Исторические взгляды л. н

Война 1812 года взгляд Л.Н.Толстого
Л. Н. Толстой был участником Севастопольской обороны. В эти трагические месяцы позорного поражения русской армии он многое понял, осознал, как страшна война, какие страдания она несет людям, как ведет себя человек на войне. Он убедился в том, что истинный патриотизм и героизм проявляется не в красивых фразах или ярких подвигах, а в честном выполнении долга, военного и человеческого, несмотря ни на что.
Этот опыт сказался в романе «Война и мир». В нем нарисованы две войны, которые во многом противопоставлены друг другу. Война на чужой территории за чуждые интересы шла в 1805—1807 годах. И истинный героизм солдаты и офицеры проявляли лишь тогда, когда понимали нравственную цель сражения. Вот почему они стояли героически под Шенграбеном и позорно бежали под Аустерлицем, как вспоминает князь Андрей накануне Бородинского сражения.
Война 1812 года в изображении Толстого носит совершенно другой характер. Над Россией нависла смертельная опасность, и в действие вступили те силы, которые автор и Кутузов называют «народным чувством», «скрытой теплотой патриотизма».
Кутузов накануне Бородинского сражения, объезжая позиции, увидел ополченцев, надевших белые рубахи: они были готовы к смерти за Родину. «Чудесный, бесподобный народ», — с волнением и слезами произнес Кутузов. В уста народного полководца вложил Толстой слова, которые выражают его мысли.
Толстой подчеркивает, что в 1812 году Россию спасли не отдельные личности, а усилия всего народа в целом. По его мнению, в Бородинском сражении была одержана русскими нравственная победа. Толстой пишет, что не только Наполеон, но и все солдаты и офицеры французской армии испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял в конце сражения так же, как и в начале его. Французы были морально сломлены: оказывается, русских можно убить, но не победить. Адъютант докладывает Наполеону со скрытым страхом о том, что французская артиллерия бьет в упор, а русские продолжают стоять.
Из чего же складывалась эта непоколебимая сила русских? Из совместных действий армии и всего народа, из мудрости Кутузова, чья тактика — «терпение и время», чья ставка прежде всего на дух в войсках. Эта сила складывалась из героизма солдат и лучших офицеров русской армии. Вспомните, как ведут себя солдаты полка князя Андрея, поставленные в резерв на пристрелянном поле. Их положение трагично: под непреходящим ужасом смерти они стоят более восьми часов без еды, без дела, теряя людей. Но князю Андрею «делать и приказывать было нечего. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Если отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались». Вот пример того, как выполнение долга перерастает в подвиг.
Эта сила складывалась из патриотизма не на словах, а на деле лучших людей из дворянства, таких как князь Андрей. Он отказался служить в штабе, а взял полк и во время сражения получил смертельную рану. И Пьер Безухов, сугубо штатский человек, едет в Можайск, а затем и на поле сражения. Он понял смысл фразы, которую услышал от старого солдата: «Всем народом навалиться хотят... Один конец сделать. Одно слово — Москва». Глазами Пьера дана картина сражения, героизм артиллеристов на батарее Раевского.
Эта непобедимая сила складывалась из героизма и патриотизма москвичей, которые покидают родной город, как ни жалко им оставлять на погибель свое имущество. Вспомним, как Ростовы покидали Москву, стараясь увезти на подводах самое ценное из дома: ковры, фарфор, одежду. А потом Наташа и старый граф решают отдать подводы раненым и все добро сгружают и оставляют на разграбление врагу. В то же время ничтожный Берг просит одну подводу, чтобы вывезти из Москвы прекрасный шкаф, который он купил задешево... Даже во время патриотического подъема никогда не обходится без бергов.
Непобедимая сила русских складывалась из действий партизанских отрядов. Один из них подробно описан Толстым. Это отряд Денисова, где самый нужный человек — Тихон Щербатый, народный мститель. Партизанские отряды уничтожали наполеоновскую армию по частям. На страницах IV тома возникает образ «дубины народной войны», которая поднялась всей грозной и величественной силой и гвоздила французов, пока не кончилось их нашествие, пока в душе народа чувство оскорбления и мести не сменилось чувством презрения и жалости к поверженному врагу.
Толстому ненавистна война, и он рисует не только картины сражений, но и страдание всех людей на войне, будь то враги или нет. Отходчивое русское сердце подсказало, что можно пожалеть обмороженных, грязных, голодных французов, взятых в плен. Это же чувство и в душе старого Кутузова. Обращаясь к солдатам Преображенского полка, он говорит, что пока французы были сильны, мы их били, а теперь и пожалеть можно, ведь тоже люди.
У Толстого патриотизм неотделим от гуманизма, и это естественно: простым людям война всегда была не нужна.
Итак, Толстой рисует войну 1812 года как народную, Отечественную, когда на защиту Родины поднялся весь народ. И сделал это писатель с огромной художественной силой, создав грандиозный роман-эпопею, которому нет равных в мировой литературе.

Евгений Шейнман

«... таинственные силы, двигающие
человечество (таинственные потому,
что законы, определяющие их
движение, неизвестны нам), продолжали
свое действие»
Л.Н. Толстой, «Война и мир»

