Волчек интервью. Интервью с галиной волчек

Она руководит знаменитым театром «Современник» уже в течение 39 лет. И руководит успешно: театр остается не просто популярным, но и актуальным. Галина Борисовна разрушает стереотип о том, что женщина не может стоять во главе театра и держать в узде таких творческих личностей, как Марина Неелова, Чулпан Хаматова, Валентин Гафт, Сергей Гармаш

Фотография: Максим Арюков

Галина Волчек не вступала в партию, не дружила с нужными людьми, не подсиживала коллег. Что же позволяет ей вот уже 45 лет возглавлять один из лучших театров страны?

— Галина Борисовна, как вы относитесь к тому, что многие нынешние молодые актеры стремятся получить все здесь и сейчас?

— Сегодня у людей, переступающих порог театрального училища, есть абсолютно четкое представление о том, чего они должны добиться. Именно должны, а не хотят. А вот каким способом, уже мало для кого важно. Конечно, есть молодые актеры, которые с трепетом относятся к делу, но в целом отношение к театру, к профессии меня не сильно радует. Наверное, виной всему это уродство: «Я, Зин, такую же хочу!» — то есть желание быть похожей на «звезд». Но там это слово произросло естественно, из другой жизни. А когда я читаю у нас «звезда», «райдер», то ничего, кроме раздражения, не испытываю. Вот почему-то Алену Бабенко никто не называет звездой, все говорят «прекрасная актриса».

— При этом вы всегда отпускаете актеров на съемки в кино и телепроектах…

— Да, я не раз благословляла своих актрис в «Ледниковый период». Я вообще к этому проекту отношусь с большим интересом. Ни Алена Бабенко, ни Чулпан Хаматова в прошлой жизни не были фигуристками, но достигли потрясающих результатов. И я понимаю, что, по крайней мере, мои актрисы пошли туда не ради денег и пиара.

— У вас есть свой способ борьбы со звездной болезнью актеров?

— Я очень тяжело это переношу. И бьюсь головой о стену (улыбается), потому что сделать ничего не могу. В разное время и с разной степенью тяжести этой болезни подвержены все. Как-то прочитала замечательную фразу: «Звездная болезнь — это мания величия, только без госпитализации», она плохо лечится и очень заразна: если кому-то можно, почему нельзя мне?! Это превращается в уродливейшее явление. Хорошо помню, как кричал: «Каботинство и звездность погубят театр!» Так же считали Станиславский и Товстоногов…

— Что еще вас может вывести из равновесия?

— Любая несправедливость. Однажды, с моей точки зрения, чудовищно обошлись с двумя нашими монтировщиками, абсолютно безотказными работниками. Они даже заслужили право на ошибку, но они не ошиблись, а их хотели отстранить от работы. Я, конечно же, вмешалась, причем очень активно. Помню, много лет назад, еще в 1980-е, мы с подругами ехали из бани. Лица у всех красные, на голове платки, чтобы не простудиться. Я сидела за рулем своих «Жигулей», а подруги ехали в машине сзади. И тут меня останавливает милиционер и заставляет дышать в трубку. А я в то время была еще депутатом. Подъезжают мои подруги Лариса Рубальская и Тата — Татьяна Тарасова: «Вы что, ее не узнали?! К тому же она депутат, вы не имеете права ее останавливать». Тот удивился, почему я не сказала, что депутат. «А почему я должна говорить? — возмутилась я. — Значит, депутатам одно, а всем остальным — другое?! Нет уж, поедемте дуть в трубку!» (Смеется.)

— Интересно, бескомпромиссность — качество врожденное или приобретенное?

— Думаю, что с таким характером я родилась. При этом я очень терпелива. Но когда терпение заканчивается, меня уже не остановить.

— Вы можете назвать себя победителем?

