Данте Алигьери На рубеже XIII и XIV веков в Италии расцветает талант одного из самых великих поэтов.Данте Алигьери родился во Флоренции, первой в мире буржуазной республике, и хотя происходил из старинного аристократического рода, добровольно записался в ремесленный цех

ПРЕДИСЛОВИЕ. ДАНТЕ И МЫ «Три в одном - Отец, Сын и Дух Святой - есть начало всех чудес». Этим исповеданием Данте начинает, в «Новой жизни», жизнь свою; им же и кончает ее в «Божественной комедии»: Там, в глубине Субстанции Предвечной, Явились мне три пламеневших

Читаю сейчас это произведение - классику мировой литературы - в переводе Лозинского. Накопилось много вопросов, да и размышлений по ходу чтения немало. Их можно разделить на две группы. Первая - то, что касается конкретно текста «Божественной комедии». Как оказалось, это нечто вроде политического памфлета, по крайней мере, в значительно большей степени, чем художественное произведение. Без огромного количества ссылок и пояснений (спасибо редактору и переводчику) понять книгу нечего и пытаться! Без конца встречаются в тексте разные, хорошо известные автору и современнику личности (вельможи, священники, правители и т.п.) из числа политических противников, отбывающих заслуженное наказание в разных сегментах Ада. Собственно, описание Ада как такового кажется отнесённым на задний план, вытесненное исследованием незавидной судьбы бесчисленных взяточников, властолюбцев и т.п. Из-за этого чтение идёт туго, как если бы взяться за статьи Ленина или другого политика дореволюционного периода - с нападками на забытые уже политические фигуры и критикой исчезнувших в небытии партий.

Теперь о языке и переводе. Лозинский, как известно, получил Государственную премию за этот перевод - не умаляя значения титанической работы, проделанной переводчиком по установлению персоналий и расшифровке намёков в тексте, воодушевиться поэзией я никак не могу. Пусть стихотворный размер:

Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.

Nel mezzo del cammin di nostra vita
mi ritrovai per una selva oscura,
ché la diritta via era smarrita.

диктуется первоисточником, но чудовищный подбор слов! Я таких и не видывал никогда, а когда видел - не представлял, чтобы их употребляли в таком значении:) А построение фраз! А совершенно фантастические переносы ударений, нужные для того, чтобы придать хоть какую-то рифму и ритм стиху...

Главное, что все эти приёмы вполне допустимы и нормальны в стихосложении, но в такой концентрации оказываются явно лишними читать текст по-настоящему тяжело. Я, по крайней мере, удовольствия не испытываю:(Шекспир писал на староанглийском, но его переводили на русский так, что я читал с удовольствием: и Гамлет, и Короля Лира, и другие трагедии - ещё в школе, и даже для собственного удовольствия учил наизусть. А тут какая-то мешанина получается.

«”Божественная комедия” - архаическая же вещь, поэтому в стиле нужна архаика, а у Лозинского ее явно недостаточно»

Перевод одного из основополагающих поэтических текстов европейской литературы, «Божественной комедии» Данте, вот уже больше полувека неразрывно связан для обычных читателей с именем переводчика Михаила Лозинского. Именно с его подачи мы воспринимаем дантовские строки как величавые и правильные, словно бы высеченные из мрамора, пятистопные ямбы: «Земную жизнь пройдя до половины, Я очутился в сумрачном лесу, Утратив правый путь во тьме долины» и т.д.

Между тем существует полный русский перевод «Божественной комедии», построенный на совершенно других эстетических и поэтических принципах. Причём выполнил его не сумасшедший графоман, считающий, что «он один знает как надо», а уважаемый профессор МГУ, литературовед и филолог Александр Анатольевич Илюшин (р. 1940).

Среди его переводов с итальянского: «Божественная комедия» Данте Алигьери (1995), с французского: «Ода Приапу» Алексиса Пирона (2002), с английского: фрагмент пьесы «Гамлет» Уильяма Шекспира (2011), с польского: поэма Адама Мицкевича «Уголино» (2011), цикл «CarminaVaria» Симеона Полоцкого (2014), с украинского: стихотворения Тараса Шевченко (2014) и др.