Эти строки – одни из первых в эпилоге к «Войне и миру». Гениальный роман Льва Николаевича был одним из самых любимых среди нескольких книг в юности, которые я перечитывал постоянно. В одном из самых популярных российских ток-шоу, которые вел Петр Толстой (слышал, что он является потомком великого писателя), речь шла об образовании, встала одна девушка, что, мол, мы не хотим читать «Войну и мир», нам это скучно! Никто из присутсвующих не ужаснулся, не возмутился, раздавались даже сочувственные реплики...
Не знаю, обратили ли внимание на эпилог все, кто читал когда-то роман. Вообще-то, мысли о том, что движет историю, разбросаны по всему роману, но в эпилоге они сконцентрированы и,собственно, эпилог является как бы отдельным философским произведением, довольно значительным по объему (более 100 страниц), состоящим из двух частей. И если в первой части довольно весомая часть еще посвящена основным персонажам романа, то вторая часть является чисто философским трактатом. Я давно мечтал «разобраться» с этим эпилогом отдельно от романа, все не решался, но вот собрался...
Перед тем, как взять роман в руки, дай, думаю, посмотрю в интернете, что есть по вопросу, заявленному в заголовке статьи. Каково же было мое изумление, когда обнаружилось, что значительная часть сайтов ссылается на Л.Н. Толстого!
Основные мысли этих сайтов примерно следующие: личность может мало. История, по мнению писателя, действует в мире как естественная природная сила. Ее законы, подобно законам физическим или химическим, существуют независимо от желаний, воли и сознания тысяч и миллионов людей. Именно поэтому, считает Толстой, невозможно объяснить что-либо в истории, исходя из этих желаний и воль. Он утверждает, что нельзя объяснять развитие исторических событий волей, желаниями, поступками отдельных великих людей – «исторических личностей». История, по Толстому, - результат совпадения интересов и поступков множества людей, составляющих народную массу.
В совсем еще «свежей» статье Игоря Смирнова «История и ее Другое» («Звезда», 2016, №6) автор делает небольшую ссылку на «Войну и мир»: «По убеждению Льва Толстого, обоснованному им в философской добавке к «Войне и миру», история постоянно результирует в своем содержании свободу человеческого воления, которую разум напрасно пытается задним числом формализовать, навязывая изменениям жизненных обстоятельств свойство необходимости. Уравнивая историческую энергию со свободой от предзаданности (от Провидения), Толстой, казалось бы, ясно видит, чем отличаются друг от друга homo historicus и homo ritualis. Однако в своей импликативной глубине историософский эпилог «Войны и мира» придает эмансипаторным актам тот же характер «вечного возвращения», какой имеют обрядовые действия». Все понятно?
Вот еще один стилистический образчик из этой же работы: «История сказала все о себе уже в своей исходной точке. Парадоксальным образом она тотальна с самого начала, еще не успев пройти через все свои перипетии. Это положение отчетливее прочих сформулировал в 1923г. Лев Карсавин, по идее которого историю порождает из себя один и тот же «стяженный всеединый субъект», доказывающий свое всегдашнее присутствие в эмпирически расподобленном времени самосовершенствованием. История, подвергнутая циклизации, оценивается не только оптимистически, но и как regressus ad infinitum, как никогда не побеждающая своe скольжение по нисходящей линии». Значительную часть этой работы читаешь так, как будто она написана на иностранном языке. Вот такой современный язык философии (статья проходит под рубрикой «Философский комментарий»)
Мой любимый философ и литературовед Михаил Эпштейн в своей статье «Пауза и взрыв»(«Звезда», 2016, №1)говорит об истории так: «История все меньше подчиняется законам детерминизма, ограничивающим темп общественной эволюции, и все больше отвечает управляемо-взрывному типу мышления, когда парадигмальные сдвиги происходят не раз в столетия, в виде революций, а постоянно, в форме ускоряющейся эволюции. История все более интеллектуализируется, становится серией мыслительных событий, происходящих уже не столько во временной последовательности, сколько одновременно, как взрывное расширение цивилизации, экспансия мысли во всех направлениях. Происходит синхронное зарождение множества новых концептов, идей, методов, дисциплин, которые выводят за пределы самой истории как сюжетного, нарративного типа цивилизационной динамики (одно следует за другим). .. теперь история становится танцем черных лебедей - непредсказуемых событий, аномалий, вдруг становящихся ростками новых систем. Мы входим в турбулентное поле, состоящее из точек бифуркации. ...». Как говорится, ясности не добавляет...
Недавно я наткнулся на статью Аллы Латыниной о романе Алексея Варламова «Мысленный волк». Статья называется «Кто управляет историей?»(Н.Мир, 2014, №9). Обрадовался – вот, думаю, нашел – ведь заголовок почти, как у меня, только вместо "кто" у меня "что" ... Увы, этот многообещающий заголовок оказазался только фигурой речи.
Как вам нравятся современные высказывания по истории? Нет уж, буду искать ответ на поставленный мной вопрос у Льва Николаевича. Итак...
Предмет истории есть жизнь народов и человечества. Непосредственно уловить и обнять словом –описать жизнь не только человечества, но одного народа,представляется невозможным.
На вопросы о том: каким образом единичные люди заставляли действовать народы по своей воле и чем управлялась сама воля этих людей, историки разрешали эти вопросы верою в непосредственное участие божества в делах человечества. Новая история отвергает это положение в теории, но следует им на практике. Вместо людей, одаренных божественной властью, руководимых божественной волею божества, новая история поставила или героев, одаренных необыкновенными, нечеловеческими способностями, или просто людей самых разнообразных свойств, от монархов до журналистов. Новая история пришла к признанию того, что народы руководятся единичными людьми, и, что существует известная цель, к которой движутся народы и человечество. Если вместо божественной власти стала другая сила, то надо объяснить, в чем состоит эта новая сила, ибо в этой силе и и заключается весь интерес к истории.
Какая сила движет народами? Этот вопрос как нельзя более актуален и сейчас, когда миллионные массы людей из бедственных стран бегут в благополучные страны. Толстой же имел ввиду движение вооруженных масс наполеоновских войск с запада на восток, и обратное их движение, преследуемые русскими войсками с востока на запад. Возвращаемся к толстовскому вопросу. Одни историки понимают эту силу как власть, присущую героям и владыкам. Однако, одни и те же события эти историки описывают часто противоположным способом. Другие историки признают эту силу как результат разнообразных направленных многих сил. Они большей частью употребляют понятие о власти как о силе, самой по себе производящей события. По их изложению, историческое лицо есть произведение своего времени, и власть его есть произведение своего времени, и власть его есть произведение различных сил, и власть его есть сила, производящая событие. Третьи историки – историки культуры, видят эту силу в так называемой культуре, в умственной деятельности. Можно допустить, что между умственной силой и движением народов есть что-то общее, но ни в коем случае нельзя допустить, по мнению Толстого, чтобы умственная деятельность руководила действиями людей. Неизбежность понятия о власти для объяснения исторических явлений доказывают сами историки.
Власть эта не может быть той непосредственною силою физического преобладания сильного существа над слабым, преобладания,основанного на приложении или угрозе приложения физической силы, как власть Геркулеса; она не может быть также основана на преодолении нравственной силы. История показывает нам, что ни Людовики, ни Метернихи, управляющие миллионами людей, не имели никаких особенных свойств силы душевной, а, напротив, были по большей части нравственно слабее каждого из милллионов людей, которыми они управляли. Очевидно, что источник этой власти должен находиться вне лица, в тех отношениях к массам, в которых находится лицо, обладающее властью. Власть есть совокупность воль масс, перенесенная выраженным или молчаливым согласием на избранных массами правителей. Однако, здесь есть много противоречивого. Если сила, двигающая народами, лежит не в исторических лицах, а в самих народах, то в чем же состоит значение этих исторических лиц? Исторические лица, говорят историки, выражают собою волю масс: деятельность исторических лиц служит представительницею деятельности масс. Но,в таком случае, является вопрос, вся ли деятельность исторических лиц служит выражением воли масс, или только известная сторона ее? Встречаясь с этим затруднением, историки придумывают самое неясное, неосязаемое и общее понятие, над которым возможно подвести наибольшее число событий, и говорят, что в этом понятии состоит цель движения человечества. Самые обыкновенные, принимаемые почти всеми историками общие понятия – это свобода, равенство, просвещение,прогресс, культура.
Однако деятельность миллионов людей, переселяющихся, сжигающих дома, сжигающих друг друга и т.д. никогда не выражается в описании деятельности десятка лиц, не сжигающих дома, не истребляющих друг друга. Это будет история монархов и писателей, а не история жизни народов.
Жизнь народов не вмещается в жизнь нескольких людей, ибо связь связь между этими несколькими людьми и народами не найдена. Теория о том, что связь эта основана на перенесении совокупности воль на исторические лица, есть гипотеза, не подтверждаемая опытом истории. Теория перенесения воль масс на исторические лица есть только перифраза – только выражение другими словами вопроса: какая причина исторических событий? Власть. Что есть власть? – Власть есть совокупность воль, перенесенных на одно лицо. При каких условиях переносятся воли масс на одно лицо? – При условиях выражения лицом воли всех людей. То есть власть есть власть. То есть власть есть слово, значение которого нам непонятно.
Мы не можем принимать власть за причину событий. Власть, с точки зрения опыта, есть только зависимость, существующая между выражением воли лица и исполнением этой воли другими людьми. Приказание не может быть ни в каком случае причиною события, между тем и другим существует известная определенная зависимость. Чтобы понять эту зависимость, надо учесть, что сам приказывающий человек участвует в событии. Это-то отношение приказывающего к тем, кому он приказывает, и есть именно то, что называется властью.
Из всех тех соединений, в которые складываются люди для совершения совокупных действий, одно из самых резких и определенных есть войско. Всякое войско составляется из низших по военному званию чинов –рядовых, которых всегда самое большое количество, далее капралов(имеются ввиду времена Отечественной войны 1812 года), унтер-офицеров, которых число меньше первого, из еще высших офицеров, число которых еще меньше, и т.д. до высшей военной власти, которая сосредотачивается в одном лице.
Солдат сам непосредственно колет, режет,жжет,грабит и всегда на эти действия получает приказание от вышестоящих лиц, сам же никогда не приказывает. Унтер-офицер реже совершает само действие, чем солдат, но уже приказывает. Офицер еще реже совершает само действие и еще чаще приказывает. Генерал уже только приказывает идти войскам, указывая цель, и почти никогда не употребляет оружия. Полководец уже никогда не может принимать участия в самом действии и только делает общие распоряжения о движении масс. То же отношении лиц между собой обозначается во всяком соединении людей для общей деятельности – в земледелии, торговле, производстве и т. д. Это-то отношение лиц, приказывающих, к тем, которым они приказывают, и составляет сущность понятия, называемого властью. По самому свойству своему приказывающие принимают наименьшее участие в самом событии, их деятельность исключительно направлена на приказывание. Тот, кто больше приказывал, вследствие своей деятельности словами, очевидно, мог меньше действовать руками. Без этого не мог быть объяснен самый простой вопрос, возникающий при рассмотрении каждого события: каким образом миллионы людей совершают совокупные преступления, войны убийства и т.д.?