— Честно говоря, я об этом не думала. Господи, да какой я победитель… Хотя не буду лукавить: я счастливый человек. В доме, где родилась, живу всю жизнь и в этом театре работаю всю жизнь. Карьеру делать не пыталась, даже в партию не вступила. Мне многое удавалось. Я палец о палец не ударила, для того чтобы получить эту должность, — настоял коллектив театра. Я ничего не сделала, для того чтобы быть первым советским режиссером, приглашенным в Америку. Правда, многие не могли мне этого простить.

Я счастливая, что говорить, — у меня прекрасный сын!

— У вас с Денисом не утрачена близкая связь?

— Утрачена, конечно. Иначе не бывает.

— Это вас расстраивает?

— Очень! Но все попытки матерей что-то изменить наивны. У него своя жизнь, свои интересы, друзья, семья. Слава богу, что мы все-таки видимся.

— Со временем сильно изменился ваш ближний круг?

— Практически нет. Появились новые приятели, знакомые, люди, которым я благодарна, — а я умею быть благодарной за отношение, верность, дружбу. Но новых друзей у меня нет. Я вообще верю во взаимную любовь. Поэтому и живу одна. Никто не сказал, что это хорошо. Это так, и все. С близкими друзьями — например, с Татьяной Анатольевной Тарасовой, с которой мы видимся крайне редко, потому что она такая же замотанная, как я, — у нас одинаковое отношение друг к другу. Мы обе знаем, что, если, не дай бог, кому-то из нас понадобится помощь, мы найдем друг друга. Много ли у меня таких людей? Нет.

— Галина Борисовна, вы смотрите телевизор?

— Я очень полюбила документальный жанр. Не пропускаю новостные программы и сразу вижу, придуманная это история или правда. А вот сериалы не смотрю.

— Даже если там играют ваши любимые актеры?

— Все равно. Даже не могу сказать почему, но меня это так раздражает, что я сразу переключаю канал.

— Какие качества вы цените в людях?

— Например, искренность. У всех нас есть маски, но нельзя позволить им прирасти. Терпеть не могу притворство, жеманность, любую неестественность. Могу простить даже хамство. А уж если человек извинился и я почувствую, что это искренне, прощу обязательно.

— Многие боятся, что искренность может обернуться им же во вред…

— Не знаю (улыбается), я позволила себе роскошь быть такой, какой хочу. Я тоже могу обидеть и потом извиниться — перед своей домработницей, перед сыном — всегда…

— А сами обижаетесь?

— Да, я же нормальный человек. Обижаюсь на несправедливость, предательство, злость.

— Галина Борисовна, если отвлечься от творчества: что вас сейчас больше всего радует?

— Маленькие дети. Многие знают, что, если я не в настроении, достаточно показать мне маленького ребенка. Я обожаю общаться с детьми, даже с крошечными. А уж если малышу года три — вообще замечательно! Люблю просто наблюдать за людьми, пытаюсь понять, почему человек такой. Из этого складывается моя работа. Мне нравится ездить, «менять картинку».

— Вам важно, с кем?

— Ой, это самое главное! Когда-то одна американская старушка мне сказала: «Что у вас за стремление обязательно выходить замуж? Разве плохо иметь трех-четырех подобных себе подруг и путешествовать?» Но «себе подобных» сложно найти (смеется).

— Вы не задумывались о том, что люди с возрастом, по сути, не меняются?

— Да, характер — это дело врожденное. Так же, как и талант. Можно научиться ремеслу, а стать талантливым невозможно.

— А что пришло или, наоборот, от чего избавились вы?

— Мое счастье в том, что Бог лишил меня самовлюбленности. Мне не нравится собственное изображение отчасти поэтому я перестала сниматься. Я вообще редко смотрюсь в зеркало.

— При этом одеты вы всегда очень стильно…

— Это другое — я просто не переношу отсутствия вкуса.

— Вы завидуете молодым, тому, что у них все впереди?

