рассказы Андреева разделены автором на три группы.

Первую группу составляют рассказы «философского настроения», которые более других близки к событийно-бытовым («У окна», «Петька на даче», «Большой шлем», «Жили-были», «В тумане» и другие). Герой здесь показан в потоке будней. Андреев акцентирует внимание на бессознательно трагическом, на трагическом повседневного в жизни обыкновенного, слабого человека. Автор показывает своего героя как бы со стороны, хотя нередко отдельные стороны жизни персонажа даны сквозь призму его собственных чувственных и душевных реакций.

Ко второй группе рассказов относятся эскизы, этюды, зарисовки («Смех», «Ложь», «Набат», «Бездна»). Их сближает чрезмерно экспрессивная языковая стилистика. Эмпирический элемент полностью подчинен настроению, взрыву чувств (это крик, ритм, звук, крайняя степень чего-то катастрофического).

Наконец, третью группу составляют «исповедально-мировоззренческие» рассказы («Рассказ о Сергее Петровиче», «Мысль»). Герой здесь не просто существует, плывет по течению, а размышляет над собственной жизнью. Он показан в процессе осознания себя, своего места в мире.

Л.Иезуитова выделяет и центральную проблему всего творчества Леонида Андреева. Эта проблема - «человек и рок». «Отношения человека с «роком» - подчинени е или неподчинение ему, уяснение того, что выше сил человеческих и что сам человек, каковы границы и возможности его «я» - все это становится предметом художественного анализа Андреева» . Иезуитова Л.А. Творчество Л.Андреева (1892-1906). Л., 1976. С.75. Отсюда следуют размышления автора о роковом значении смерти в жизни человека, о смысле бытия.

Проблема творческого метода Леонида Андреева вызывает до сих пор спорные суждения. Исследователи причисляют писателя к разным литературным направлениям и течениям от реалистических до декадентских. Некоторые из них полагают, что ведущее начало в творчестве писателя - реалистическое, что его экспрессия не переходит в экспрессионизм, его символ реалистичен. Другие утверждают, что Андреев был наиболее ярким представителем русского экспрессионизма. Третьи видели в нем предтечу экзистенционализма. Действительно, трагедия человека Л.Андреева, «словно навечно заключенного в камеру одиночества» , Колобаева Л.А. Личность в художественном мире Л.Андреева // Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе рубежа 19-20 вв. М., 1990. С.120. была близка идее одиночества, отчаяния в экзистенциалистской философии Л.Шестова.

В.Келдыш предложил концепцию, согласно которой художественная система писателя принадлежит к «промежуточным» явлениям «двойственной эстетической природы», сочетающим принципы реализма, символизма и экспрессионизма. Келдыш В.А. Русский реализм начала 20 века. М., 1975. С.210-277. Несмотря на то, что ученые так и не пришли к единому мнению о соотношении литературных направлений в разные периоды творчества писателя, в целом говорят о реалистическом характере ранней прозы и драматургии Андреева и о синтезе модернистских течений в его зрелом творчестве.

Главная тема ранних рассказов Андреева - открытие гуманно-человеческого в человеке, протест против подавления личности. Писателя интересовала актуальная для рубежа веков проблема человека и цивилизации. Автор затрагивал вопрос о влиянии города на сознание и душу человека в современном ему обществе.

Цель нашего исследования - раскрыть образ города в ранних рассказах Леонида Андреева. Для достижения поставленной цели мы предлагаем решить следующие задачи:

1 рассмотреть особенности создания образа города в русской литературе;

2 проанализировать образ города в ранних рассказах Л.Андреева на примере нескольких произведений.

Анализ будет проводиться на основе рассказов, написанных Андреевым с 1898 по 1904 год и опубликованных в первом томе собрания сочинений писателя. Андреев Л.Н. Собрание сочинений в 6-ти томах. Т.1. М., 1990.

В связи с малой изученностью данного аспекта в творчестве Леонида Андреева наша работа представляется актуальной.

1. Пр остранство и время в литературе

Мир художественного произведения литературы часто воспринимается читателем как реально существующий. Мы анализируем поступки вымышленных героев так, словно они совершались на самом деле. Это объясняется тем, что автор «бессознательно, не придавая этому художественного значения, перено сит в создаваемый им мир явления действительност и или представления и понятия своей эпохи». Лихачев Д.С. Внутренний мир художественного произведения // Вопросы литературы. 1968. №8.

Однако мир художественного произведения является результатом не только отображения, но и активного преобразования действительности, связанного с идеей и целями писателя. Этот внутренний мир представляет собой единое художественной целое, особым образом организованное и обладающее своими собственными законами развития. Восприятие целостной и самобытной «действительности» произведения обеспечивается во многом благодаря таким категориям литературы, как художественное время и художественное пространство.

Следует отметить, что в сфере искусства различают реальное, концептуальное и перцептуальное пространство и время. Концептуальное пространство и время отображают то историческое пространство и время, в котором протекают события, изображенные в книге. Например, в романе И.С.Тургенева «Отцы и дети» основные события разворачиваются в России летом 1859 года. Перцептульное пространство и время - это прежде всего пространство - время представления и воображения.

«…В рамках перцептуального пространства-времени допустимыми являются такие э ффекты, как растяжение и сжатие временных интервалов, деформации пространственных отношений, которые недопустимы на уровне физического (реального) пространства-времени». Зобов Р.А. Мостепаненко А.М. О типологии пространственно-временных отношений в сфере искусства // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л., 1974. С.20. Следовательно, художественный образ может быть реализован только с помощью перцептуального пространства и времени субъекта, создающего или воспринимающего художественного произведение.

В разных жанрах литературы пространство и время воспроизводятся по-разному. Так, в драматических произведениях художественное время обычно совпадает по протяженности с композиционным временем действия. В эпических и лиро-эпических жанрах они не тождественны.

Говоря о времени в литературе, обычно имеют в виду сюжетное время, то есть время, которое является объектом изображения и которое распознается в силу причинно-следственных связей событий. «События в сюжете предшествует друг другу и следуют друг за другом, встраиваются в сложный ряд, и благодаря этому читатель способе н замечать время в художественном произведении, даже если о времени в нем ничего специально не говорится». Лихачев Д.С. Художественное время словесного произведения // Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1971. Время может быть динамичным в повествовании о поступках героев, передаче диалогов и статичным в пейзажных, портретных характеристиках, в философских отступлениях автора. Время может течь хронологически безостановочным путем (от начала к концу), а может прерываться, развертываться в обратном направлении в «припоминаниях» героя. Время может определяться краткостью, когда описывается один день из жизни героя, или длительностью, когда оно растягивается на много лет.

В художественном произведении изображается не только сюжетное время, но и собственно авторское время (и пространство). Об этом подробно говорится в монографии Б.Успенского «Поэтика композиции». Успенский Б. Поэтики композиции. СПб., 2000. Автор может не участвовать в действии, и тогда авторское время сосредотачивается в какой-то определенной точке, из которой он ведет повествование (внутренней или внешней). Но авторское время в произведении может развиваться самостоятельно и иметь свою сюжетную линию, как, например, в «Евгении Онегине» А.С.Пушкина.