Итак, что есть власть? «Власть есть такое отношение известного лица к другим лицам, в котором лицо это тем менее принимает участие в действии, чем более оно выражает мнений, предположений и оправданий совершаюшегося совокупного действия».
Какая сила производит движение народов? «Движение народов производит не власть, не умственная деятельность, даже не соединение того и другого, как то думали историки, но деятельность всех людей, принимающих участие в событии и соединяющихся всегда так, что те, которые принимают наибольшее прямое участие в событии, принимают на себя наименьшую ответственность, и наоборот».
Надо признать, что это толстовское определение не добавляет оптимизма в понимание исторических событий. Какая же все-таки деятельность всех людей приводит к тем или иным событиям? Толстой, описывая движение народов, имел ввиду движение вооруженных масс, к которым естественно применимо и понятие власти и других видов деятельности, о которых писал Толстой. А как же нынешнее великое переселение народов в благополучные страны? Можно, конечно, объяснить это извечным стремлением людей к лучшей жизни. Но почему это происходит в таких масштабах именно сейчас? Ведь никто никому не приказывал, не проявлял власти, все происходит как бы стихийно, а стихийно ли? Ответ ищут...
История относится к человеку, «человек же, который есть предмет истории, прямо говорит: я свободен и потому не подлежу законам. Присутствие хотя не высказанного вопроса о свободе воли человека чувствуется на каждом шагу истории». Вот откуда это неясное чувство, откуда в памяти у меня всплыло это понятие, которое послужило причиной написания моей предыдущей статьи «Свобода воли есть?»! Толстой считает, что все противоречия, неясности истории, тот ложный путь, по которому идет эта наука, основаны только на неразрешимости этого вопроса. Если воля каждого человека была бы свободна, то есть,если каждый мог бы поступить так, как ему захотелось, то вся история есть ряд бессвязных случайностей. Если же есть хоть один закон, управляющий действиями людей, то не может быть свободной воли, ибо тогда воля людей подлежит этому закону. В этом противоречии, утверждает он, заключается вопрос о свободе воли, с древнейших времен занимавший лучшие умы человечества.
Глядя на человека, как на предмет наблюдения, говорит Толстой, мы находим общий закон необходимости, которому он подлежит также, как все существующее. Глядя же на него из себя как на то, что мы сознаем, мы чувствуем себя свободными. Правда, что-то до боли знакомое? Помните, мы учили по диамату: «Свобода есть осознанная необходимость»? Мне всегда казалось, что это высказывание Энгельса, ну, на худой конец, Гегеля. Покопался в интернете, в одном месте встретил, что, вроде бы это высказывание Спинозы. В современных концепциях о свободе воли термина «необходимость» я не встретил, эквивалентом этого понятие есть, очевидно, «детерминизм».
Хорошо выразился Шопенгауэр(беру это из своей предыдущей статьи «Свобода воли есть?): допустим, человек способен совершить выбор между двумя «хочу» по собственному произволу, но способен ли человек выбирать, чего ему хотеть? Каким образом совершается данный выбор? В зависимости от своих приоритетов, вы выбираете, опираясь на свои принципы, на свою логику, на свое чутье, на головную боль от вчерашних похождений - и чувствуете в этом реализацию собственной свободы. Но, откуда взялись ваши принципы? Почему вам важна логика? Почему вы доверяете своей интуиции? Откуда исходят ваши эмоции? И почему головная боль склоняет вас к тому, а не иному выбору? Выбирали вы свой характер или он сформировался как-то сам собой? Получается, что,если свобода выбора у нас и есть, это ничего не меняет - каждый выбор предопределен сложной предысторией нашей жизни и, в каждой конкретной ситуации, совершенно непредсказуем. Мы можем убедить себя и окружающих, что четко знаем, почему совершаем тот или иной поступок, но достаточно будет нескольких вопросов, чтобы со всей отчетливостью обнаружить, что мы не знаем причин собственного выбора, а только подгоняем свершившийся факт под выгодные нам объяснения.
Толстой вводит в свои рассуждения понятия «сознание» и «разум». Сознание это есть совершенно отдельный и независимый от разума источник самопознания. Через разум человек наблюдает сам себя; но знает он сам себя только через сознание.
Удивительно, но эти, казалось бы,абстрактные расуждения, находят экспериментальное подтверждение в современной науке! В 1980 году Бенджамин Либет, нейропсихолог из Калифорнийского университета, провел эксперимент, опровергающий традиционные представления, которые заключаются в том, что мы считаем, что простейшее движение, например, поднятие руки, происходит в следующей последовательности: сначала сознание принимает решение, мозг передает его нейронам, отвечающим за управление телом, затем нейроны передают команду мышцам. Либет же считал, что сознание и мозг действуют одновременно. Или мозг действует первым, а уже потом решение доходит до сознания (очевидно, в данном случае мозг можно интерпретировать в качестве разума, как у Толстого).
Известны также эксперименты группы Хайнеса. Они доказывают, что за много секунд до того, как нам кажется, что мы приняли решение, оно уже было принято нашим мозгом. В изложении большинства средств массовой информации работа группы Хайнеса представляется как полное исключение возможности свободной воли. Откуда происходят наши желания? Рассуждения по этому вопросу содержатся в книге Cэма Харриса «Свобода воли, которой не существует»: «Ежесекундно наш мозг перерабатывает огромное количество информации, из которой нами осознается лишь малая толика. Хотя мы постоянно замечаем происходящие в нас перемены - в мыслях, настроении, восприятии, поведении и т.д., мы ничего не знаем о стоящих за ними нейрофизиологических механизмах. На самом деле мы весьма посредственные наблюдатели в том, что касается нашей собственной жизни. Часто окружающие люди по выражению лица и тону голоса лучше понимают наше состояние и мотивы поведения, чем мы сами. Обычно я начинаю день с чашки кофе или чая, иногда с двух чашек. Сегодня утром я выпил кофе (две чашки). Почему не чая? Понятия не имею. Мне больше хотелось кофе, чем чаю, и я мог совершенно свободно получить то, что хотел. Был ли этот выбор осознанным? Нет. Выбор за меня совершили механизмы в мозге, причем таким образом, что я, субъект, якобы осознающий свои мысли и действия, не мог ни проконтролировать этот выбор, ни повлиять на него. Мог ли я «передумать» и приготовить чай прежде, чем сидящий во мне кофеман поймет, куда ветер дует? Да, но это тоже был бы бессознательный импульс. Почему он не возник сегодня утром? Почему он может возникнуть в будущем? Я не знаю». (Прошу прощения у читателя, но этот кусок я взял также из своей предыдущей работы). Но переходим опять к Толстому...
Все стремления людей, все побуждения людей к жизни есть суть стремления к увеличению свободы. Богатство-бедность, слава-неизвестность, власть –подвластность, сила- слабость, здоровье-болезнь, образование –невежество, труд-досуг, сытость –голод, добродетель- порок суть только большие или меньшие степени свободы. Как должна быть рассматриваема прошедшая жизнь народов и человечества, - как произведение свободной воли или несвободной деятельности людей? Вот вопрос истории.
Какое бы мы ни рассматривали представление о деятельности многих людей или одного человека, мы понимаем ее не иначе, как произведением отчасти свободы человека, отчасти законов необходимости. Отношение свободы к необходимости уменьшается и увеличивается, смотря по той точке зрения, с которой рассматривается поступок; но отношение это всегда остается обратно пропорциональным.
Чем дальше переносимся мы назад в рассматривании событий, тем меньше они представляются нам произвольными. Чем дальше назад мы переносим в истории предмет наблюдения, тем сомнительнее становится свобода людей, производивших события, и тем очевиднее закон необходимости. Не кажется ли вам, читатель, что здесь действует как бы теория относительности, согласно которой результат зависит от позиции наблюдателя?
Если мы рассматриваем такое положение человека, в котором связь его с внешним миром наиболее известна, период времени суждения от времени совершения поступка самый большой и причины поступка наидоступнейшие, то мы получаем представление о наибольшей необходимости и наименьшей свободе. Если мы рассматриваем человека в наименьшей зависимости от внешних услоовий, если действие его совершается в ближайший момент к настоящему, и причины его действия нам недоступны, то мы получим представление о наименьшей необходимости и наибольшей свободе. Мы никогда не можем себе представить ни полной свободы, ни полной неоходимости.
«Разум выражает законы необходимости. Сознание выражает сущность свободы... Свобода есть содержание, необходимость есть форма... Только при соединении их получается ясное представление о жизни человека.... Все, что мы знаем о жизни людей, есть только известное отношение свободы к необходимости, то есть сознания к законам разума». По-моему, эти рубленные толстовские определения можно понять только на интуитивном уровне...
В истории, то, что известно нам, мы называем законами необходимости; то, что неизвестно, - свободой. Свобода для истории есть только выражение неизвестного остатка от того, что мы знаем о законах жизни человека.
По мнению Толстого, для истории признание свободы людей как силы, могущей влиять на исторические события, то есть не подчиненной законам, есть то же, что для астрономии признание свободной силы движения небесных сил.
«Для истории существуют линии движения человеческих воль, один конец которых скрывается в неведомом, а на другом конце которых движется в пространстве, во времени и в зависимости от причин сознание свободы людей в настоящем. Чем больше раздвигается перед нашими глазами это поприще движения, тем очевиднее законы этого движения. Уловить и определить эти законы составляет задачу людей истории». Вот, думаю, сейчас Толстой и расскажет об этих законах. Правда, смущает то, что до конца эпилога остается совсем немного – всего несколько страниц, беспокоюсь – успеет ли? С нетерпением продвигаюсь к концу повествования, где же?
Но надежды тают с приближением последних строк. Читаем дальше: «Отыскание этих законов уже давно начато, и те новые приемы мышления, которые должна усвоить себе история, вырабатываются одновременно с самоуничтожением, к которому вся дробя и дробя причины явлений, идет старая история». Далее следует важный вывод Толстого о непознаваемости первичных причин исторических явлений: «И если история имеет своим предметом изучение движения народов и человечества, а не описание эпизодов из жизни людей, то она должна, отстранив понятие причин, отыскивать законы...»
Для истории трудность признания подчиненности личности законам пространства, времени и причин состоит в том,чтобы отказаться от непосредственного чувства независимости своей личности. «Правда, мы не чувствуем нашей зависимости, но, допустив нашу свободу, мы приходим к бессмыслице; допустив же свою зависимость от внешнего мира, времени и причин, приходим к законам... Необходимо отказаться от сознаваемой свободы и признать неощущаемую нами зависимость». Это последняя строчка эпилога. Не дождался. Мы пришли к первым строкам эпилога, взятыми мной в качестве эпиграфа. Открыты ли сейчас эти законы или нет – это уже выходит за пределы моего анализа философского трактата гениального писателя, поэтому дальше я не продолжаю. Предоставляю это другим.