— Никогда не завидовала ролям, внешности, хорошей фигуре или богатству, которых у меня никогда не было. Я завидую только физическому здоровью. Вижу бегущую женщину ненамного моложе меня, с прямой спиной, не хромающую, и думаю: какая счастливая!

— Если бы у вас была машина времени, в какой период вы бы вернулись?

— (Задумывается.) Наверное, в то время, когда родился сын, в самое начало «Современника», чтобы еще раз испытать эмоции, которые даже трудно описать словами.

Видео с Галиной Волчек:

Расскажите, пожалуйста, как можно подробнее о том, как появился журнал: кто начинал делать его с вами (и кто делал его с вами в разное время); как вы его видели, когда только начинали; как это видение изменялось с годами (если менялось). Если вы в явной форме ставили себе какие-то задачи, то выполнены ли они и насколько?

Есть известная групповая фотография Бориса Смелова, сделанная вскоре после основания «Митиного журнала», - запечатлены его вдохновители (Аркадий Драгомощенко , Лин Хеджинян) и первые читатели, рассевшиеся так, что возникает намек на заседание редколлегии парижских «Последних новостей». Не знаю, был ли этот снимок на недавней выставке Смелова в Эрмитаже, но в каких-то сборниках его воспроизводили. Я там, согнувшись в три погибели, стою сбоку в странном наряде - в белых джинсах и расшитом золотыми нитями узбекском халате. Так я ходил по городу - сейчас бы никто и головы не повернул, но в Ленинграде 1985 года лошади начинали нести, а милиционеров сражали инфаркты.

Помню чувство, что мы - астронавты, попавшие на планету Обезьян, в фильм Эда Вуда. Недавно я смотрел запись программы «Время» 1984 года, на две трети занятой одним сюжетом: К.У. Черненко посещает завод «Серп и молот». Это страшная вещь. «Зомби, повешенный на веревке от колокола» - сказка о Золушке по сравнению с этой телепередачей. Когда я слышу, как писатель Елизаров , поводя воловьими очами, рассуждает о метафизике советского космоса, очень хочется отправить его на этот завод «Серп и молот», чтобы ему там раз и навсегда оборвали бретельки.

Конечно, было скучно с людьми старого подполья, которых прищемил Сталин, нужен был новый язык. Нашими кумирами были Гай Давенпорт и Кэти Акер. Первые переводы Давенпорта, которые я потом взял в знаменитый сборник «Изобретение фотографии в Толедо», публиковались в «МЖ». Смешно, что тогда никто не замечал педофилический подтекст его историй. С Сэлинджером было то же самое: конечно, сегодняшний читатель сразу понимает, что Сэлинджер педофил, а тогда никому это и в голову не приходило.

Еще одна книга, которой мы тогда увлекались, - «Кровавая баня в средней школе» Кэти Акер. Этот роман тогда запретили в Германии, а в Англии он вызвал фурор и породил известную дискуссию о постмодерне и плагиате. Я до сих пор думаю, что это замечательная вещь.

- Это о переводной литературе. А что происходило рядом?

Из внутренних литературных событий важным было появление Алексея Парщикова , я тогда первый напечатал его поэму о Полтавской битве (это третий номер «МЖ», лето 1985 года), вскоре появились Сорокин и Пригов , и одна из первых публикаций Сорокина (представьте, как звучал «Кисет» в 1986 году) была в «МЖ». Тогда все двигалось, мир был жидким и прозрачным, так что вполне естественным казался номер, где проза некрореалистов соседствовала с новыми стихами Бродского (известный его текст «Представление», который он передал нам через Володю Уфлянда):

Прячась в логово свое
волки воют «E-мое».

Вообще тогда была поддержка со всех сторон - от Никиты Струве до Энди Уорхола. И сотой доли такой поддержки я не чувствую сегодня.