Писатель создает и определенное пространство, в котором локализовано действие произведения. Это пространство может быть замкнутым, ограниченным рамками одной комнаты (например, в рассказе Л.Андреева «Большой шлем»), и охватывать огромные территория (почти вся Европа в «Войне и мире» Л.Н.Толстого). Пространство может быть топографически конкретным и абстрактным, выходящим за пределы земной планеты; реальным (как в летописи или историческом романе) или воображаемым (как в сказке). Лихачев Д.С. Художественное время словесного произведения // Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1971.

Важно отметить, что рассматриваемые категории литературы тесно связаны друг с другом. На эту связь еще в 30-е годы 20 века указал М.М.Бахтин. В работе «Эпос и роман» Бахтин называет взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе, специальным термином - хронотопом (который буквально означает «времяпространство»). Литературовед подчеркивает неразрывность пространства и времени и определяет время как четвертое измерение пространства. В хронотопе «время…сгущается, уплотняется, становится художественно-зримым; пространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории». Бахтин М.М. Эпос и роман. СПб., 2000. По словам Бахтина, именно хронотоп определяет жанровую разновидность и образ человека в литературе.

Необходимо помнить, что изображение и осмысление пространства и времени менялось, как менялись и сами жанры в разные исторические эпохи.

2. Пространство города в русской литературе. Образ Петербурга

В эмпирически данной реальности город представляет собой физическое (географическое) пространство существования человека, преобразованное им самим, а значит, и взаимосвязанное с пространством социальным. Социальное пространство - это пространство общения людей, в котором обнаруживается их конкретное поведение. Конев В.А. Пространственная особенность мира человека // Конев В.А. Социальная философия. Самара, 2006. С. 55. А город, безусловно, влияет на жизнь человека, определяет и организует его бытие.

В окружающей нас действительности пространство города характеризуется локальностью, объемностью, конкретностью, замкнутостью и заполненностью. Эти особенности пространства города могут в той или иной степени отражаться в художественном мире литературного произведения. Они могут и видоизменяться в соответствии с замыслом писателя, его методом и стилем.

Изначально город возникает на Руси как укрепление, крепость, то есть как населенное место, огороженное стеной для защиты от неприятеля. Постепенно город превращается в относительно крупный населенный пункт, торгово-промышленный, административный и культурный центр.

В средневековых летописных сводах, в исторических повестях встречаются упоминания о таких городах Русской земли, как Киев, Новгород, Владимир, Суздаль, Ярославль и другие. В этих произведениях древнерусской литературы города выступают лишь фоном действия, событий, повествующих о жизни и подвигах того или иного князя. Сами же города не индивидуализируются и не несут никакой дополнительной смысловой нагрузки в тексте.

В русской литературе, начиная с 18 столетия, непосредственно создается образ города (что было во многом связано с увеличением его роли в общественной жизни человека). В «Бедной Лизе» Н.М.Карамзина возникает образ «дворянской» Москвы и ее окрестностей, в «Цыганах» А.С.Пушкина - неволя душного города, из которого бежит Алеко.

Под образом города в художественном произведении часто понимается городской пейзаж, обладающий эмоционально-психологической значимостью. Этот урбанистический пейзаж сформировался в реалистическом направлении литературы 19 века (например, в «Мертвых душах» Н.В.Гоголя, в лирике Н.А.Некрасова).

Пейзаж, в том числе городской, в качестве элемента художественного пространства участвует в создании образа хронотопа. Например, в рассказах А.П.Чехова «Ионыч», «Дама с собачкой» описания губернских городков с серыми заборами и запахом жареного лука формируют хронотоп провинции. Литература: Основные термины и понятия // Справочник школьника. М., 2002. С.209.

В русской литературе наиболее яркое отражение городской пейзаж нашел в образе Петербурга, города, который с 1712 по 1918 год был столицей Российской империи.

С момента основания Петербурга начали складываться мифы и легенды об этом городе. С одной стороны, северная столица олицетворяла собой новую Россию, ассоциировалась с культурным, цивилизованным, европейским городом, которым страна может гордиться. С другой стороны, Петербург строился на болоте руками рабочих, которые жили в тяжелых условиях, голодавших, гибнущих тысячами. Город, переполненный иностранцами и спроектированный зарубежными архитекторами, имел нерусский облик. Таким образом, Петербург в сознании народа стал воплощением идеи добра в первом случае и идеи зла во втором.

В.Н.Топоров писал, что «эта двуполюсность Пете рбурга и основанный на ней соте риологический миф («петербургская» идея) наиболее полно и адекватно отражены как раз в Петербургском тексте литературы...» Топоров В.Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М., 1995. С.261. . Текст о Петербурге Топоров относит к числу «сверхнасыщенных реальностей», которые неотделимы от сферы символического.

В литературе 18 века создается образ пышного и парадного города в торжественных одах, похвальных словах и речах (Ф.Прокоповича, М.В.Ломоносова, В.К.Тредиаковского, А.П.Сумарокова). А.С.Пушкин в «Медном всаднике» показывает два облика северной столицы: град Петров во вступлении и город несчастного Евгения в основной части поэмы. Пушкин, по словам Л.Долгополова, «выступает последним певцом светлой, величественной стороны Петербурга и первым представителем письменной литературы, воплотившим в реальных художественных чертах его роковую и трагическую роль в судьбе человека». Долгополов Л. Миф о Петербурге и его преобразования в начале века // Долгополов Л. На рубеже веков: О русской литературе конца 19- начала 20 века. Л., 1985. С.156. В дальнейшем на первый план выдвинулся образ мрачного, призрачного и бездушного Петербурга. В «Петербургских повестях» Н.В.Гоголя, стихотворениях Н.А.Некрасова, романах Ф.М.Достоевского и И.А.Гончарова Петербург становится городом, губительно действующим на человека. В 20 веке «петербургский текст» оформляется и завершается в произведениях А.Белого, А.Блока, А.Ахматовой, О.Мандельштама, Вагинова.

Описание Петербурга в русской литературе не исчерпывается его топографическими, климатическими, этнографически-бытовыми, культурными характеристиками. «Петербургский текст» определяется единством и цельностью смыслов и идей, которые в нем заложены его творцами.

3. Образ города в ранних рассказах Л.Андреева

Леонид Николаевич Андреев родился в городе Орле. В родительском доме на 2-й Пушкарной улице орловской слободки, населенной беднотой, прошли его детские и юношеские годы. Закончив классическую гимназию, Андреев поступает на юридический факультет Петербургского университета, но продолжает учебу уже в Московском университете. Получив диплом, работает помощником присяжного поверенного и публикуется в газетах, пишет судебные репортажи, фельетоны, очерки.

Литературная деятельность писателя началась, как он сам признавал, в 1898 году, когда был опубликован первый его рассказ «Баргамот и Гараська». В нем отразились живые впечатления Леонида Андреева о губернском городе Орле, а герои рассказа имели реальных прототипов. «Населенная сапожниками, пенькотрепальщиками, кустарями-портными и иных свободных профессий представителями, обладая двумя кабаками, воскресеньями и понедельниками, все свои часы досуга Пушканая посвящала гомерической драке, в которой принимали непосредственное участие жены, растрепанные, простоволосые, растаскивавшие мужей, и маленькие ребятишки, с восторгом взиравшие на отвагу тятек». Андреев Л. Баргамот и Гараська // Андреев Л.Н. Собрание сочинений в 6-ти томах. М., 1990. Т.1. С.44.