Всюду в романе мы видим отвращение Толстого к войне. Толстой ненавидел убийства - безразлично, во имя чего эти убийства совершаются. Нет в романе и поэтизации подвига героической личности. Одно лишь исключение - эпизод Шенграбенского сражения и Тушина. Описывая войну 1812 года, Толстой поэтизирует коллективный подвиг народа. Изучая материалы войны 1812 года, Толстой пришел к выводу, что как бы ни была отвратительна война с ее кровью, гибелью людей, грязью, ложью, иногда народ вынужден вести эту войну, который может быть мухи не тронет, но если на него нападает волк, защищаясь, убивает этого волка. Но убивая, он не испытывает наслаждения от этого ине считает, что совершил нечто достойное восторженного воспевания. Толстой раскрываетпатриотизм русского народа, не пожелавшего воевать по правилам со зверем - французским нашествием.

Толстой с презрением говорит о немцах, в которых инстинкт самосохранения личности оказался сильнее инстинкта сохранения нации, то есть сильнее патриотизма и с гордостью говорит о русских людях, для которых сохранение их «я» было менее важным, чем спасение отечества. Отрицательными типами в романе являются и те герои, которые откровенно равнодушны к судьбам родины (посетители салона Курагиной), и те, которые прикрывают это равнодушие красивой патриотической фразой (почти все дворянство за исключением небольшой его части - людей типа Кутузова, Андрея Болконского, Пьера, Ростовых), а также те, для кого война - удовольствие ( , Наполеон).