А что же все-таки с выполнением задач, если они, конечно, были. Я понимаю, что тогда, видимо, так не стоял вопрос, но что-то же у вас было в голове? Вот сейчас я сделаю такой журнал - и? Появится новый язык? Все станут читать Кэти Акер? Волки спрячутся в логово? И, кстати говоря, куда девалась прозрачность?

Это было сопротивление. Почему партизан взорвал мост? Зачем на стене написано «НБП»? Почему облили краской норковую шубу? Это был мир, где тебя унижали каждую секунду, где все определялось негативной селекцией, где скоты глумились над людьми. Какие задачи ставят восставшие в гетто?

Недавно, когда умерла Елена Шварц , я писал некролог и вспомнил сцену, которую совсем не хотел бы вспоминать: как она выступала перед бегемотом из Союза писателей, неким «поэтом Ботвинником», гнуснейшим тупицей. Она читала замечательно, булыжники поняли бы, что это великие стихи, - но бегемот сказал: не печатали и не будем печатать, вы кощунственно сравниваете блокадных детей с мухами в янтаре.

Вот была наша задача: истребление тиранов, истребление ботвинников.

Меня вообще спасло чудо. Сейчас все позабыто, но ведь последнее дело по 70-й статье (антисоветская агитация и пропаганда) было возбуждено в Ленинграде ныне преуспевающим г-ном Черкесовым в 1988 году. А первый номер «Митиного журнала» вышел вообще до воцарения Горбачева, в самые темные времена, через несколько месяцев после приговора Михаилу Мейлаху , которого судили как раз за то, чем мы занимались. Надо сказать, что я вел себя совершенно безумно, просто не понимал опасности. Точнее, я чувствовал себя неизмеримо выше всех и был уверен, что они не осмелятся что-то со мной сделать. И странным образом оказался прав.

Ну ладно журнал, но у меня дома был склад запрещенной литературы, которую я раздавал направо и налево. И у меня было много знакомых западных дипломатов, вообще ко мне ходили толпы иностранцев, мы переправляли рукописи за границу - так никто тогда не жил, это было совершенно скандальное поведение. Конечно, началась слежка, провели тайный обыск, допрашивали всех вокруг, начали закручивать дело. Причем решили к политическим статьям добавить уголовные. Сюрреалистическое обвинение - они хотели доказать, что я через немецкое посольство провез электроорган для группы «Аквариум»! (Тогда это считалось экономическим преступлением.) Осенью 1986 года началось известное американо-советское шпионское дело, были высланы дипломаты, в том числе один мой хороший знакомый, и по всему ясно было, что и за меня вот-вот возьмутся. Я тогда готовил одну небольшую публикацию в официальном журнале - совершенно невинную, про Державина. И вдруг редактор, опустив глаза, мне говорит: «Из КГБ приказали ваше имя не упоминать». И в последний момент статью подписали псевдонимом. А это означало одно - готовится арест.

И вот я жду ареста, а где-то сбоку идет оттепель, и Сергей Курехин мне говорит, что телевидение ему заказало песню. Это было невероятно, потому что никакого Курехина, конечно, по телевизору не показывали. Да и песен он прежде не писал. И вот нужно срочно написать песню, и Курехин просит, чтобы я сочинил стихи, потому что я его любимый поэт. И я пишу песню, совершенно идиотскую, в духе «Торжества земледелия» - песню про небольшую лошадь. Но предупреждаю Курехина, что мое имя запрещено упоминать. И он передает это заказчикам. А они обещают выяснить в КГБ. Проходит месяц, никаких известий нет, и вот выходит эта передача. «Музыкальный ринг», «Музыкальный киоск»? Что-то такое. Поют разные Муслимы Магомаевы, а нашей песни все нет. И вдруг под занавес появляется несчастный певец (не буду называть его имя, чтобы не смущать) и начинает петь эту ужасную, бредовую песню про небольшую лошадь. И возникает надпись: музыка Курехина, слова Волчека. И я понимаю, что меня не арестуют.