Андреев почти не выдумывал сюжеты для своих произведений. Он писал «о том немногом, что показала ему жизнь в Орле, Петербурге и Москве, о людях и событиях, объективно не поднимающихся выше и не опускающихся ниже усредненной рутины и скучной повседневности. И во всем этом нужно было увидеть что-то скрытое от других глаз, сказать о привычном особенными, «странными» словами, чтобы заставить читателя заговорить о себе - в ответ». Богданов А. Между стеной и бездной // Андреев Л.Н. Собрание сочинений в 6-ти томах. М., 1990. Т.1. С.11.

Образ города явно или отдельными штрихами создается почти во всех ранних рассказах Леонида Андреева. Многие его герои - жители провинциальных городков, Москвы и Петербурга. В описании городов прослеживается как реалистически объективный способ изображения действительности, так и повышенно экспрессивный. В рассказах воспроизводится городской пейзаж, внешний облик городов и жизнь людей в городских квартирах и домах. Внутреннее пространство городских построек может совершенно отгораживать человека от внешнего мира («У окна»), может быть социально иерархичным («В подвале»). В произведениях упоминаются топографически достоверные отличительные особенности городов, например, Воробьевы горы и Третьяковская галерея в «Рассказе о Сергее Петровиче» или набережная Невы рассказа «В тумане». Обычно же город не конкретизируется, характеризуется в общих чертах.

Образ города Леонида Андреева может быть разным. Но это всегда город, тлетворно влияющий на сознание и душу простого человека. Человек ощущает дисгармонию в нем, гибнет в условиях стремительно крепнущей буржуазной цивилизации. В создании образа города отразилась склонность Андреева к восприятию мрачных и трагических сторон жизни.

Подробнее рассмотрим образ города в таких рассказах Леонида Андреева, как «Петька на даче», «В тумане» и «Город».

3.1 «Петька на даче»

Рассказ «Петька на даче» можно совершенно определенно отнести к раннереалистическим произведениям Л.Андреева, пробуждающим гуманное отношение к человеку. Этим человеком в рассказе становится маленький мальчик десяти лет. Ребенок одинокой и бедной кухарки лишен беззаботного детства. Он с раннего возраста был вынужден прислуживать в парикмахерской, где слышал лишь злой окрик - «Мальчик, воды!» и угрозу - «Вот погоди!» . Петьку наказывали за то, что он проливал воду, но он не жаловался. Тяжелое и однообразное существование притупляло чувства в ребенке, физически истощало мальчика и превращало его в апатичного старика. Он все худел, а «около глаз и под носом у него прорезались морщинки, точно проведенные острой иглой, и делали его похожим на карлика».

Петька родился и вырос в одном из нищих районов Москвы. Здесь он работал в грязной парикмахерской, невдалеке от которой «находился кварт ал, заполненный домами дешевого разврата». И Петька привыкал к этой грубой и неприглядной жизни человека, где обычным явлением были кражи и грабежи. На улицах города встречал он равнодушные и злые лица грязно одетых людей, видел, как пьяный мужчина избивал пьяную женщину, но никто из сбегавшейся толпы не вступался за нее. Это был город обезличенных, бесприютных, социально обездоленных людей.

Петька не сознательно, а интуитивно не мог принять свою жизнь в качестве нормы. Мальчику казалось, что «все вокруг него не правда, а длинный неприятный сон» , и ему очень хотелось попасть куда-нибудь в другое место. Проблема отчуждения личности представлена в рассказе как врожденное чувство протеста, возникающее у ребенка в условиях давящей повседневности.

Символом другой жизни для Петьки оказалась дача в Царицыно, куда пригласили мальчика господа его матери Надежды. «Он не знал, что такое дача, но полагал, что она есть то самое место, куда он так стремился».

Петька жил в предельно замкнутом пространстве города. Это пространство было ограничено темной парикмахерской, магазинами, лавками и кабаками, расположенными рядом с ней, а также бульваром с его «опустившимися» жителями. Ежедневные драки и пьянки здесь составляли характерную часть человеческой жизни. Другой жизни ребенок не знал.

За чертой города для Петьки открылся удивительный мир, о существовании которого он и не подозревал. Это был мир полей, равнин, гор, лесов, речек и широкого ясного неба. Это был мир свободы и простора, представший перед глазами мальчика как нечто новое и странное. «В противоположность дикарям минувших веков, терявшимся при переходе из пустыни в город, этот современный дикарь, выхваченный из каменных объятий городских громад, чувствовал себя слабым и беспомощным перед лицом природы . Все здесь было для него живым, чувствующим и имеющим волю».

Городской пейзаж обрисован в темных и печальных тонах: грязная, черная от копоти парикмахерская, серые от пыли деревья, порыжевшая на солнце трава. Петька, живя в этом городе, не мог даже осознать, скучно ему или весело. Он механически выполнял приказы хозяина Осипа Абрамовича или кого-нибудь из подмастерьев.

Красота природы пробудила душу ребенка. Петька словно научился понимать свои ощущения и выражать свои чувства. В восприятии мальчика теперь по небу плывут беленькие радостные облака, а зеленые и светлые полянки с яркими цветами становятся веселыми. Когда же Петьку спрашивали, нравится ли ему жить на даче, он «конфузливо улыбался и отвечал: Хорошо!..»

На даче Петька наконец-то обрел настоящее детство. Он ловил рыбу, купался в пруду, лазал по развалинам дворца, бегал босой, играл в «классики». У Петьки разгладились морщинки на лице, и сам он заметно помолодел на свежем воздухе (и это в десять лет?!).

Но через неделю на дачу пришло письмо «куфарке Надежде», в котором хозяин парикмахерской требовал, чтобы Петька вернулся в город. Когда мальчику сообщили эту страшную новость, он не сразу понял, куда ему нужно ехать. Дача стала для него родным домом, а про город он совсем забыл. Осознав случившееся, Петька не просто заплакал - он закричал. Ребенок в истерике всем своим существом выражал протест и несогласие, ведь так не хотелось терять обретенное счастье и возвращаться в город, где никому нет дела до его страданий.

Петька и его мать приехали на поезде в Москву. «Толкаясь среди торопившихся пассажиров, они вышли на грохочущую улицу, и большой жадный город равнодушно поглотил свою маленькую жертву».

Композиция произведения представляет собой круг: рассказ оканчивается на том же месте, с которого начался. Город не отпускал и преследовал ребенка, как злой рок. И маленький человек Леонида Андреева не смог противостоять этой силе, стоящей выше его. Снова оказавшись в душной парикмахерской, Петька беспрекословно исполнял приказания. И только по ночам с замиранием сердца он вспоминал о даче и рассказывал Николке о том, «чего не бывает, чего никто не видел никогда и не слышал».

В рассказе естественная, природная среда, которая дарит внутреннюю свободу, противопоставляется пространству города, замкнутому, сковывающему и порабощающему человека. Подобная антитеза была значимой в творчестве Андреева. Она встречается в таких рассказах писателя, как «Из жизни штабс-капитана Каблукова», «Гостинец», «Город», «Рассказ о Сергее Петровиче».