Самыми близкими для Толстого являются те русские люди, которые, сознавая, что война - дело грязное, жестокое, но в некоторых случаях необходимое, без всякой патетики делают великое дело спасения родины и не испытывают, убивая врагов никакого наслаждения. Это - Кутузов, Болконский, Денисов и многие другие эпизодические герои. С особенной любовью Толстой рисует сцены перемирия и сцены, где русские люди проявляют жалость к поверженному врагу, заботу о пленных французах (призыв Кутузова к армии в конце войны - пожалеть обмороженных несчастных людей), или, где французы проявляют человечность в отношении русских (Пьер на допросе у Даву). Это обстоятельство связано с главной идеей романа - идеей единства людей. Мир (отсутствие войны) объединяет людей в единый мир (одну общую семью), война разделяет людей. Так в романе идея патриотическая с идеей мира, идеей отрицания войны.

Несмотря на то, что взрыв в духовном развитии Толстого произошел после 70-х годов, в зачаточном состоянии многие позднейшие его взгляды и настроения можно обнаружить и в произведениях, написанных до перелома, в частности в «Войне и мире». Этот роман издан за 10 лет до перелома, и весь он, особенно в том, что касается политических взглядов Толстого - явление момента переходного для писателя и мыслителя. В нем и остатки старых взглядов Толстого (например, на войну), и зародыши новых, которые впоследствии станут определяющими в этой философской системе, что получит название «толстовство». Взгляды Толстого менялись даже на протяжении его работы над романом, что выразилось, в частности, в резком противоречии образа Каратаева, отсутствующего в первых вариантах романа и введенного лишь на последних этапах работы, патриотическим идеям и настроениям романа. Но вместе с тем этот образ вызван был не прихотью Толстого, а всем развитием морально-этических проблем романа.