Среди наград: Именная золотая медаль Дантовского общества, г. Флоренция (1996), медаль г. Равенна (1999), медаль Дантовского центра Равенны (1999).

С Александром Анатольевичем встретилась Елена Калашникова , автор книги «По-русски с любовью. Беседы с переводчиками».

Когда к вам пришла идея перевести «Божественную комедию»? Задолго ли до полной реализации замысла?

А. А. Илюшин: Длилось это лет пятнадцать примерно с некоторыми перерывами. Начал я еще в 1960-е, а закончил в 1980-м году, в день смерти Высоцкого. Существует два полных издания. Издание 1995 года вышло скромным тиражом — 1000 экземпляров, что по сегодняшним понятиям вроде не так уж и мало, а в 2008-м «Дрофа» выпустила мой перевод, и тираж там уже 5000. Есть еще издание «Божественной комедии» 1988 года. В нем примерно половина моих переводов — «Ад» полностью, а «Чистилище» и «Рай» в извлечениях и фрагментах, ну и всякие приложения. Назову также сокращенную републикацию своего перевода в хрестоматии по зарубежной литературе Средневековья, предназначенной для студентов-гуманитариев.

Почему вам захотелось перевести «Божественную комедию»? В много ее переложений, в основном, правда, неполных, а самый известный перевод сделан Михаилом Лозинским. А вы первый перевели «Комедию» на русский размером подлинника.

А. А. Илюшин: Игорь Федорович Бэлза, среди прочего — ответственный секретарь серийного издания «Дантовские чтения», одобрял мои дантологические штудии. Я статью написал по сюжету Уголино в Аду и отдал ее в журнал «Советское славяноведение» (сейчас он называется просто «Славяноведение»). И мне тогда подумалось перевести эпизод про Уголино (это тридцать вторая и фрагментарно тридцать третья песни «Ада»), что я и сделал. Показал Бэлзе, он отнесся к этому положительно и привлёк меня к делу, когда формировалась Дантовская комиссия Совета по истории мировой культуры РАН.

В каком примерно году вы этот фрагмент переводили?

А. А. Илюшин: Вторая половина 1960-х годов. Я тогда еще не думал, что все переведу, просто перевел этот фрагмент для статьи. Сначала переводил отрывки из разных частей — то, что больше интересовало. Переводил кусочками, а потом: «А давай все переведу!» К тому времени накопилась уже гора публикаций. И я начал форсировать то, что было от случая к случаю, чуть не сказал: только этим и занимался… Нет, конечно, занимался и другими вещами — и свою родную университетскую русистику не забывал. Кстати, в университете я и сейчас работаю. А чего ради переводил? Есть ведь другие переводы, и не так мало их, и есть отличный перевод Лозинского — это, конечно, очень значительная вершина.

Все переводы «Божественной комедии», включая самый лучший, Лозинского, не являются эквиритмичными. Лозинский перевел весь текст пятистопным ямбом, а Данте писал эндекасиллабом — это итальянский силлабический одиннадцатисложник без разбивки на стопы. Для силлабистов важны в стихе не стопы, а слоги. Мы говорим: ямб, хорей, дактиль, а если перейдем на язык силлабистов, то четырехсложник, одиннадцатисложник, двенадцатисложник… Это одна из мотивировок: мне захотелось реанимировать русскую силлабику, у нас же, в русской поэзии, силлабика была в XVII-м и частично в XVIII веке.

Любимые места у вас во всех частях «Комедии» или где-то больше?

А. А. Илюшин: Во всех. «Inferno» («Ад») написан тем же стихом, что и «Paradiso» («Рай») и «Purgatorio» («Чистилище»). «Purgatorio» занятное слово. Знаете, есть такое лекарство, слабительное — «Пурген»? Так вот, название его от латинского слова «чистить». А как силлабика звучит по-русски? Прочитаю кусочек в своем переводе. В конце «Рая» Данте вдруг оказался далеко от своей Беатриче, возлюбленной. Сначала он растерялся: где она? А потом увидел, что она очень далеко и подает ему какой-то непонятный знак.

О донна, ты, в ком все мои надежды
Сбылись, коль скоро, помощь мне даруя,
Пресекла Ада роковой рубеж ты,
Где след остался твой! Во всем, что зрю я,
Твоея силы и твоего блага
И доброту, и доблесть признаю я.