3.2 «В тумане»

В рассказе Леонида Андреева отображается психическое состояние 17-летнего юноши, обостренно переживающего собственную нравственную ничтожность. Гимназист Павел Рыбаков был близок с продажными женщинами и заболел постыдной болезнью, «о которой нельзя подумать без ужаса и отвращения к себе» . В душе героя происходит борьба двух начал: мечты о светлой любви к чистой и невинной Кате Реймер сосуществуют с неоднократными его «падениями». Павел чувствует себя дурным, погибшим человеком, скрывает болезнь от своей семьи и страдает в одиночестве.

Леонид Андреев раскрывает в произведении явление «распада» буржуазно-интеллигентской среды. Сергей Андреевич, отец Павла, думал, что знает своего сына, ведь он всегда обсуждал с ним многие вопросы жизни серьезно и откровенно, как с взрослым. Но оказалось, что Павел «в каких-то загадочных настроениях, в каких-то омерзительных рисунках…» . Даже в этой относительно благополучной по части воспитания семье одна из острых проблем нравственности - сохранение молодым поколением чистоты не только духовной, но и физической - остается нерешенной.

Л.Андреева интересуют кардинальные проблемы неблагополучия человеческого бытия. Писатель, по убеждению В.Гречнева, говорит о том, что общество не может ответить на важный вопрос: как поступить с тем, что человек издавна живет двойной жизнью - явной, которой он гордится, и тайной, которую презирает и пытается скрыть. Явная жизнь описана в умных и полезных книгах: это музыка, театр, выставки… «И рядом с ней продолжает течь совсем другая жизнь - отвратительно грязная и ци нично бесстыдная, она и вне человека и внутри него, она и отталкивает его своим безобразием и непостижимым образом влечет к себе, о ней не забывает он и на лоне природы, и в сутолоке городских улиц». Гречнев В.Я. Трагедия в повседневности (тип героя, конфликт и своеобразие психологизма в рассказах Л.Андреева) // Гречнев В.Я. Русский рассказ конца 19- начала 20 века. Л., 1979. С.139. Псевдонравственное общество закрывает глаза на эту оборотную сторону цивилизации, не позволяет себе думать о ней.

Павел Рыбаков опускается на дно уличного разврата с переездом в Петербург. Образ столицы раскрывается в рассказе метонимически: через природно-климатическую характеристику города - туман. Туман не столько является деталью городского пейзажа, сколько воссоздает символический план произведения, отражает душевное состояние Павла. Ноябрьский туман окрашивается Андреевым-художником в тревожный темно-желтый цвет. Он покрывает все: улицы, дома каменного города, фигуры прохожих. Туман проникает и в комнату Павла: «все было от него желтое: потолок, стены и измятая подушка», «желтели…тетради и бумаги», «желтело от него и лицо Павла».

В рассказе метафорически сближаются грязный городской туман и «грязная» болезнь главного героя. Они несут в себе смерть. В тумане, который сравнивается с бесформенной желтобрюхой гадиной, гибнут запоздалые болезненно-яркие цветы. Из-за болезни Павел чувствует себя жалким, страшно одиноким, «как прокаженный на своем гноище ». Он решается на самоубийство и убийство проститутки Манечки именно в тот день, когда город с самого рассвета задыхался в желтом тумане.

В Петербурге Павел находится во власти чего-то фатального, не оставляющего никаких надежд на спасение. Здесь его беспощадно преследуют женщины с холодными и наглыми глазами. Когда Павел «спит и бессилен управлять своими чувствами и желаниями, они огненными призраками вырастают из глубин его существа; когда он бодрствует, какая-то страшная сила берет его в свои железные руки и … бросает в грязные объятия грязных женщин».

В экспрессивном описании города заметно влияние на Л.Андреева творчества Ш.Бодлера, Э.По. В сознании Павла город кишит женщинами, «как разложившееся мясо червями» . В этом городе он заболел и из-за болезни ощущает себя «в каких-то зловонных помоях» . Город производит жуткое и неприятное впечатление не только на Павла, но и на читателя: «на мостовой лежала липкая и серая грязь», «воздух неподвижен и тяжел», «по скользким, высоким стенам ползают мокрицы».

Равнодушный город покрыт мутным и холодным туманом. И Павлу непонятным и странным казалось то, «что в этом свинцовом, пахнущем гнилью тумане, продолжает течь какая-то своя, неугомонная и бойкая жизнь…» .

Образ Петербурга рассказа Леонида Андреева «В тумане» продолжает в русской литературе фольклорную традицию, согласно которой Петербург является центром зла и преступления, страдания и смерти.

3.3 «Город»

Наиболее полно и характерно для творчества Леонида Андреева городской пейзаж представлен в рассказе под названием «Город», написанном в 1902 году.

В рассказе говорится о небогатом чиновнике, который чувствует себя абсолютно одиноким среди тысяч людей, живущих в огромном городе. Петров очень боялся этого города, особенно днем, когда улицы полны чужих и незнакомых ему людей. У главного героя не было ни семьи, ни друзей. Не было никого вокруг, кому бы он мог рассказать о своих переживаниях и страхах. В городе «каждый … человек был отдельный мир, со своими законами и целями, со своей особенной радостью и горем, - и каждый был как призрак, который являлся на миг и, неразгаданный, неузнанный исчезал. И чем больше было людей, которые не знали друг друга, тем ужаснее становилось одиночество каждого».

На фоне всеобщего отчуждения Петров все же ищет человеческого общения. Раз в год, на Пасху, он встречает в доме господ Василевских другого несчастного чиновника. Их встречи постепенно перерастают в знакомство. Между ними вроде бы устанавливаются приятельские отношения, где проявляются чувства радости, беспокойства, огорчения. Но душевных бесед не получается, а в немногословных разговорах каждый из них говорит о своем. В конце концов, они даже остаются друг для друга (и для читателей) безымянными: другой чиновник в воспоминаниях Петрова лишь «тот» , сам Петров для «того» - «горбатенький».

С одной стороны, герой Леонида Андреева - рядовой, слабый человек, он принадлежит к безликой массе жителей города. Каждый день Петров ходил на службу, зимой изредка бывал в театре, а летом ездил к знакомым на дачу. Жизнь его текла размеренно и однообразно, как у всех, и «измерялась» сменой времен года.

С другой стороны, писатель выделяет из толпы маленького чиновника, который интуитивно осознает мелкость и обыденность своей личности. В отличие от остальных жителей города Петров задумывается о том, почему он одинок среди множества людей, почему возникают преграды на пути сближения человека с человеком. Непонимание и одиночество приводят Петрова к своеобразному протесту. В пьяном бунте со слезами он кричит: «Все мы люди! Все братья!» . Герой Андреева почти буквально повторяет восклицания Башмачкина из гоголевской повести: «Я брат твой», «Зачем вы меня обижаете?»). Петров протестует под влиянием алкоголя, но выразить свои страдания по-другому он просто не может.

В этом рассказе Андреев продолжает развивать тему «маленького человека» в литературе. Писатель, однако, не акцентирует внимание на невысоком социальном положении чиновника, на притеснениях его со стороны господ. В.А.Мескин справедливо замечает: «трагедия здесь не в том, что индивидуальность отвергает общество, и не в том, что общество отвергает индивидуальность , а в том, что индивидуальности не составляют единого общества». Мескин В.А. Между «двух правд» // Андреев Л.А. Красный смех. Ремизов А.М. Петушок. М., 2001. С.93-94.