Своим романом Толстой хотел что-то очень важное сказать людям. Он мечтал силою своего гения распространить свои воззрения, в частности взгляды на историю, «на степень свободы и зависимости человека от истории», хотел чтобы его взгляды стали всеобщими.

Как Толстой характеризует войну 1812 года? Война - преступление. Толстой не делит сражающихся на нападающих и обороняющихся. «Миллионы людей совершали друг против друга такое бесчисленное количество злодеяний…, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления».

А какова же по мнению Толстого причина этого события? Толстой приводит различные соображения историков. Но ни с одним из этих соображений не соглашается. «Всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам… одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события…». Огромное, страшное явления - война, должно быть порождено такой же «огромной» причиной. Толстой не берется найти эту причину. Он говорит, что «чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в природе, тем они становятся для нас неразумнее, непонятнее». Но если человек не может познать законы истории, значит, он не может повлиять на них. Он - бессильная песчинка в историческом потоке. Но в каких границах человек все же свободен? «Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем свободнее, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы». Это - ясное выражение тех мыслей, во имя которых создан роман: человек свободен в каждый данный момент поступить как ему угодно, но «совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение».

Человек не в состоянии изменить течение роевой жизни. Это жизнь стихийная, а значит, не поддающаяся сознательному воздействию. Свободен человек только в личной жизни. Чем более он связан с историей, тем менее он свободен. «Царь - есть раб истории». Раб не может командовать господином, царь не может влиять на историю. «В исторических событиях так называемые люди суть ярлыки, дающие наименование событию, которое, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самим событием». Таковы философские рассуждения Толстого.

Сам Наполеон искренне не хотел войны, но он раб истории - отдавал все новые распоряжения, ускоряющие начало войны. Искренний лжец Наполеон уверен в своем праве грабить и уверен, что награбленные ценности - его законная собственность. Восторженное обожание окружало Наполеона. Его сопровождают «восторженные крики», перед ним скачут «замиравшие от счастья, восторженные… егеря», он кладет подзорную трубу на спину «подбежавшего счастливого пажа». Здесь царит одно общее настроение. Французская армия - это тоже какой-то замкнутый «мир»; у людей этого мира свои общие желания, общие радости, но это «ложное общее», оно основано на лжи, притворстве, грабительских устремлениях, на несчастьях чего-то другого общего. Причастность к этому общему толкает на глупые поступки, превращает человеческое общество в стадо. Влекомые единой жаждой обогащения, жаждой грабежа, потерявшие внутреннюю свободу, солдаты и офицеры французской армии искренне верят, что Наполеон ведет их к счастью. А он, в еще большей степени раб истории, чем они, возомнил себя Богом, ибо «для него было не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира… одинаково поражает и повергает людей в безумие самозабвения». Людям свойственно создавать кумиров, а кумиры с легкостью забывают, что не они создали историю, а история создала их.

Как непонятно, почему Наполеон дал приказ о нападении на Россию, так непонятны и действия Александра. Все ждали войну, «но ничего не было готово» к ней. «Общего начальника над всеми армиями не было. Толстой как бывший артиллерист, знает, что без «общего начальника» армия попадает в тяжелое положение. Он забывает скептическое отношение философа к возможности одного человека повлиять на ход событий. Он осуждает бездействие Александра и его придворных. Все их стремления «были направлены только на то, чтобы… приятно провести время, забыть о предстоящей войне».

Толстой ставит Наполеона в один ряд с Анатолем Курагиным. Для Толстого - это люди одной партии - эгоистов, для которых весь мир заключен в их «я». Художник раскрывает психологию личности, уверовавшей в свою безгрешность, в безошибочность своих суждений и поступков. Он показывает, как создается культ такой личности и как сама эта личность начинает наивно верить во всеобщую к ней любовь человечества. Но у Толстого очень редки однолинейные характеры.

Каждый характер строится на определенной доминанте, но его не исчерпывается. Луначарский писал: «Все положительное в романе «Война и мир» - это протест против человеческого эгоизма, тщеславия … стремление поднять человека до общечеловеческих интересов, до расширения своих симпатий, возвысить свою сердечную жизнь». Наполеон олицетворяет этот человеческий эгоизм, тщеславие против которых выступает Толстой. Наполеону чужды общечеловеческие интересы. Это - доминанта его характера. Но Толстой показывает и другие его качества - качества опытного политика и полководца. Конечно, Толстой считает, что царь или полководец не может познать законов развития и тем более повлиять на них, но вырабатывается умение разбираться в обстановке. Чтобы воевать с Россией, Наполеону нужно было узнать хотя бы командиров вражеской армии, и он их знал.