По твоему, не замедляя шага,
Пути я влекся из рабства к свободе:
Дана тобою мне эта отвага.
Храни меня и впредь в своей щедроте,
С тем чтобы дух мой, исцелен отныне,
Тебе угодным сбросил бремя плоти.

Я старался, чтобы русская силлабика была похожа на итальянскую. «Божественная комедия» — архаическая же вещь, поэтому в стиле нужна архаика, а у Лозинского ее явно недостаточно: она есть и даже, может быть, ее и не так мало, а хочется еще больше, чтобы яснее прочувствовалось. Поэтому я использовал славянизмы, высокий стиль. В последней терцине «Рая» у меня так получилось:

Но волю, жажду, иже мя ведоста,
Влекла кругами извечного цикла
Любовь, что движет и солнце и звезды.

У Лозинского: «Любовь, что движет солнце и светила». А в оригинале: «L’amor che move il sole e l’altre stella» — Любовь, которая движет солнце и другие звезды. То есть, Данте понимал, что Солнце — тоже звезда, больше того, он думал, что и Луна — звезда, у него первые небеса Рая — это небеса Луны, сфера Луны, сейчас это кажется наивным, но «primа stella» — это первая звезда от Земли, если подниматься в небесный Рай — первая звезда готовит за собой другую, третью…

Между прочим, я приложил руку к чертежам Дантовой вселенной. Конечно, профессиональный художник потом исправлял мою графику, но суть оставил — вот вам инфернальные недра земли, подземельный путь от ее поверхности к центру. В его представлении Земля — это шар, собственно мы тоже так считаем — «земной шар». Когда на небе поссорились ангелы — преданное большинство и враги, между ними началась война, победили приверженцы Бога, они сбросили с неба Сатану (он был ярким красавцем) — падая, он продолбил воронку и застрял в самом центре Земли (сделался безобразен). Вот чертежи Чистилища, Рая…

А есть ли у вас еще какие-то идеи больших переводов?

А. А. Илюшин: Одно время у меня было желание перевести Камоэнса «Лузиады», но не сбылось. Я не очень рвался к этой работе, а пока я не очень рвался, кто-то этих «Лузиад» перевел. Столь же безрезультатной оказалась мечта взяться за сонеты и романсы Сервантеса. То ли дело Пиронова «Ода Приапу» — мат-перемат, порнуха… Это вышло в книге «А.С. Пушкин. Тень Баркова», в приложении. Барков, конечно, знакомое вам имя. Самое последнее, что переводил, — Тараса Григорьевича Шевченко, и это вышло уже. Симеона Полоцкого — полоноязычные вирши. Он польский знал, но не очень хорошо. Этот цикл по-латыни называется «Carmina Varia» — «Разные песни». Переводил я его на церковно-славянский:

Старый и малый в путь ся припустиста
И для удобьства осла захватиста.
Старый младаго хотя ублажати,
И посади , а сам шел близь осляти.
Встречные люди старца обругаша :
«Отжени мальца, сам сяди!» — возваша.

Италия отметила вас наградами за перевод «Божественной комедии» именной золотой медалью Дантовского общества Флоренции в 1996-м, а в 1999-м медалью Дантовского центра Равенны.

А. А. Илюшин: Было такое. Когда мне давали золотую именную медаль во Флоренции, я должен был, согласно ритуалу, подойти к организатору дантовских дел, чтобы он надел мне медаль. Ему мешала моя борода, и он пробормотал, что, дескать, борода мешается, а я сказал: «Alza la barba». Это эпизод, когда Данте встретился в земном Раю на вершине чистилищной горы с Беатриче, и от стыда опустил голову. Чего ему стыдиться? Он считал, что он изменял Беатриче, потому что после ее смерти у него были другие женщины (она умерла будучи молодой замужней дамой). И она ему сказала: «Ну-ка, подними бороду!» вместо «подними голову» — унизила Данте. Смысл тут: «В глаза, в глаза мне смотри!» А он плачет и чуть ли не слепнет от ее красоты.

Вы несколько раз были в Италии. И какое впечатление она на вас произвела?