Вы спрашивали, куда делась прозрачность? Ее выпил капитализм.

Вы говорили в одном из интервью, что в восьмидесятые годы, когда начинался проект, область запретного была необыкновенно широка, а потом она начала быстро сужаться. Насколько радикализация (на внешний взгляд) издания связана с этим сужением, а насколько - с изменением ваших собственных предпочтений. Вообще, как эволюционируют ваши собственные интересы в области литературы и насколько прямо эта эволюция отражается в составе авторов журнала?

Если говорить о той иерархии, которую я для себя придумал, о моем Cафоне, горе Собраний (или можно вообразить Вавилонскую башню, изображенную Брейгелем), то на вершине должен восседать стометровый платиновый маркиз де Сад - великий освободитель - и время от времени щелкать хлыстом.

Мои вкусы не особенно эволюционировали, я всегда любил арбуз, но возможностей стало гораздо больше. Посмотрите каталог издательства «Колонна», не буду все перечислять. Больше всего я доволен, что получилось выпустить несколько книг Габриэль Витткоп (вероятно, главной продолжательницы великого дела де Сада) и Пьера Гийота.

Ради чего? Ну, предположим, ради просвещения (lucem ferre ). Но это внешняя цель, а есть и внутренняя - делать то, что вздумается. На последней странице последнего номера стоят слова из «Книги Закона». Их все знают, но можно и повторить: Do What Thou Wilt Shall Be the Whole of the Law . Это мой, Митин журнал, моя частная коллекция.

Насколько «Митин журнал» является инструментом культурной политики, а насколько - инструментом вашей рефлексии над культурным пространством, языком, какими-то еще вещами? Или все эти вопросы совсем бессмысленны, а просто журнал - одна из манифестаций вашей, Дмитрия Волчека, личной свободы, и всё?

- К большому моему удовольствию, журнал, да и все издательство не имеют никакого отношения к российской культурной политике. С подпольных времен у меня сохранилась твердая уверенность, что с этим государством ни в какой его форме дел иметь нельзя. Ты взял у них три страшных медяка, поехал с делегацией во Франкфурт, встал рядом с пластмассовой березой под портретом Лужкова, и все - у тебя между глаз опухоль, и она тебя съест.

Моими наставниками в этом смысле были прихожане Истинно-православной церкви. Когда катакомбников начали выпускать из лагерей, я познакомился с некоторыми, и на меня произвели величайшее впечатление рассказы о том, например, как они отказывались ездить на поездах, потому что на паровозе была прислужниками Сатаны нарисована красная пентаграмма, и шли сотни километров пешком.

ВОЛЧОК— русская марка одежды, созданная Василием Волчком в мае 2014 на почве любви к искусству и уличной культуре. THE WALL взял интервью у основателя культового бренда, набирающего с каждым днем все большую популярность.

На прошедшей неделе моды в Париже Эвелина Хромченко (прим. ред. эксперт моды, ведущая программы « Модный приговор» ) и директор отдела моды Vogue Ольга Дунина появились в твоей футболке « ЮНОСТЬ» , чем вызван такой ажиотаж к твоему бренду со стороны, казалось бы, не твоей аудитории?

На самом деле, я сам был удивлён, когда мне написал сначала один стилист, потом помощник стилиста. Это было такое « окей, классно». Чем вызван интерес, честно, не знаю, общими тенденциями, наверное, удачей и (смеётся) талантом.

Расскажи, пожалуйста, историю создания бренда ВОЛЧОК.