Разобщение людей происходит в границах города. В описании этого города наблюдается тяготение Андреева к гиперболизации. Это и понятно, ведь читатель видит городской пейзаж глазами запуганного Петрова. «Город был многолюден и громаден» - эти характерные особенности повторяются в тексте в разных вариациях несколько раз.

Городской пейзаж конкретизируется в экспрессивно насыщенных описаниях улиц и домов. «Колоссальной тяжестью своих каменных раздутых домов он ‹город› давил землю, на которой стоял, и улицы между домами были узкие, кривые и глубокие, как трещины в скале» . Улицы, «изломанные, задохнувшиеся, замершие в страшной судороге», одушевляются, наделяются способностью быть охваченными паническим страхом, бежать из города в открытое поле. Но, как и Петров, улицы находятся в плену города. Дома же уподобляются обезличенным жителям: «то краснеющие холодной и жидкой кровью свежего кирпича, то окрашенные темной и светлой краской, они с непоколебимой твердостью стояли по сторонам, равнодушно встречали и провожали, теснились густой толпой и впереди и сзади, теряли физиономию и делались похожи один на другой…» .

Леонид Андреев не стремился объективно воссоздать какой-то реальный город в своем произведении, хотя в нем и угадываются черты Петербурга. Для писателя гораздо важнее передать эмоциональное восприятие города его обитателем, показать взаимоотношение субъекта сознания (Петрова) и объекта изображения (города).

Город выступает по отношению к герою как «что-то упорное, непобедимое, равнодушно-жестокое». Петров находится во власти каменного города, чувствует себя «песчинкой среди других песчинок» и задыхается от одиночества.

Город-исполин, созданный когда-то руками человека, оживает, абстрагируется и начинает жить самодостаточной жизнью. Он безжалостно «умерщвляет» своих жителей: Смирновых, Антоновых, Никифоровых. И «маленький человек» Л.Андреева, затерянный в городских меблированных комнатах, обезличивается под влиянием жизни в этом городе. Петров, однако, не смиряется со своим положением и пытается «восстать» против злого рока судьбы, но все заканчивается победой равнодушного города. «Огромный город стал еще больше, и там, где широко расстилалось поле, неудержимо протягиваются новые улицы, и по бокам их толстые, распертые каменные дома грузно давят землю, на которой стоят. И к семи бывшим в городе кладбищам прибавилось новое, восьмое».

Таким образом, город Андреева парадоксален, дисгармоничен. Он не соединяет, а, наоборот, разъединят людей, живущих в нем. Город выступает символом одиночества, символом разобщающего начала. Мистический город губит людей, превращая их в призраков. Он чужд человеку и представляет для него пространство ужаса и духоты. Этот «мертвый» город, захватывающий свободное поле, никому не оставляет надежд на «воскрешение».

Заключение

Мы рассмотрели образ города в ранних рассказах Леонида Андреева на примере произведений, которые Л.Иезуитова относит к рассказам «философского настроения». Именно в них образ города отразился наиболее ярко и полно, здесь он играет значительную роль.

В описании города проявилось трагическое мировосприятие писателя. Город выступает по отношению к герою как враждебное и губительное начало. В пределах городского пространства над человеком независимо от его социального положения в обществе, возраста, жизненного опыта властвует роковая сила, фатальная предопределенность судьбы. И Л.Андреев не видел возможностей преодоления этого зла цивилизации. По мнению писателя, формировавшегося в эпоху религиозного нигилизма и разочарования в материалистических теориях «общественного прогресса», неладно что-то в самых глубинных основах жизни людей.

Библиографический с писок

I. Художественная литература

1.Андреев Л.Н. Собрание сочинений в 6-ти томах. Т.1. М., 1990.

II. Научная и критическая литература

1. Ачатова А.А. Своеобразие жанра рассказа Л.Андреева начала 900-х годов // Проблемы метода и жанра. Томск, 1977. Вып. 5.

2. Бахтин М.М. Эпос и роман. СПб., 2000.

3. Богданов А. Между стеной и бездной // Андреев Л.Н. Собрание сочинений в 6-ти томах. Т.1. М., 1990.

4. Гречнев В.Я. Русский рассказ конца 19-20 века. Л., 1979.

5. Долгополов Л. На рубеже веков: О русской литературе конца 19 - нач.20 века. Л., 1985.

6. Зобов Р.А., Мостепаненко А.М. О типологии пространственно-временных отношений в сфере искусства // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л., 1974.

7. Иезуитова Л.А. Творчество Леонида Андреева (1892-1906). Л., 1976.

8. Карпов И.П. Слово Леонида Андреева // Андреев Л.Н. Красный смех. Ремизов А.М. Петушок. М., 2001.

9. Келдыш В.А. Русский реализм начала 20 века. М., 1975.

10. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе рубежа 19-20 вв. М., 1990.

11. Кулова Т.К. Творческие искания Леонида Андреева // Критический реализм 20 в. и модернизм. М., 1967.

12. Левин Ф. Л.Н.Андреев // Андреев Л. Повести и рассказы. Куйбышев, 1981.

13. Лихачев Д.С. Внутренний мир художественного произведения // Вопросы литературы. 1968. №8.

14. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1971.

15. Мескин В.А. Между «двух правд» // Андреев Л.А. Красный смех. Ремизов А.М. Петушок. М., 2001.

16. Мескин В.А. Художественный метод Леонида Андреева и экспрессионизм // Проблемы поэтики русской литературы 19 в. М., 1983.

17. Михеева Л.Н. С думой о России, о человеке: Страницы творчества А.И.Куприна, И.А.Бунина, Л.Н.Андреева. М., 1992.

18. Московкина И.И. «Красный смех»: Апокалипсис по Андрееву // Андреев Л.А. Красный смех. Ремизов А.М. Петушок. М., 2001.

19. Муратова К.Д. Леонид Андреев // История русской литературы. Т.4. Л., 1983.

20. Новикова Т.Н. Поэтика жанра рассказа 80-90-х годов 19 в. в русской критике // Проблемы поэтики русской литературы 19 в. М., 1983.

21. Смирнова Л.А. Творчество Л.Н.Андреева: Проблемы художественного метода и стиля. М., 1986.

22. Соколов А.Г. История русской литературы конца 19 - начала 20 века. М., 1999.

23. Топоров В.Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследование в области мифопоэтического: Избранное. М., 1995.

24. Успенский Б. Поэтика композиции. СПб., 2000.

25. Шипачева Н.А. «Язык и стиль рассказа Л.Н.Андреева «Город» // Русская речь. 1988. №3.

III. Справочная литература

1. Краткая литературная энциклопедия. В 9-ти томах. Т.9. М., 1971.

2. Литературный энциклопедический словарь. М., 1987.

Размещено на Allbest.ru

Подобные документы

Становление творческой индивидуальности Л. Андреева. Богоборческая тематика в рассказах "Иуда Искариот" и "Жизнь Василия Фивейского". Проблемы психологии и смысла жизни в рассказах "Большой шлем", "Жили-были", "Мысль", "Рассказ о Сергее Петровиче".