А. А. Илюшин: Я был в пяти городах — Равенне, Венеции, Флоренции, Риме, Падуе. Венеция очаровала, но во второй раз как-то меньше очаровала, а в третий я вообще поленился туда ехать. Рим мне не понравился, я не люблю столицы. Ни Берлин, ни Москву, ни Париж. Я обожаю провинцию, да и провинцию не всякую, а лишь такую, где сподручнее сочинять и переводить стихи.

Бессмертие «Божественной Комедии» и значение ее как одного из величайших творений мировой литературы определилось не ее сложной, требующей кропотливого изучения и детального комментария системой символов и аллегорий и не ее, наконец, полнотой отображения и воплощения средневековой культуры и средневекового строя мысли, а тем новым и творчески смелым, что сказал Данте о своих видениях и о самом себе, и тем, как он это сказал. Личность поэта, этого первого поэта нового времени, в своем глубоком и исторически конкретном содержании возвысилась над схемами схоластической мысли, и живое, поэтическое осознание действительности подчинило себе эстетические нормы, продиктованные традициями средневековой литературы. Заявляющий о себе уже в «Новой Жизни» «сладостный стиль», со всеми теми обогащениями, которые привнес в него гений Данте, сочетается в терцинах «Божественной Комедии» с невиданной до появления первых списков «Ада» силой материальночувственных воплощений поэтических образов, с могучим и суровым реализмом страстей, скульптурной выразительностью портретов и новой взволнованностью таких лирических и эпических шедевров, как рассказ о роковой любви Франчески да Римини и Паоло или мрачная повесть об изменнике Уголино.

Присутствие в «Божественной Комедии» подвижного и красочного народного говора флорентийских улиц, рынков и площадей; величавая и оправданная огромным опытом мысли и чувства сентенциозность поэмы, отдельные стихи-афоризмы которой утвердились в живом обиходе итальянского языка; наконец, широкая, несмотря на весь груз ее аллегорий, доступность «Божественной Комедии» в своих наиболее крупных поэтических ценностях многовековым читателям и на родине Данте, - далеко за ее пределами обусловили наряду со всем прочим то первенствующее место, которое она заняла в итальянской национальной культуре.

Трудности поэтического перевода, усугубляемые в данном случае историческими и творческими особенностями текста «Божественной Комедии», воздвигали, конечно, свои серьезные препятствия к знакомству с этим исключительным литературным памятником, в частности и перед русскими его истолкователями. Несколько имевшихся в нашем распоряжении старых переводов дантовского творения, в том числе переводы Д. Мина, Д. Минаева, О. Чюминой и других, были далеки или относительно далеки от достойной передачи и подлинного содержания и сложной стилистики оригинала.

Огромный труд воссоздания великого творения Данте на русском языке был ответственно и вдохновенно осуществлен только в советскую эпоху крупнейшим мастером поэтического перевода М.Л.Лозинским. Удостоенный в 1946 году Государственной премии I степени, труд этот имеет полное право на признание его выдающимся явлением в истории русской поэзии.

«Божественная Комедия» явилась крупнейшим достижением творческой биографии русского переводчика-поэта. Именно в работе над этим творением в особенности сказались основные достоинства советской переводческой школы: взыскательность требований к поэтической технике перевода и глубина понимания идейного содержания оригинала, точно, художественно и с истинным вдохновением воссоздаваемого средствами богатейшей русской речи.

Сокращения, используемые в комментариях

* АД *

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ Комментарии

1 Земную жизнь пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу,

Утратив правый путь во тьме долины.

В середине марта на ярмарке «Книги России» была вручена ежегодная премия, а вернее антипремия «Абзац» за издания, которые не отвечают требованиям современного книгоиздания по части перевода, редактуры и корректуры. Экспертный совет, определяющий «лауреатов», основывается на читательских мнениях, присланных в редакцию газеты «Книжное обозрение». Итак, кто нынче разозлил российского читателя?

«Абзац» вручается в четырех основных номинациях: «Худшая корректура», «Худший перевод», «Худшая редактура» и «Полный абзац» (за полное попрание всех норм книгоиздания) и одной дополнительной: за «особо циничные преступления против российской словесности». В этом году бронзовая конструкция в виде дважды переломленной ручки (буквой «Z» — знак абзаца в редактуре) на скомканном бумажном листе была вручена:

«Полный абзац» — книга «Led Zeppelin. Иллюстрированная биография» Томаса Гарета (2012, «Астрель») и «Elvis. Иллюстрированная биография» Мэри Клейтон (2012, издательство «Астрель», переводчик Татьяна Сибилева).