Произведение Л. Н. Толстого “Война и мир” было задумано как повествование о жизни некоторых вымышленных героев из высшего общества, но постепенно оно превращалось в эпопею, включающую не только описания реальных событий начала XIX века, но и целые главы, задача которых – донести до читателя философские воззрения автора. Обращаясь к изображению истории, Толстой был вынужден знакомиться с разнообразными материалами по интересующей его эпохе. Позиция ни одного из современных писателю ученых не могла удовлетворить человека, желавшего во всем “дойти до корня”. У автора “Войны и мира” постепенно складывается своя концепция исторического развития, которую было необходимо изложить, чтобы открыть людям “новую истину”, сделать яснее логику романа.
Одной из первых проблем, с которой столкнулся писатель, стала оценка роли личности и масс в истории. И если в начале создания “Войны и мира” основное внимание уделялось отдельным героям, то по мере изучения войны 12-го года Толстой все больше убеждался в определяющей роли народа. Во второй части эпилога основная мысль, которой проникнуто все повествование, была сформулирована так: “…чем непосредственнее люди участвуют в совершении действия, тем менее они могут приказывать и тем их большее число… чем меньше то прямое участие, которое люди принимают в самом действии, тем они больше приказывают и тем число их меньше…” Идея о том, что действия масс определяют историю, находит подтверждение во многих эпизодах романа. Так, победу в Шенграбенском сражении русским войскам приносят отнюдь не удачные распоряжения князя Багратиона, который “…только старался делать вид, что все, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников… делалось… согласно с его намерениями”, а действия “маленького” капитана Тушина, а также осознание всеми необходимости этого боя для спасения армии. Тогда же, когда рядовой солдат не видел цели сражения, как это было при Аустерлице, на неблагоприятный исход не могло повлиять ни знание немецким командованием местности, ни продуманная диспозиция, ни присутствие императоров. Особенно хорошо видно определяющее значение духа войска в Бородинском сражении, когда русские смогли доказать свое моральное превосходство над врагом, несмотря на интриги в штабе Кутузова и неудобство позиции.
По мнению Толстого, задача личности состоит в том, чтобы не мешать естественному ходу истории, “роевой” жизни народа. Это понимает Багратион, и доказательством может служить его поведение во время Шенграбенского сражения, это знает Кутузов, чувствующий момент, когда необходимо дать грандиозное сражение, позволяющий себе принять решение об оставлении Москвы, видящий смысл только в войне освободительной. О главнокомандующем русской армии верно скажет князь Андрей: “У него не будет ничего своего”. Но высказывания Толстого о созерцательности полководца не следует понимать как признание его беспечности. Кутузову принадлежит идея удачного маневра в 1805 году, он же “придумывал все возможные случайности” в 1812 году. Главное отличие “светлейшего” от Наполеона не в бездеятельности русского командующего, а в осознании стариком того, что его приказы не являются определяющими для хода истории.
Преклонение перед “роевой” жизнью народа, отрицание значения личности заставляет Толстого свою любимую героиню, Наташу, наделить изначальной близостью к народу, лучших героев, таких, как Пьер и Андрей, шаг за шагом вести к сближению с ним. И хотя никто из персонажей не потеряет своей индивидуальности, одним из важнейших критериев в оценке людей для писателя будет их родство с патриархальным крестьянством, понимание естественного течения жизни.
Говоря о позиции Толстого по поводу роли личности в истории, мы неминуемо приходим к описанию противоречий в концепции автора “Войны и мира”.
С одной стороны, один из основополагающих тезисов – “человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общественных целей”. По мнению Толстого, естественно то, что “большая часть людей того времени не обращала никакого внимания на общий ход дел, а руководилась только личными интересами настоящего”. С другой стороны, все герои романа разделены на две группы. К первой из них принадлежат все те, кому небезразлична судьба Родины, чья жизнь переворачивается во время войны 1812 года, чей “личный интерес” непосредственно связан с “общим ходом дел”. Это старый князь Болконский, собирающий ополчение, готовящийся к защите Лысых Гор от французов, Ростовы, отдающие свои подводы под раненых, Петя, Николай, Андрей, Пьер, видящие цель своей жизни в участии в Отечественной войне.
Ко второй половине относятся те, чья жизнь не изменяется с началом войны, никак от нее не зависит. Это псевдопатриоты из петербургского салона А. П. Шерер и посетители дома Элен, симпатизирующие Наполеону и французам, Берг, озабоченный покупкой шифоньерки во время оставления жителями Москвы, Борис, интересующийся только повышением по службе. Все они осуждаются автором именно за безразличие к общему делу. Идеальной же личностью становится Кутузов, понимающий глубокий смысл происходящего.
Продолжая рассуждать о философии истории в романе и о видении Толстым взаимоотношений личности и масс, мы выходим за рамки собственно исторической концепции и вынуждены обратиться к космогонии автора “Войны и мира”. Чтобы лучше понять позицию писателя, надо вспомнить образы “водяного глобуса” и “идеальной капли” – Платона Каратаева, в котором вообще не было ничего личного. Это расширяет наше представление о том месте в мире, которое Толстой отводил отдельному человеку, но немного добавит к пониманию взглядов создателя романа на историю.
Не только проблема роли личности поднимается в “Войне и мире”. В эпопее важное место отводится рассуждениям об общем характере развития жизни. Говоря об этой части историко-философских отступлений романа, часто употребляют термин “фатализм”. Существует и традиционная ошибка: многие считают, что Толстой склонен рассматривать все происходящее как неизбежное и подчиненное воле Бога. В действительности это лишь одна из точек зрения, с которыми спорит писатель, точно так же, как полемизирует с гегелевским доисторизмом – учением об исторической необходимости, которое прокладывает себе путь через массу случайностей. Концепция, предлагаемая читателю, состоит в следующем: развитие жизни подчинено неким законам. От следования им нет никаких отклонений, ибо, по Толстому, даже одно исключение уничтожает правило. Законы истории пока недоступны людям, поэтому возникает понятие судьбы, фатума, которое заменяет собой всю совокупность непознанных причин. Доказывая свои взгляды, касающиеся развития общества, Толстой вновь обращается к отдельной личности. Писатель определяет соотношение свободы и необходимости в жизни каждого, делает вывод об иллюзорности первой и лишь затем говорит об определяющем значении закономерности в глобальном масштабе. Такой путь от частного к общему в рассуждениях Толстого – лучший пример пристального внимания писателя к человеку. Автор “Войны и мира” считал, что и предметом истории скорее должен быть один день из чьей-либо жизни, чем целые эпохи.
От необходимости, определяющей жизнь, Толстой не делает перехода к возможности безответственности и инертности. Напротив, герой эпопеи обязан действовать и согласовывать свои поступки с моральными нормами, которые являются абсолютным мерилом всего происходящего, в том числе деятельности исторических лиц; таких изначально безнравственных событий, как войны. В доказательство хочется вспомнить негативную оценку автором Наполеона, думающего о величии, но забывающего “о добре, простоте и правде”. Великий император уподобляется в романе ребенку, дергающему за тесемки, привязанные внутри кареты, и думающему, что он правит. Отрицательно относится Толстой и ко всем изображаемым войнам, кроме благородной освободительной народной борьбы с захватчиками в 1812 году. “Война и мир” развенчивает представления о существовании так называемой исторической целесообразности, о том, что цель может оправдывать средства, вообще традиционные взгляды на историю. Взамен читателю предлагается стройная система, отвечающая на два основополагающих вопроса. Толстой пишет об определяющем значении для развития жизни согласованных действий отдельных людей, а не замыслов “героев”, о существовании непреложных законов, пока не познанных, но подчиняющих себе все. По мнению писателя, главная задача ученых – открыть закономерности и вывести историю на принципиально новый уровень.