курсовая работа , добавлен 17.06.2009


Начало литературной деятельности Л.Н. Андреева. Ранние рассказы "Петька на даче", "Ангелочек". Рассказы "Жизнь Василия Фивейского" и "Красный смех", их место в развитии специфического художественного метода и стиля писателя. Идейные поиски в годы реакции.

презентация , добавлен 17.04.2013


Личность и творческая судьба писателя Л.Н. Андреева. Понятие заглавия, персонажа, пространства и времени в произведениях. Анализ рассказов "Иуда Искариот", "Елезар", "Бен-Товит". Различия и сходство между андреевскими рассказами и евангельскими текстами.

дипломная работа , добавлен 13.03.2011


Двойственность образа Петербурга в литературе XIX века. Петербург как воплощение антигуманной государственности. Петербургские "проклятые вопросы" в творчестве писателей-шестидесятников. Тема Петра Первого. Семантика скульптуры царя в пространстве города.

курсовая работа , добавлен 14.12.2013


Краткая летопись жизненного и творческого пути Л.Н. Андреева. Вхождение в большую литературу и расцвет творческой карьеры. Художественное своеобразие "Рассказа о семи повешенных" Л.Н. Андреева. Проблема борьбы добра со злом. Вопрос о жизни и смерти.

курсовая работа , добавлен 20.05.2014


Автобиографическое начало произведений, образ города в мировой литературе XX века. Джеймс Джойс и общая картина мира в произведении "Улисс" ("больной книги больного века"). Гюнтер Грасс: воплощение противоречий современной эпохи в "Жестяном барабане"

курсовая работа , добавлен 03.03.2010


Обзор категорий Добра и Зла в русской культуре. Жизнеописание Нежданова - главного героя романа И.С. Тургенева "Новь". Образ Иуды в произведении Леонида Андреева "Иуда Искариот". Особенности сюжета о Христе и Антихристе. Жизнеописание князя Святополка.

реферат , добавлен 28.07.2009


Поселения в окрестностях Аткарска. Определение понятия "образ". Стихотворения Ю.П. Анненкова, в которых встречается образ города Аткарска. Художественная специфика образа населенного пункта. Использование сравнения, эпитета, анафоры и метафоры.

реферат , добавлен 19.01.2011


Объем теоретических понятий "образ", "традиция", "картина мира", "поэтика". Связь "картины мира" и "поэтики" русского футуризма и рок-поэзии. Художественная трактовки образа города в творчестве В.В. Маяковского. Образ города в творчестве Ю. Шевчука.

курсовая работа , добавлен 10.02.2011


Анализ художественных составляющих образа дома в драматургии Николая Коляды. Образ дома в русской фольклорной и литературной традициях. Его модификации в драме. Описания пространства города, где живут герои. Роль интерьера и предметной детали в пьесах.

В.А. Мескин

Придет время, я нарисую людям потрясающую картину их жизни

Из дневника Андреева-гимназиста

Литературная слава Леонида Андреева (1871-1919) - прозаика, драматурга, критика, журналиста - росла стремительно. Еще до выхода первой книги «Рассказов» в 1901 г., его художественные произведения, опубликованные в газетах и журналах, имели большой успех. Пожалуй, ни один крупный критик не прошел мимо его творчества. Положительных откликов было больше, и даже его оппоненты, такие, как 3. Гиппиус, безоговорочно признавали его талант, называя «звездою первой величины». В конце первого десятилетия нового века, когда теплую дружбу Андреева и Горького уже охладил первый ледок отчуждения, Горький, тем не менее, признает Андреева «самым интересным писателем... всей европейской литературы». Андреева при жизни переводили, издавали в Европе, Японии. Известный современный венесуэльский писатель Р.Г. Паредес называет его «учителем в области... рассказа».

В последние годы, после десятилетий официального полузапрета, искусственного полузабвения, и у нас все выше поднимается вторая волна читательского, научного интереса к Андрееву. Творчество писателя в полном объеме возвращается в нашу культуру вместе с творчеством других ее видных представителей, ранее полностью или полуизгнанных. Возвращаются Соловьев и Бердяев, Мережковский и Гиппиус, Минский и Бальмонт, Шмелев и Ремизов, Цветаева и Гумилев, Зайцев и Набоков, многие другие. Попытка отлучения от родины этих видных деятелей духовной жизни рубежа XIX-XX вв. явилась следствием того, что их видение мира и человека не совпадало с господствовавшей идеологией, утвержденной государством после 1917 г.

Они не были единомышленниками, между ними велись жесткие полемики, некоторые с годами меняли свои убеждения, но их объединял страстный поиск истины, отказ от упрощенного подхода к объяснению мира, человека, общества, истории. Все они, гуманисты, сочувствовали униженным и оскорбленным, некоторые в годы, когда, по словам Ленина, «марксистами становились все», «переболели» марксизмом или, как Андреев, «тяготели» к социал-демократии. Однако еще до кровавых событий 1905 г., а тем более после них многих носителей высокой культуры испугала все более и более популярная в массах внешне привлекательная и неновая идея быстрого (революционного) устройства счастливой жизни всех людей.

Сейчас трудно отрицать, что они были прозорливы, отвергая путь к социальному раю через кровь и «справедливое» перераспределение земных благ. Их пугал исходный марксистский принцип коллективной (классовой) вины и ответственности, позволяющий человеку свободнее относиться к ответственности личной. Их возмущало то, что, делая фетиш из будущего, партии, класса, борьбы, революционеры равнодушно проходят мимо человека, его внутренних, очень труднопредсказуемых потенций. Многие из позже изгнанных «звали (революционную.- В. М.) интеллигенцию задуматься... предотвратить беду - пока не поздно. Однако зов их не был услышан».

Этот призыв был обращен к тем, кто, по традиции XIX в., возлагал вину за все народные беды только на «среду», «условия», наивно полагая, что с изменением «среды», конституции, морального кодекса легко меняется человеческая природа. «Возлагая ответственность на условия, то есть опять на среду, он (механистический, социальный детерминизм.- В. М.) как бы изымал личность и из (личной.- В.М.) ответственности, и из среды». Одним из первых этот вопрос в литературе поднял еще Достоевский, указавший на опасность «подпольного человека», скрытого чуть ли не в каждом.

Писатель всматривается в двуединую сущность людей, по сути дела, принимает тезис Вл. Соловьева: «Человек есть вместе и Божество и ничтожество». Альтруизм, жертвенность, любовь, верность на страницах андреевских произведений даны нередко в сплаве с мизантропией, эгоизмом, ненавистью, изменой. При этом, будучи атеистом, писатель отвергает путь спасения, указанный этим философом: «Бога я не прийму...»

Андреев пытается выстроить свою концепцию человека, снова и снова возвращается к вопросу, что же в нем доминирует, в чем смысл жизни, что есть истина. Мучительные, вечные вопросы он задает себе, своим друзьям. В письме В. Вересаеву (июнь 1904 г.): «Смысл жизни, где он?»; Г. Бернштейну (октябрь 1908 г.): «...кому сочувствовать, кому верить, кого любить?». В поисках ответа писатель сводит в непримиримой схватке характеры-антиподы, еще яростнее схватки противоположных начал в душах его персонажей.