Если начинать совсем издалека — у меня был свой секонд. Я из Питера возил винтажные олимпийки, сумки, кеды. Старался находить новые вещи с бирками ещё тех времён, что-то подшивал, прибавлял нолик и продавал. У меня был паблик Вконтакте — через него продавал, а потом, когда переехал в Питер, мы совместно с ребятами открыли магазинчик. Там я познакомился с Андреем Дугиным (прим.ред. создатель российской марки МЕЧ clothing). Смотрел, как он продвигает свой бренд. Я помогал ему с видео- и фотосъемками, вдохновлялся его любовью к своему делу. В то время я завёл паблик, который стал для меня мудбордом: я туда собирал картинки и все остальное, что, как мне казалось, может помочь в создании будущего проекта. Там же набирал аудиторию, чтобы, когда я выпустил футболки, было кому показать и продать. Я тогда работал на 2*2, зарплаты не особо хватало, чтобы квартиру в центре снимать, поэтому я начал искать другие пути заработка. Думаю, катализатором выпуска вещей стала энергия, которую мне негде было выпустить.

Была какая-то стратегия/бизнес-план?

Я слышал, что такое существует, но это не про меня (смеётся ).

Жертвы ради проекта — они были?

Очень трудно создавать все с нуля и своими силами. Я продал всю свою фотоаппаратуру, понял, что это не моё. Вложил 60к в первый тираж футболок, который раздарил друзьям. Потом пошли заказы, отзывы хорошие. Спустя три месяца после создания я участвовал в Faces&Laces (прим.ред. ежегодный фестиваль, посвященный экстремальному спорту, музыке, уличному искусству) и понял, что моё хобби можно монетизировать и сделать главным делом.

Твой основной круг друзей — дизайнеры? Люди из модной индустрии?

У меня есть старые друзья, которые никак не связаны с этим, но мы с ними нечасто видимся. Это что-то вроде старых одноклассников. А так, все окружающие меня люди креативные: режиссеры, художники, фотографы.

Твое образование архитектора помогает в этой сфере?

Да, немного. Я вот магазины, интерьеры сам придумываю и делаю.

Думаю нет, у нас абсолютно разные аудитории. Я думаю, как себестоимость снизить, чтобы студенты и школьники могли покупать, у Леси все иначе. Мы в разных сферах работаем, у меня вроде про окружающий андеграунд, у неё про душу человека, про женственность в основном.

Какое-то соперничество присутствует между вами?

Нет, наверное. В разговор вмешивается Леся: Соперничества нет, только тот факт, что Вася больше меня зарабатывает, ну это пока (смеются ).

А чем ты, в основном, вдохновляешься?

Социальной проблематикой. Есть какие-то события, про которые ты думаешь: « Блин, это как-то несправедливо» . Часто на выставки хожу, там люди выносят творчество, а я этим вдохновляюсь и создаю что-то новое, что-то своё.

Как думаешь, это каждому под силу — создание собственного контента?

Если хочешь что-то создавать, то надо искренне любить это дело, как Дугин , как я (смеётся ). Нужен некий запас энергии, которую ты можешь потратить. Любовь и энергия, наверное, двигатели процесса, и, в принципе, это может каждый.

Режиссер и актриса Галина Волчек — руководитель и одновременно символ московского театра «Современник». Родилась в творческой семье: ее отец Борис Волчек был кинорежиссером и оператором. Династию продолжил и ее сын Денис Евстигнеев. Детство Галина провела в «киношной среде», ее главным учителем был Михаил Ромм, но ее судьбой стал театр. Будучи самым юным выпускником Школы-студии МХАТ, Волчек вместе со своими однокурсниками участвовала в создании театра «Современник», который возглавил молодой Олег Ефремов. «Современник» и его спектакли были одним из символов хрущевской оттепели 60-х. Когда Олег Ефремов ушел во МХАТ, именно Волчек стала главным режиссером, а потом художественным руководителем театра. Сейчас Волчек почти не играет, но по-прежнему ставит спектакли. В свободное время она шьет одежду — для самой себя. Впрочем, главное хобби Волчек, по ее словам, «делать звезд». Она любит и умеет превращать недавних выпускников в серьезных и больших артистов. Участник проекта «Сноб» с декабря 2008 года.