«Худший перевод» — «Божественная комедия», «Фауст» и другие произведения классической литературы в переводе Ирины Евсы.

«Худшая редактура» — «Зимняя кость» Дэниэла Вудрелла (2012, «Азбука»; переводчик Максим Немцов).

«Почётная безграмота» — «Иллюстрированная Конституция России» за авторством Натальи Худяковой и Максима Горелова.

Проблемы с переводом — самая частая «тема» в современном книгоиздательстве. А «Худший перевод» — вообще любимая номинация премии; как и в прежние годы, она остается самой популярной.

Издания «Led Zeppelin» Томаса Гарета и «Elvis» Мэри Клейтон покарали за одинаковые проступки — небрежность перевода и редактуры: повторы и пропуски слов, несогласованность падежей существительных и времен глаголов. «Сблизившись с певцом Терри Ридом, Пейджу было указано в направлении Роберта Планта» — цитата из книги о Led Zeppelin. Или: «Грейслэнд стал пристанищем постоянного притока зевак» — из биографии Элвиса Пресли. Примерно такие же «шедевры» перевода получает ежедневно ленивый студент, забивая в онлайн-переводчик текст из учебника.

«Худшая переводчица» Ирина Евса — поэт и переводчик из Харькова. С середины 2000-х годов она перевела все рубаи Омара Хаяма, «Божественную комедию» Данте, «Потерянный» и «Возвращённый рай» Милтона, «Фауста» Гёте и все основные произведения Шекспира. Такая исключительная работоспособность базируется на обычном редактировании классических переводов, срок авторских прав на которые истек. Выпуская собственные переводы, Ирина Евса брала за основу именно те тексты, за использование которых ей не грозило бы взыскание.

Бойкие переводы, бойкая торговля...

Например, «Божественная комедия» оказывается даже без пристального просмотра просто искажённым переводом Д. Д. Минаева (1835-1889). Надо сказать, что перевод Минаева, выполненный поэтом с 1874 по 1879 годы, уже в XIX веке неоднократно подвергался критике. Тяжесть и беспорядочность стихотворного слога отмечали, например, знаменитый русский поэт В. Я. Брюсов и менее знаменитый писатель И. Н. Голенищев-Кутузов. Последний так писал о качестве перевода Минаева: «Стих переводчика тяжел, а культура весьма ограничена <…> в начале минаевского перевода терцины еще кое-как, хромая, идут друг за другом, однако чем дальше, тем перевод становится беспорядочней и хуже».

Кстати, и метод перевода, который использовал Минаев, вряд ли можно назвать приемлемым: переводчик сам не знал ни одного слова по-итальянски (да и вообще ни одного иностранного языка). Чтобы переложить язык итальянской поэмы на русские стихи, он заказывал переводы прозой, а затем уже сам делал стихотворный перевод. При всех огрехах перевода, заслугой Минаева безусловно является знакомство русской читающей публики с произведениями европейской литературы.

Или обратимся к «Вильяму нашему Шекспиру». Известный перевод «Гамлета», выполненный великим князем Константином Константиновичем (1858-1915), не избежал печальной участи попасть в руки любительницы переводить иностранную литературу. Князь работал над переводом с 1889 по 1898 годы, перевод с обширными комментариями в 3-х томах был издан в 1899 году. Перевод неоднократно переиздавался (например, в 2010 году), поэтому «Гамлет» Евсы иначе как плохим переизданием назвать нельзя.

Найдите 10 отличий:

Перевод К. Р.

Пращей и стрел судьбы жестокой или,

Борьбой покончить с ними? Умереть, уснуть —
Не более; и знать, что этим сном покончишь
С сердечной мукою и с тысячью терзаний,
Которым плоть обречена, — о, вот исход
Многожеланный!