(Пока оценок нет)

Другие сочинения:

1. В романе Л. Н. Толстого “Война и мир” затронуты важные вопросы, интересовавшие в то время русское общество. Один из них – взгляд на историю. Кто управляет ей? Толстой стремился ответить на этот вопрос своим романом. Итак, какая же сила движет Read More ......
2. “Война и мир” была написана в 60-е годы XIX века. Правительство Александра I отменило крепостное право, но не дало крестьянам земли, они бунтовали. Россия и Запад, исторические судьбы России и ее народа – это были самые злободневные вопросы времени. Они Read More ......
3. В “Войне и мире” Толстой поднял вопрос о роли личности и народа в истории. Перед Толстым стояла задача – осмыслить художественно и философски войну 1812 г.: “Правда этой войны в том, что она выиграна народом”. Увлекшись мыслью о народном характере Read More ......
4. Л. Н. Толстой в романе “Война и мир” намеренно избегал героизации образа русского полководца. Кутузов является представителем народа, обычным русским человеком, способным понять желания и стремления народа. Народ боялся за свое будущее, за свободу и независимость своей страны. И в Read More ......
5. Роман Льва Николаевича Толстого “Война и мир” широкая историческая эпопея с большим количеством героев и самыми разнообразными событиями. И для того чтобы разобраться в этом многообразии, я внимательно и вдумчиво читала роман. Страницы, которые посвящены философским размышлениям, я не пролистывала, Read More ......
6. Нет величия там, где нет простоты, добра и правды. Л. Н. Толстой Великий писатель и философ Лев Николаевич Толстой, справедливо полемизируя с учеными, создавшими культ великой личности, исторического героя, по воле которого совершаются мировые события, утверждает, что ход мировых событий Read More ......
7. Художественный прием антитезы – стержень романа-эпопеи “Война и мир”, пронизывающий буквально все произведение. Противопоставлены философские понятия в заглавии романа, события двух войн (войны 1805- 1807 годов и войны 1812 года), сражения (Аустерлицкое и Бородинское), социумы (Москва и Петербург, светское общество Read More ......

Многим интересно, каким же было отношение Толстого к войне. Понять это достаточно просто. Нужно лишь прочитать роман «Война и мир». В процессе станет совершенно понятно, что Толстой ненавидел войну. Писатель считал, что убийство - это самое гнусное из всех возможных преступлений, и его невозможно ничем оправдать.

Сплоченность народа

Не заметно в произведении и восторженного отношения к военным подвигам.

Хотя есть одно исключение - отрывок о Шенграбенской битве и поступке Тушина. Изображая Отечественную войну, автор восхищается сплоченностью народа. Людям пришлось объединиться, чтобы общими силами выступить против врага.

Народ вынужден обороняться

Что же думал Толстой о войне? Давайте разбираться. Перебирая материалы, в которых были отражены события 1812 года, писатель понял, что, несмотря на всю преступность войны с ее многочисленными смертями, реками крови, грязью, предательством, иногда люди вынуждены сражаться. Возможно, этот народ в иные времена и мухе бы не причинил вреда, но если на него набрасывается шакал, он, защищаясь, прикончит его. Однако во время убийства он не чувствует никакого удовольствия от этого и не думает, что данный поступок достоин восхищения. Автор показывает, насколько любили свою Родину солдаты, вынужденные воевать с противником.

в романе

Отношение Толстого к войне, конечно, интересно, но еще любопытнее, что он говорил о наших врагах. Писатель с пренебрежением отзывается о французах, которые больше пекутся о своем собственном «я», чем о нации - они не отличаются особым патриотизмом. А русским людям, по мнению Толстого, присуще благородство и самопожертвование во имя спасения Родины. Отрицательными героями в произведении являются также те лица, которые совершенно не думают о судьбе России (гости Элен Курагиной) и люди, скрывающие свое безразличие за напускным патриотизмом (большинство дворян, не считая некоторых достойных личностей: Андрея Болконского, Ростовых, Кутузова, Безухова).

Кроме того, писатель откровенно плохо относится к тем, кто наслаждается войной - Наполеону и Долохову. Так быть не должно, это противоестественно. Война в изображении Толстого настолько страшна, что удивительно, как эти люди могут получать от сражений удовольствие. Насколько жестокими нужно быть для этого.

Благородные люди и гуманные поступки в романе

Писателю по душе те люди, которые, понимая, что война - это отвратительно, подло, но иногда неизбежно, без всякого пафоса встают на защиту своей страны и не получают никакого наслаждения, убивая противников.

Это Денисов, Болконский, Кутузов и многие другие лица, изображенные в эпизодах. Отсюда становится понятным отношение Толстого к войне. С особым трепетом автор пишет о перемирии, когда русские проявляют сострадание к искалеченным французам, гуманном отношении к пленным (приказ Кутузова солдатам на исходе кровопролития - пожалеть поверженных противников, получивших обморожение). Также писателю близки сцены, в которых враги выказывают человечность по отношению к русским (допрос Безухова у маршала Даву). Не стоит забывать о главной идее произведения - сплоченности людей. Когда царит мир, народ, образно говоря, объединяется в одну семью, а во время войны происходит разобщение. В романе также присутствует идея патриотизма. Кроме того, автор превозносит мир и отрицательно высказывается о кровопролитии. Отношение Толстого к войне резко негативное. Как известно, писатель был пацифистом.

Преступление, которому нет оправдания

Что Толстой говорит об Отечественной войне? Он утверждает, что Писатель не разделят солдат на защитников и нападающих. Бесчисленное множество людей чинило столько злодеяний, сколько в иное время не набралось бы за несколько столетий, а что самое ужасное, никто в данный период не расценивал это как нечто непозволительное.

Вот такой и была война в понимании Толстого: кровь, грязь (как в прямом, так и в переносном смысле) и бесчинства, приводящие в ужас любого сознательного человека. Но писатель понимал, что кровопролития неизбежны. Войны были на протяжении всей истории человечества и будут до самого конца его существования, с этим ничего не поделаешь. Но наша обязанность - стараться не допускать злодеяний и кровопролитий, чтобы и мы сами, и наши семьи жили в мире, который, однако, так хрупок. Его нужно беречь всеми силами.