Как и близкие ему писатели демократических убеждений - Горький, Серафимович, Вересаев, Телешов, он отображает вопиющие социальные контрасты своего времени, но прежде всего Андреев стремится показать диалектику мысли, чувства, внутренний мир каждого персонажа - от генерал-губернатора, фабриканта, священника, чиновника, студента, рабочего, революционера до мальчика на побегушках, пьяницы, вора, проститутки. И кто бы ни был его герой, он не прост, у каждого «свой крест», каждый страдает.

Блок, прочитав повесть «Жизнь Василия Фивейского», почувствовал «ужас при дверях». Мировидение ее автора было трагичнее, чем у многих других писателей-современников. «...в его душе не было благополучия, - вспоминал Г. Чулков, - он был весь в предчувствии катастрофы». Не было надежды на исправление человека, не было моральной опоры: все казалось обманчивым, зловещим. Близкие друзья, с кем печатался под одной обложкой альманаха «Знание», с кем ночи напролет спорил в кружке «Среда», отчасти обретали такую опору, надежду либо в упомянутой уже идее революционного переустройства жизни (как Горький), либо в идее «естественного человека» (как Куприн), либо в идеях, близких к пантеизму (как Бунин, Зайцев) и т. д. Легче было и тем, с кем «знаниевцы» вели непрерывную полемику - соловьевцам-богоискателям, группировавшимся вокруг журнала «Новый путь» (Мережковский, Гиппиус и др.). Находясь в оппозиции к правительству, к официальной, «послушной государству» церкви, эти деятели отстаивали путь христианского спасения, путь нравственного самоочищения: они могли надеяться на Бога.

Н. Бердяев утверждал, что в движении истории периоды, когда человек особенно чувствует свою причастность к Богу, сменяются другими, когда человек отрицает и эту причастность, и самого Бога. Андреев жил в эпоху низвержения богов, а также разочарований и в нерелигиозных теориях «общественного прогресса». Тема «кризиса жизни» не сходила со страниц журналов, книг. «Бог умер», - заявил Ф. Ницше, фиксируя тем самым рождение нового взгляда на жизнь, людей, мир. Мысль о Боге на протяжении столетий определяла смысл человеческого существования, и отказ от нее не мог пройти безболезненно. Человек ощутил свое одиночество во вселенной, его охватило чувство беззащитности, страха перед бесконечностью космоса, таинством его стихий. Страх, как известно, - основной модус человеческого существования в мироощущении экзистенциалистов. Страх - спутник абсурда, когда человеку вдруг открывается, что он одинок - Бога нет!

Ни одна спасительная идея не убеждала Андреева - скептика и безбожника, тщетно искавшего веры-опоры. «До каких неведомых и страшных границ дойдет мое отрицание? - писал он в уже упомянутом письме Вересаеву. - Вечное «нет» - сменится ли оно хоть каким-нибудь „да”?» Близкие писателя утверждали, что боль его персонажей была его болью, что тоска не уходила из глаз художника и мысль о самоубийстве часто преследовала его. Один из самых высокооплачиваемых литераторов начала века, он тяготился свалившимся на него богатством, едко иронизировал над собой, сытым, пишущим о голодных, и очень щедро делился с неимущими собратьями по перу.

Рассказ «В подвале» (1901) повествует о несчастных, озлобленных людях, находящихся на дне жизни. Сюда попадает молодая, одинокая женщина с младенцем. Отчаявшиеся люди тянутся к «нежному и слабому», чистому существу. Бульварную женщину хотели было не подпускать к ребенку, но она истошно требует: «Дай!.. Дай!.. Дай!..» И это «осторожное, двумя пальцами, прикосновение к плечику» как прикосновение к мечте. «...Озаряясь улыбкой странного счастья, стояли они, вор, проститутка и одинокий, погибший человек, и эта маленькая жизнь, слабая, как огонек в степи, смутно звала их куда-то...»

Влечение к другой жизни у андреевских персонажей - чувство врожденное. Ее символом может оказаться и случайный сон, и дача-усадьба, и елочное украшение. Вот подросток Сашка из рассказа «Ангелочек» (1899) - неприкаянный, полуголодный, на весь мир обиженный «кусака», кому «временами... хотелось перестать делать то, что называется жизнью», - видит на рождественской елке воскового ангелочка. Нежная игрушка становится для ребенка символом какого-то иного мира, где люди живут по-другому. Она должна принадлежать ому! Ни за что на этом свете он не пал бы на колени, но ради ангелочка... И снова страстное: «Дай!.. Дай!.. Дай!..»

Позиция автора этих рассказов, унаследовавшего от Гаршина, Решетникова, Г. Успенского боль за всех несчастных, гуманна и требовательна. Однако в отличие от своих предшественников Андреев жестче, очень скупо отмеряет обиженным жизнью персонажам толику покоя. Их радость мимолетна, призрачна. Так, наигравшись ангелочком, Сашка, может быть, впервые засыпает счастливый, а восковая игрушка в это время тает от дуновений печки, как от дуновений злого рока: «Вот ангелочек встрепенулся, словно для полета, и упал с мягким стуком на горячие плиты». Не такое ли падение переживет, проснувшись, Сашка? Об этом автор тактично умолчал.

У Андреева, кажется, нет ни одного счастливого финала. Эта особенность произведений еще при жизни автора поддерживала разговоры о его «космическом пессимизме». Однако трагическое не всегда напрямую связано с пессимизмом. В ранней статье «Дикая утка» (об одноименной пьесе Ибсена) он писал: «...опровергая всю жизнь, являешься ее невольным апологетом. Никогда не верю я так в жизнь, как при чтении «отца» пессимизма Шопенгауэра: человек думал так - и жил. Значит, могуча и непобедима жизнь». Будто предвосхищая одностороннее прочтение своих книг, он утверждал, что если человек плачет, то это не значит, что он пессимист и жить ему не хочется, и наоборот, не всякий, кто смеется, оптимист и ему весело. Об «израненной и больной» душе Андреева писал Б. Зайцев. И он же утверждал: «А жизнь он любил страстно» .

«Две правды», «Две жизни», «Две бездны» - так формулировали понимание андреевского творчества уже в заглавиях своих работ его современники. В разных рассказах он дает разное видение того, что кроется, по его мнению, в глубине: человеческой души. «Леонид Николаевич, - писал Горький, - мучительно резко... раскалывался надвое: на одной и той же неделе он мог петь миру: «Осанна» - и провозглашать ему: „Анафема”!..» И нигде не было, так сказать, игры на публику, везде искреннее желание дойти до сути. «Было очень много Андреевых, - писал К. Чуковский, - и каждый был настоящий».

«Какая же из «бездн» сильнее в человеке?» - снова и снова возвращается к этому вопросу писатель. По поводу «светлого» рассказа «На реке» (1900) Горький прислал восторженное письмо Андрееву: «Вы любите солнце. И это великолепно, эта любовь - источник истинного искусства, настоящей, той самой поэзии, которая оживляет жизнь». Однако несколько месяцев спустя им же был написан один из самых жутких рассказов в русской литературе под названием «Бездна» (1902). Это психологически убедительное, художественно выразительное исследование падения человеческого в человеке. Чистую девушку распяли «недочеловеки» - страшно, но еще страшнее, когда так же, по-звериному в конце концов ведет себя интеллектуал, любитель романтической поэзии, трепетно влюбленный юноша. Еще чуть-чуть «до того» он и не подозревал, что зверь таится в нем самом. «И черная бездна поглотила его» - такова финальная фраза этого рассказа.