Псевдоним

Волчок

День рождения

Где родилась

Москва

У кого родилась

Отец - Борис Израилевич Волчек, известный кинорежиссер и оператор, профессор, лауреат четырех Госпремий.

«Я считаю себя очень счастливым человеком, и может быть в первую очередь потому, что я выросла с папой и с Роммами».

Мать - Вера Исааковна Маймина, окончила сценарный факультет ВГИКа, в последние годы работала кассиром в театре «Современник».

«Мама... была чуть-чуть эгоистичной, царствие ей небесное. Хотя все материнские чувства у нее были, но выражены они были в своеобразной форме. Она немножко наслаждалась своей властью надо мной, тем самым меня, конечно, угнетая. Я ее и побаивалась, она как бы зажимала меня своим воспитанием. Я отлично помню ее интонации. Когда другие родители рассказывали про своих детей, как они, например, бегают яблоки воровать - а дело было в Алма-Ате, в эвакуации, - моя мама с невероятной гордостью говорила: "А моя Галя около дома играет в классики!" Потом я ненавидела таких детей, какой сама была - аккуратно играющих в классики. Поэтому в 13 лет, когда я созрела, была смущена и возмущена, то с юношеским максимализмом решила этот вопрос: остаться с папой».

Где и чему училась

Окончила Школу-студию МХАТ.

«Как я стала актрисой… Папа этого очень не хотел. Я думаю, что все дурные приметы этой профессии, он насмотрелся на них во время работы, хотя он преклонялся, обожал артистов и которых снимал, и которых не снимал. Но он боялся, что я такой артисткой не буду...»

Где и как работала

Первая роль в кино - в фильме Григория Козинцева "Дон Кихот", режиссерский дебют - постановка спектакля "Двое на качелях", который с успехом шел в "Современнике" более 30 лет.

«Вера Петровна Марецкая, встретив меня в доме отдыха в Рузе, спросила: "Галя! Мне сказали, ты собираешься заниматься режиссурой. Неужели ты будешь всю жизнь ходить в мужском костюме и с портфелем подмышкой?" Таков был стереотип профессии режиссера, которого я, видимо, подсознательно ужасно боялась. И я пообещала Вере Петровне, что к каждой премьере я буду шить новое платье и никогда не надену мужской костюм и не возьму портфель».

«Слова "режиссер" нет в женском роде, что вполне естественно. Это занятие требует нечеловеческого терпения, которым редко обладает женщина. ...Режиссер соединяет в себе и психолога, и психотерапевта, и экстрасенса, и гипнотизера».

Была главным режиссером, а затем стала художественным руководителем "Современника". Ставила спектакли в театрах Германии, Финляндии, Ирландии, США, Венгрии, Польши и других стран. Преподавала за рубежом.

«Меня просто труппа приговорила к тому, чтобы я на это пошла. Я отказывалась. …Я как будто предвидела все сложности, которые в моей жизни появятся, но мне ребята, я как сейчас эти интонации помню, говорили: "Мы тебе будем помогать. Нет, ты должна согласиться! Ты обязана, иначе театр… Но будет трудно". И я, согласившись на эту судьбу, понимала, что эта роль руководителя - она все равно роль обидчика. Какой бы человек ни был - все равно…»

Вместе с другими выпускниками Школы-студии под руководством своего бывшего преподавателя Олега Ефремова организовала Студию молодых актеров, которая впоследствии была преобразована в театр "Современник".

Что такого сделала

Вместе с другими выпускниками Школы-студии (Лилия Толмачева, Евгений Евстигнеев, Игорь Кваша и Олег Табаков) в 1956 году под руководством своего бывшего преподавателя Олега Ефремова организовала Студию молодых актеров из которой вырос театр «Современник».

Достижения

В Хьюстоне (США) поставила пьесу Рощина "Эшелон" с труппой американских актеров. Это было первое приглашение советского режиссера в США.