Перевод Ирины Евсы:

Быть иль не быть? Вот в чем вопрос. Что выше:
Сносить в душе с терпением удары
Пращей и стрел судьбы жестокой иль,
Вооружившись против моря бедствий,

Затеять битву. Умереть. Уснуть.
И твердо знать, что этим сном покончишь
С сердечной мукой, с тысячью терзаний,
Присущих нашей плоти. Вот исход
Желанный.

Конечно, с авторским правом в России всегда было плохо, но замахнуться на перевод, например знаменитого М. Л. Лозинского (1886-1955) переводчица все же не посмела. А как переводил тексты выдающийся русский переводчик? Шекспира — строка в строку, передавая все интонационные ходы, достигая, казалось бы, невозможной близости оригиналу — ведь английские слова короче русских, а стихотворную строку не растянешь. Ахматова называла Лозинского «несравненным поэтом-переводчиком»; Блок восторженно отзывался: «глыбы стихов высочайшей пробы. Гумилёв считает его переводчиком выше Жуковского».

Лозинский рассказывал, что читать литературные произведения в переводах у них в доме было не принято. Читали всё в подлиннике, если не знали язык, учили язык, а потом читали. «Признаться, я очень мало читал чужие переводы, — писал он. — Как-то всегда хотелось прочесть в подлиннике. Вот почему у меня встречаются очень важные пробелы в знании мировой литературы: то времени не было прочесть, то под рукой был только перевод». Сопоставьте теперь размер бедствия: «переписанные» переводы современных авторов и филигранную работу с подлинниками Лозинского.

В «Истории одного перевода «Божественной комедии» Лозинский писал о подготовке к переложению Данте: изучал поэта и его эпоху; в библиотеках Ленинграда и Москвы прочёл десятки серьёзных сочинений о Данте; в своей личной библиотеке держал много комментированных изданий «Божественной комедии», от Ландино (1481) до Казини-Барби (1944) и Скартаццини-Ванделли (1946). Неясные места поэмы являлись предметом спора комментаторов со всего мира — Лозинскому приходилось делать выбор между толкованиями, в тех случаях, где допускались разные понимания, надо было делать так, чтобы и русский текст мог быть понят двояко или трояко.

«В течение этих семи лет я работал и над другими вещами. На перевод Данте мною потрачено, собственно, 576 рабочих дней, причём бывало, что за целый день я осилю всего 6 стихов, но случалось, что переведу и 69, в среднем же — около 24 стихов в день… Чем глубже я вникал в «Божественную комедию», тем больше преклонялся перед её величием. В мировой литературе она высится как горный кряж, ничем не заслонённый». В 1946 году Лозинский стал первым переводчиком, которому «за образцовый перевод в стихах произведения Данте «Божественная Комедия» была присуждена Государственная (Сталинская) премия I степени.

А переводчик «Фауста» Н. А. Холодковский (1858-1921)? Кропотливая, огромная работа над переводом в течениt более сорока лет! За этот перевод в 1917 г. Академией наук ему была присуждена премия им. А. С. Пушкина. Победительнице премии «Худший перевод» «подправить» этот текст, конечно, вряд ли стоило и года работы. Одновременно в 2009 году выпущены два «Фауста», на одном, обнаружив переводчика, читаем: Н. Холодковский, И. Евса. На другом — уже проще: И. Евса. А и правда, чего уж там…

«Хороших переводчиков сейчас вообще, к сожалению, очень мало, — комментирует председатель жюри «Абзаца», генеральный директор и главный редактор «Книжного обозрения» А. М. Набоков. — Во многом эта проблема связана с тем, что у переводчиков низкие гонорары. Оттого качество сильно страдает».

Конечно, за «пересказ близко к тексту», а точнее к предыдущему переводу, иной бы и деньги брать постеснялся. Но удивляет регулярность, с которой издательства наподобие ЭКСМО переиздают подобные бездарные переводы. И, по-видимому, даже их заказывают. Наверное, если постараться, можно найти в происходящем и что-то хорошее: на «Озоне» в огромном количестве лежат книги мировой классики в плохом переводе — красивые, хорошо иллюстрированные издания. Возможно, после обнародования «Абзаца» 2013 года, кто-то вспомнит о необходимости смотреть не только на название книги и красивую обложку. Ведь тех, кто читает на языке оригинала, нынче немного.