Про Гаршина, Чехова говорили, что они будят совесть, Андреев будил разум, будил тревогу за людские души.

Добрый человек или доброе начало в человеке если и одерживают в его произведениях относительную моральную победу (например, «Жили-были» и «Гостинец», оба - 1901), то лишь на пределе концентрации всех усилий. Зло в этом смысле мобильнее, побеждает увереннее, особенно если конфликт внутриличностный. Доктор Керженцев из рассказа «Мысль» (1902) от природы человек неглупый, тщеславный, способный на сильные чувства. Однако всего себя и весь свой ум он употребил на замысел коварного убийства своего бывшего, в чем-то более удачливого в жизни друга - мужа любимой женщины, а затем на казуистическую игру со следствием. Он убежден, что владеет мыслью, как опытный фехтовальщик шпагой, но в какой-то момент самолюбивая мысль предает своего носителя и жестоко разыгрывает человека. Ей становится как бы тесно в его голове, скучно удовлетворять его интересы. Керженцев доживает свой век в сумасшедшем доме. Пафос андреевского рассказа противопоставлен пафосу поэмы Горького «Человек» - гимну созидающей силе человеческой мысли.

Отношения с Андреевым Горький охарактеризовал как «дружбу-вражду» (чуть корректируя схожее определение, данное в андреевском письме к нему от 12 августа 1911 г.), Да, была дружба двух больших писателей, бивших, по словам Андреева, «по одной мещанской морде» самодовольства и самоуспокоения. Аллегорический рассказ «Бен-Товит» (1903) - яркий пример такого андреевского удара. Сюжет его движется как бы бесстрастным повествованием о двух внешне слабо связанных событиях: у «доброго и хорошего» жителя поселка близ горы Голгофы заболел зуб, а в это же время на самой горе приводят в исполнение решение суда над каким-то проповедником Иисусом. Несчастный Бен-Товит возмущен шумом за стенами дома, он действует ему на нервы. «Как они кричат!» - возмущается этот человек, «не любивший несправедливости», обиженный тем, что никому нет дела до его страданий...

Была дружба писателей, воспевавших героические, бунтарские начала личности. Автор «Рассказа о семи повешенных» писал Вересаеву: «А красив человек, когда он смел и безумен и смертью попирает смерть».

Верно и то, что между писателями было взаимное непонимание, «вражда». Несправедливо сказать, что Горький не видел, не описал потенциально опасных, черных начал в человеке, особенно в произведениях, созданных на рубеже двух столетий, но он при этом нес убеждение, что зло в человеке истребимо, как уже говорилось, усилиями извне: добрым примером, мудростью коллектива. Он резко критикует андреевский «баланс бездн», мысль о сосуществовании антагонистических начал в человеке и в статьях, и в частных письмах. В ответ Андреев пишет, что не разделяет оптимизма своего оппонента, выражает сомнения, что «бодрая» беллетристика способствует устранению человеческих пороков.

Без малого сто лет отделяют нас от этого спора. Однозначный ответ все еще не найден. И возможен ли он? Жизнь дает убедительные примеры для доказательства обеих точек зрения. К сожалению, неоспорима правота Андреева, убеждавшего, что человек таинственно непредсказуем, заставлявшего читателя не без опаски всматриваться в самого себя.

Предлагаемый для чтения рассказ «Предстояла кража» (1902) малоизвестен: очень ограниченный список произведений писателя тиражировался в советский период. Это очень андреевское по стилю произведение. Есть авторы, которые удивительно точно словом, словно тонкой кисточкой, изображают и природу, и предметный мир, и внутреннее состояние человека. Многоцветная игра тонов, полутонов создает впечатление живой жизни во всем ее подвижном многообразии света и тени. Мастерами такой манеры письма были, например, Чехов, Бунин, Зайцев. Андреев, ценивший «уроки» Чехова, обращается к другой манере. Ему важнее не изобразить явление, которое привлекло его внимание, а выразить к нему свое отношение. Андреевское повествование часто обретает форму выкрика, контрастного очертания в черных и белых красках. Автор будто боится быть непонятым в мире слабовидящих и слабослышащих. Это творчество повышенной экспрессивности. Эмоциональность, выразительность отличают произведения Достоевского, высоко чтимого Андреевым Гаршина. Как и писатели-предшественники, Андреев пристрастен: к сопряжению крайностей, излому, надрыву, гиперболизации и т. д.

Тенденция к предельной выразительности заявляет о себе в рассказе «Предстояла кража» уже в описании обстановки дома, улицы, поля. Черные предметы резко выделяются на белом фоне, и наоборот. Это противопоставление зеркально отражает борьбу света и мрака в душе главного персонажа. Самые первые критики писателя заметили, что если Андреев говорит о молчании, то «гробо­вом», если описывает крик, то до «хрипоты», если хохот, то «до слез», «до истерики». Именно эту тональность держит автор дан­ного произведения от первой фразы до последней. Характерен в этом смысле и главный персонаж рассказа: он не просто вор, но и убийца, насильник, грабитель, предельно насыщенный образ, вобравший в себя все возможные криминальные пороки. Обобщению способствует и то, что автор лишает его имени, называя просто «человек». Такая насыщенность характера делает более выразительным поворот в его сюжетном развитии. Вдруг в душе такого человека вспыхивает спасительная добрая искра. Нет абсолютной привычки к злодейству, даже у такого не утерян «рефлекс на свет».

Андреев максимально обостряет конфликт, но не разрешает его. Найденный «сегодня» выход из тупика совершенно не означает, что тот же выход, так сказать, сработает завтра. Помните пасхальное примирение Баргамота и Гараськи в хрестоматийно известном рассказе Андреева? Могла ли быть долговечной завязав­шаяся дружба городового и пьяницы?

Нет, конечно. Не случайно Горький усмотрел в финале «умненькую улыбочку недоверия» автора, печальную улыбку. В душевной схватке света и мрака в данном рассказе тоже вроде бы побеждает свет. Надолго? Навсегда? Но почему вдруг «диким хохотом разразились... дома, заборы и сады»?

Кроме преступника и щенка в рассказе есть еще один персонаж, который более или менее зримо присутствует на страницах почти всех андреевских произведений, - рок. Писатель мастерски умеет создать атмосферу его присутствия за спиной персонажа, где бы он ни находился: в доме, в поле, в море или даже в церкви. Вселяясь в человека, рок делает его своей марионеткой, превращает в послушный себе инструмент. Рок - повелитель времени и пространства. Если он и отступает, то только для того, чтобы поиграть, расслабить человека, а затем больнее ударить. Художественной субстанцией этой злой силы у Андреева чаще всего выступают ночь, тьма, мрак, тень, которые на равных с персонажами участвуют в сюжетных событиях. И в предлагаемом читателям рассказе персонаж действует будто под давлением какой-то внешней силы. Человеческое побеждает в человеке, но не потому ли, что тьма «собирается где-то далеко», а «он идет в светлом круге»?

Ключевые слова: Леонид Андреев,писатели Серебряного века,экспрессионизм,критика на творчество Леонида Андреева,критика на произведения Леонида Андреева,анализ произведений Леонида Андреева,скачать критику,скачать анализ,скачать бесплатно,русская литература 20 века