«Я в Америке сумела с их артистками, которые и про войну-то не слышали, или слышали опосредованно, поставить "Эшелон" так, что они стали похожи на русских баб».

Дела общественные

Была депутатом Госдумы от фракции "Наш дом - Россия", но добровольно сложила с себя полномочия.

«Я отказалась от всех предложений многих партий играть в эти игры. Мой опыт вхождения в политику и человеческий, и режиссерский, показал, что серьезное существование в политике ведет к потере главного - человеческих отношений. А это для меня самое ценное».

Общественное признание

Лауреат Государственной премии СССР, Народная артистка СССР. Награждена орденами Трудового Красного Знамени и «За заслуги перед Отечеством» IV степени.
После успешных гастролей на Бродвее «Современник» был удостоен общенациональной премии США в области драматического искусства Drama Desk Award.

Известна тем, что…

Редко играет в кино и на сцене, но каждая роль становится событием.

«Вот говорят: столько лет вы не играете. Да я играю столько, сколько никому не снилось, все роли в "Современнике" мои...»

Приглашает молодых режиссеров ставить спектакли в «Современнике».

Мне интересно

придумывать и шить наряды

«В двенадцатом часу ночи позвонила своей приятельнице и попросила принести ножницы, иголку и нитку. На ее робкий вопрос, нельзя ли подождать до утра, твердо ответила: "Нельзя!" Она подумала, что нужно срочно зашить рваную рану и примчалась. Вместе мы колдовали над моделью. Эта блузка была такой безумной красоты, что когда я на следующий год впервые поехала в Америку на постановку, она страшно понравилась хозяйке театра, и в итоге я ее подарила».

Люблю

хорошие духи

«Единственное, что у меня есть всегда, в любой период жизни - хороший, плохой - это духи. Единственное, что я понимаю, перед чем я рабствую…»

путешествия и новые впечатления

«Кто-то расслабляется в спорте, кто-то в алкоголе. Я расслабляюсь от "смены картинки", от возможности пожить в непривычных условиях. А еще я путешествую из-за своих болячек, периодически мне необходимо оказаться там, где легко дышать - причем не в переносном, а в буквальном смысле. Мне нужен чистый, хороший воздух».

людей

"Самый большой дар, который мне дал Господь, - это любить людей. Я их люблю, они мне интересны. Я могу зацепиться за какую-нибудь старушку и с ней простоять полчаса на улице, в самом неожиданном месте".

актеров своего театра

«Чтобы продолжать их любить, я не смотрю сериалы. А если в поисках аналитической программы случайно натыкаюсь на знакомые лица, то панически начинаю переключать канал».

Ну, не люблю семья

Сын - Денис Евстигнеев, кинорежиссер.

«Сын для меня - тема особая. Так сложились наши отношения, что он мой главный советчик, самый строгий зритель и судья. Не могу выпустить спектакль, пока его не посмотрит Денис».

И вообще…

«Я считаю себя счастливым человеком. С одной стороны, линия моей жизни крутая, со взлетами и падениями, переживаниями, с другой стороны - такая прямая. Удивительно, поскольку я всю жизнь занимаюсь своим любимым делом, родилась в этом доме, который называется "Современник", и прожила в нем всю жизнь».

«Я произвожу впечатление сильной, и мне это часто говорят или думают, что раз она занимает такое положение, она руководитель, - значит железобетонная. Мне много раз говорили: "Железная леди наша!" Из тех, кто меня мало знает…»

Лия Ахеджакова, актриса: «Галина Борисовна умеет подтолкнуть к сильному чувству, подвести к эмоциональному взрыву. Как режиссер знает в этом толк и умеет разбередить даже самого холодного актера. А если артист темпераментный, то обязательно приведет к мощному выплеску чувства. Она не крушит индивидуальность, но пытается сбить с привычного звучания. Убрать штамп, прорваться к открытию».